Страница 41 из 49
В другой проповеди того же года Тихон, призывая паству «отбросить житейские помыслы», обращался поочередно к «земледельцу» (называя его «мужичок пахарь»), «купцу», «воину», «подьячему и секретарю», «судие» и, наконец, «священнику»[367].
Итак, можно говорить о своеобразной концептуальной модели социальной стратификации, устойчиво воспроизводившейся в творчестве церковных иерархов. Эта модель – представленная в кратко рассмотренных выше проповедях иерархов от Стефана Яворского до Платона Левшина – опиралась на функциональный критерий. Чрезвычайно важно, что в этой структуре не находилось места «дворянству»: функциональный принцип стратификации означал, что дворяне могли представать как воины либо судьи.
Альтернативой были проповеди, произнесенные иерархами при открытии наместничеств и связанные с реформой 1775 г. и созданием системы корпоративного самоуправления на местах. Важным является замечание А. Зерновой о том, что, говоря о реформе, проповедники в первую очередь обращаются к дворянству, в качестве примера Зернова приводит проповеди Самуила (Миславского) и Иоасафа (Заболоцкого)[368]. Добавим, что сходным образом действовал и Платон (Левшин): в «Слове при открытии в Калуге новаго наместничества» (1777) он, называя целью реформы общее благо, подтверждал утверждение краткой характеристикой того, что отдельные социальные группы выигрывают от преобразований. Социальная структура, о которой Платон говорит здесь, отличается от матрицы, обрисованной выше: речь идет о «благородном дворянстве», «почтенном купечестве», «поселянстве» (вместо земледельцев!) и о «духовных»[369].
Однако важно подчеркнуть, что обращение к дворянству в проповедях, сопровождавших реформу 1775 г., было не правилом, а исключением из правил. Принятая в среде церковных элит манера вести речь о социальной стратификации вовсе не предполагала обращения к дворянству. Ведь для того, чтобы описать общество, иерархи церкви использовали функционалистский язык, позволявший связать социальные группы с определенными «должностями». Дворянство не было связано с функцией/«должностью» и, соответственно, не попадало в поле зрения проповедников. Конечно, присутствующая практически во всех риторических стратегиях категория воинов подразумевает дворян, поскольку восходит к средневековой ситуации, в которой роль bellatores выполняли феодалы. Однако в реалиях России XVIII в. с ее рекрутской армией язык описания «воинства» оставался амбивалентным и не сводился к дискурсу о военной доблести дворянства. С другой стороны, многие дворяне не служили в армии, а после манифеста 1762 г. ситуация стала и вовсе неопределенной.
Функционалистский взгляд на социум предполагал таксономию «чинов», привязанных к широко понятым социальным функциям (например, войне или земледелию). Добродетель «чинов» признавалась по своей сути равной: каждый человек может, старательно исполняя «должности» своего «чина», быть добродетельным и обрести воздаяние. Это касалось не только воздаяния в небесной жизни, о котором говорили церковные проповедники, но и вознаграждения в жизни земной.
Функционалистское описание социума было, по сути, статичным (акцентируя необходимость выполнения «чина»), однако в комбинации с концепцией службы оно открывало возможности для описания динамики внутри социальной стратификации. Усердная реализация «должности» была способна привести к вполне реальному социальному росту при помощи Табели о рангах, устанавливавшей буквально автоматическое воздаяние для тех, кто живет добродетельно.
2.2. Социологический подход: на пути к априорному признанию дворянской исключительности
Альтернативный взгляд на социальную стратификацию был связан с поиском возможностей обосновать особое положение дворянства в социальной структуре.
Петровская Табель о рангах задавала тройственное деление службе, добавляя к «судьям» и «воинам» еще и придворных. Пункт 11 Табели о рангах устанавливал различие между «породой» и «рангом», недвусмысленно отрицая связь между этими принципами стратификации: «Все служители российские или чужестранные, которые осми первых рангов находятся, или действително были, имеют оных законные дети и потомки в вечныя времена лутчему старшему дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть, хотя б они и низкой породы были, и прежде от коронованных глав никогда в дворянское достоинство произведены или гербом снабдены не были»[370]. Именно это устойчивое деление воспроизвели такие яркие представители административно-придворной элиты первой половины XVIII в., как кн. А. Д. Кантемир и В. Н. Татищев.
В знаменитой сатире «На зависть и гордость дворян злонравных» (1730-е – начало 1740-х гг.) Кантемир исходил именно из функционального взгляда на социальную структуру. Знатное происхождение одного из персонажей, Евгения, не дает ему никакого преимущества перед другими дворянами, получающими чины и знаки отличия благодаря собственным качествам. Благородство – «заслуг мзда» – нельзя унаследовать, поскольку оно заключается не в документах, а в добродетели[371]:
В примечаниях к сатире Кантемир отмечал, что «дворянству предлежат три рода службы: военная, судейская, придворная; во всех тех к исправлению должности своей, наипаче в вышних степенях, требуется много различных знаний и искусств». Соответственно, сентенции – заимствованные у Буало и у Ювенала – об изначальном равенстве людей и о том, что благородным человека делает не происхождение, но поведение, Кантемир дополняет описанием функционального характера службы дворян.
Придворная служба равна военной и гражданской, чему Кантемир дает пространное разъяснение: «Филарет столь сильно доказал Евгению его недостатки и пороки, для которых никаким образом требовать бы не должен, чтоб произведен был в морские или сухопутные воеводы, или в судьи и губернаторы, что Евгению ответствовать ничего не оставил. Предвидит, однако ж, что может представить, что придворная служба таких искусств и знаний не требует и что потому обижают его, Евгения, когда ему подобных, каков, наприклад, Клит, производят в камергеры, а он еще забыт остается. Для того Филарет принимается изъяснить, что и придворному человеку нужно не меньше свойств добрых и искусства. В самом деле, плохо те судят, кои чают, что одно дворянское имя и богатство довольны тому, кто в дворе жить уставил; бедства и там предлежат, которых миновать не мало благорассудства требуется; не без труда – достать себе там высших милость, равных любовь, подчиненных почтение»[372]. Итак, во всех трех случаях – военной, гражданской и придворной службы – чины и знаки отличия зависят исключительно от действий самого человека, а не от унаследованного статуса.
Татищев в «Лексиконе российском» (40-е гг. XVIII в.) давал дворянству определение, восходившее к польскому термину, обозначавшему сословие, которое сочетало функциональные характеристики и указание на особый статус: «Дворянство, или шляхетство, есть главный и честнейший стан государства, зане оно есть природное для обороны государства воинство и для расправы министерство или градоначальство». Татищев определял дворянство одновременно как «выслуживаемое» («никому того ис подлости дослужиться и равномерную честь получить не препятствует») и наследуемое, «природное». Дворянство отличается от других «станов» (духовенства, купечества и «подлости») наличием привилегии: оно имеет гербы, может владеть и управлять вотчинами, после истечения срока службы имеет свободу не служить и, наконец, «ни в какой вине, кроме всех государственных вин, к пытке не приводится»[373]. Интересно, что аналогичная статья «Духовенство» у Татищева предельно лаконична и, кроме прочего, определяет духовенство как «чин», а не «стан»: «Духовенство, духовной чин все обще от поддиакона и до архиепископа»[374].
367
Тихон. Слово на освящение храма во имя святых апостолов Петра и Павла, что на Акатове, в Воронеже // Там же. С. 475.
368
Зернова А. «Власть без доверия нации – ничто». Губернская реформа Екатерины II в проповедях на открытие наместничеств // Россия XXI. 2013. № 4. С. 153–154.
369
Платон. Слово при открытии в Калуге новаго наместничества // Полн. собр. соч. Платона, митрополита Московского. Кн. 3. С. 478.
370
Табель о рангах всех чинов, воинских, статских, и придворных: Которые в котором классе чины, и которые в одном классе, те имеют по старшенству времени, вступления в чин между собою, однакож воинские выше протчих, хотя б и старее кто в том классе пожалован был. М., 1722. С. 11–12.
371
Кантемир А. Д. Сатира II. На зависть и гордость дворян злонравных. Филарет и Евгений // Кантемир А. Д. Собрание стихотворений. Л., 1956. С. 71.
372
Кантемир А. Д. Сатира II. На зависть и гордость дворян злонравных… С. 86.
373
Татищев В. Н. Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской // Татищев В. Н. Избранные произведения. Л., 1979. С. 255–256.
374
Татищев В. Н. Лексикон российской исторической, географической, политической и гражданской. С. 269.