Страница 44 из 49
К примеру, проект содержит ряд суровых инвектив в адрес купечества. Кроме того, автор проекта обосновывает необходимость преобразований ссылками на бедственное положение… крестьян! «Невозможно всех притеснениев бедным крестьянам описать во время приезда их в город» – их обманывают на каждом шагу. Дворянский торговый суд защитит «бедного и несмысленного» крестьянина от купцов. Купцы же по своей природе не склонны к «доброй полиции» (т. е. благоустройству), потому что для них важнее всего барыши: «Хотя б они и со вредом были обществу, но им барыша приносит на копейку три полушки, то он уже всю полицию и добрыя учреждения на оные барыши променяет, а при том и то правда, что, не своровав и не обманя ближняго, таких барышей и получить неможно»[390]. Высокая эффективность земского управления связана с его дворянским характером, поскольку именно дворяне – в отличие от купцов – способны трудиться на «общее благо» и защищать другие социальные группы (например, крестьян).
Важнейшим аргументом для автора «Проэкта» выступает ссылка на дворянскую честь и искусство в «штатских делах». Механизмы чести, рационального интереса и искусства позволят дворянскому самоуправлению справиться с административными и судебными проблемами, раздирающими российскую провинцию. Правосудие будет быстрым, а ябедники и кляузники будут искоренены «честным обществом» вплоть до лишения чинов и ссылки. Наконец, комиссары и штатгальтеры смогут эффективно бороться с «воровскими партиями»: поддержка со стороны всех членов дворянского сообщества лишит разбойников пристанища – и уже «чрез три года разбойников и воровской партии быть не может»[391].
2.3. Функция против социологии
Однако новый взгляд на социальную иерархию и стратификацию вызвал дискуссию и имел как сторонников, так и противников, что и показали обсуждения в Уложенной комиссии 1767 г. Так, Г. А. Полетика, возражая против предоставления преимуществ служившим дворянам перед неслужившими, вполне в духе приведенного выше мнения Н. И. Панина о характер дворянской «економии» отмечал: «Я всякаго дворянина почитаю за служащего своему отечеству тем, что он дает из своего имения надлежащую часть для нужд отечества»[392]. Полетика указывал на то, что различие в «титулах и гербах и преимуществах разных чинов в монархическом правлении нужно», это доказывают все «благо-учрежденные монархии». Равенство может быть полезно только в республиках, да и то в Римской, Генуэзской, Венецианской республиках существовала аристократия. При этом Полетика предлагал сохранить принципы выслуги Табели о рангах, указывая на то, что получение дворянства «чрез чины офицерские» соответствует традиции, ибо «до учреждения регулярной службы звание дворянское было чин <…> люди вольные, отметившие себя пред прочими в службе, жалованы были в боярские дети, боярские дети происходили в дворяне городовые, городовые дворяне в жильцы, и так далее, даже до боярскаго, яко главнейшаго, чина, и верстаны были различными по чинам своим поместными и денежными окладами»[393].
Проблема функционализма ярко проявилась при обсуждении депутатами Уложенной комиссии «Проекта правам благородных». Депутат от лифляндского дворянства Эстенского дистрикта Г. Левенвольд отмечал: «Хотя упомянутые в 7 пункте добродетели, чрез которыя заслуживается дворянство, купно заключают в себе и должности всякаго согражданина, которыя если он умышленно нарушит или пренебрежет, то непременно подвергает себя наказанию, следовательно, кажется, что они никакого не заслуживают награждения; однако же справедливо и обществу самому не бесполезно, для большаго одобрения всякаго согражданина, ко исполнению добродетелей и должностей, тех дворянством и степенями онаго наипаче награждать, которые преимущественно пред другими, себе подобными, добродетель и заслуги свои оказывают и чрез то особливо достойными членами общества делаются»[394]. Об этом же в сходных выражениях говорит и И.-Д. Ренненкампф, депутат эстляндского дворянства Вирского крейса: каждый гражданин должен служить государству «добровольно, без принуждения, охотою, ревностию и довольствием», однако нужно для сохранения духа конкуренции вознаграждать тех, кто оказал наиболее выдающиеся услуги Отечеству. В конечном счете государство должно «изящныя добродетели, заслуги и оказанныя службы наградить не одним только почтительным наименованием, но и чрез такия сущия преимущества и выгоды, кои получивших оныя особ тем более от других отличают, чем государственное правление без помощи таковых избранных, достойных и полезных граждан обойтиться не может, яко же государство без оных, по сходственному с общею пользою намерению, порядочно управляемо не будет»[395]. Итак, дворянство – это не только «нарицание», но и привилегии. Привилегии дворянства не вредят общему благу, поскольку соблюдается нужное равенство: каждый гражданин может достичь дворянства. Да к тому же наследственное преимущество дворянства не является предосудительным, так как оно «предоставляет всегда государству людей, воспитанных сходственно с их родом, чином и должностьми, следовательно, с юношества обученных и привыклых к добродетелям и благопристойным поступкам». Чем больше различий, тем больше «поревнования», чему примером служат воинские звания. Иначе «в службе государственной не иные, как весьма мало искусные употреблялись, следовательно, оная и не с пользою воспоследовала бы». По мнению Ренненкампфа, Табель о рангах следует вовсе отменить, поскольку по ней достигают дворянства те, у кого нет «маетностей» и «имения», нужного, чтобы воспитывать детей «по приличеству их чина»[396].
Представители других социальных групп критиковали дворянскую исключительность на основаниях социального функционализма, предполагавшего отказ от социологической априорности. Депутат от Тамбовской провинции однодворец В. С. Веденеев оспаривал право дворян не подвергаться телесным наказаниям. Нужно войти в «естественное положение» согласно закону Божьему: «Всякому же, ему же дано будет много, много взыщется от него». Ничто не мешает дворянину подвергнуться наказанию: «…кажется, он сам себе оное волею получает, от несохранения ж закона и благородство теряет. Ведь по власти Божией от государя человеку дается благородство не с тем, чтоб насилие и мучительство оказывать, но чтоб ему быть ко всем своим врученным благоприветливу, непамятозлобну и милостиву». Например, дворянин, обнадеженный отсутствием наказания, может убить человека – «не возопиет ли убитаго неповинность проливаемой крови ко Господу»? В заключение Веденеев ссылался на Кормчую[397].
В свою очередь, Е. Борзов, купец, депутат от города Опочки, демонстрировал вполне функционалистское понимание добродетели как свойства, присущего всем социальным стратам: «Добродетель и заслуга возводящия людей, по словам Наказа, на степень дворянства, суть по всем естественным правам всегда равной чести достойны, хотя бы оне благороднаго, хотя простаго человека украшали, что добродетель не есть наследственная вещь, ибо всегдашние примеры уверяют нас, что и между благородными по природе бывают изверги, и между простонародными – добродетельные, возстановляющие в себе новую дворянскую фамилию. Итак, ту же добродетель и те же заслуги если больше почитать в одном каком бы то ни было лице, нежели в другом, есть весьма несправедливое лицеприятие». Дворянство же не может считать обидой подобное «распространение привилегий» на «заслуженных и добродетельных людей», поскольку дворяне сохраняют все возможности для службы, а «для государственнаго благоденствия никакое размножение таких добродетельных и ревностных к отечеству людей не может быть ни тягостно, ни излишне». А вот отказ от продвижения способен породить среди дворян опасную «надменность» и «недоброхотство» между родами подданных.
390
Там же. Л. 46.
391
РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Д. 977. Л. 22–22 об.
392
Сб РИО. СПб., 1882. Т. 36. С. 354.
393
Там же. С. 347.
394
Сб РИО. Т. 36. С. 361.
395
Там же. С. 374.
396
Сб РИО. Т. 36. С. 378.
397
Там же. С. 305–306.