Страница 12 из 90
— Хорошо, — ответил Гален, и одно это слово не предвещало ничего хорошего. Тон был очень недобрым и безусловно опасным.
— Если правитель двора бесплоден, то его осудят все фейри, обреченные быть бездетными. Ни один король не останется на троне при таких обстоятельствах, — сказал Рис.
— Или королева, — добавил Гален.
Мы все посмотрели на него.
— Вот почему она согласилась отречься от трона, если у Мерри появится ребенок, она испробовала все современные методы лечения бесплодия и осталась бездетной.
— У нее же был сын, — тихо напомнила я. Когда я держала на руках своего ребенка, мне словно нужно было вслух добавить, что это я убила ее единственного сына. Он правда пытался убить меня и моих любимых мужчин, но я все равно убила его, и его смерть похоже лишила ее остатков разума.
— Келу было несколько сотен лет, и он был ее единственным ребенком. Она уже давно знала, что бесплодна, — сказал Гален снова с той решимостью, что не была ему свойственна. Принято считать, что с появлением детей люди становятся мягче, сентиментальнее, для кого-то, возможно, так и было, но Галену отцовство помогло найти стержень. Я хотела, чтобы он стал сильнее, но до этого момента не понимала, что с обретением силы будет потеряна часть его мягкости, что за каждым приобретением следует потеря.
Я, как и другие мужчины, всматривалась в его лицо. Мы все смотрели на моего нежного рыцаря и понимали, что, возможно, он больше им не был. В моей жизни есть мужчины, на чьи жесткость и защиту я полагаюсь, но до этого момента я и не осознавала, что также рассчитывала и на мягкость Галена. Глаза защипало, горло сжалось, я вот-вот заплачу? Не об изнасиловании, не о правовом беспорядке, а о потере Галеном нежности? А может, я буду оплакивать все это, все три пункта, может, я слишком расчувствовалась из-за гормонов, или просто, может быть, я буду рыдать, потому что Гален больше не заплачет.
Глава 6
К возвращению Дойла я все еще была в слезах, и это заставило его поинтересоваться, что случилось. Мужчины признались, что все рассказали мне.
— Мой последний приказ был не расстраивать Мерри.
— Прежде всего, мы все отцы ее детей, — ответил Рис. — Как наш капитан ты можешь отдавать нам приказы, но как один из возлюбленных Мерри ты должен дать нам свободу в вопросах, касаемых наших с ней отношений и наших детей.
— Хочешь сказать, вы осознанно пошли против моего приказа? — спросил Дойл и двинулся к Рису.
— Я не настолько глупа, — пришлось вмешаться мне. — Я поняла, что что-то случилось, и потребовала рассказать все.
Дойл даже не оглянулся на меня, продолжая нависать над Рисом. Гален, все еще держа на руках Аластера, направился к мужчинам.
— Мерри — наша принцесса, коронованная Богиней. Она старше по званию капитана своей собственной гвардии, — заговорил Гален.
Едва заметно Дойл повернул голову, его плечи и шея, казалось, были напряжены почти до боли. В его глубоком голосе слышался такой гнев, словно мужчина находился на пределе.
— Хочешь сказать, никто из вас не будет подчиняться моим приказам?
— Конечно, будем, — ответил Гален, — но Мерри считается не только нашим лидером, но и всего народа фейри. Как мы можем игнорировать ее требования?
Шолто, державший Брилуэн на коленях, поднялся и передал малышку Роялу. Фея-крошка казался испуганным и не пытался этого скрыть. Шолто присоединился к остальным сидхам в центре комнаты.
— Будь ты единственным королем, венчанным с Мерри Богиней и Фэйри, тогда мы бы повиновались тебе, Мрак, но ты лишь один из нескольких.
Дойл повернулся к нему.
— Я не забыл, что она стала твоей королевой, король Шолто.
Шолто поднял руку и отодвинул рукав, демонстрируя начало татуировки, которую мы с ним разделили. Той ночью наши с ним руки обвила настоящая лоза розы, словно веревка или нить, используемые обычно при обручении, но у этих «уз» были шипы, впившиеся в наши руки и соединившие их крепче, чем на любой другой церемонии, и эта лоза с розами запечатлелась на наших запястьях.
— Мы были обручены Богиней и Фэйри, — произнес Шолто.
— А у меня такой отметки нет, за последние месяцы ты не единожды указывал на это, — ответил Дойл.
Это стало для меня новостью. Шолто был единственным мужчиной, с которым сама Богиня обручила меня, но она также короновала нас с Дойлом как короля и королеву Неблагого двора.
— Возможно, причина, по которой Богиня связала тебя и Мерри, в том, что ты среди нас единственный полноправный король, — сказал Гален.
Оба посмотрели на него так, словно он влез в давние разногласия. Не всегда мудро оказываться между двух конфликтующих сторон.
Гален улыбнулся им и переложил ребенка с одной руки на другую, словно напоминая, что он держит малыша. Не думаю, что это движение было случайным. Гален понял, что ребенок — идеальный предлог, чтобы избежать любое насилие. Он был прав, но я надеялась, что Гален не станет на это слишком полагаться, потому что не будет же он вечно держать на руках малыша, а у Шолто и Дойла хорошая память.
— Мерри должна была стать королевой, а мы должны были стать ее королями.
— Какое это имеет значение? — спросил Шолто.
— Мерри должна была обручиться с тобой, чтобы стать твоей королевой, ради всех нас, мы должны были стать отцами ее детей, чтобы стать ее королями или принцами. Полагаю, Богиня и Консорт уже выбрали короля для Неблагого двора.
— Я отказался от своей короны, чтобы спасти Холода, — тихо произнес Дойл.
— Баринтус до сих пор не простил этого вам с Мерри, — с улыбкой сказал Гален.
— Он создатель королей и королев, — заметил Шолто. — А вы оба отказались от всего, чего Баринтус добивался на протяжении десятилетий.
— Он мечтал посадить на трон моего отца, а не меня, и уж точно не Дойла, — возразила я.
— И то верно, — сказал Шолто.
— Абсолютно верно, — согласился Дойл.
— Не верится, что все мы дожили до рождения малышей, — признался Рис.
— Слишком много врагов у нас осталось при Неблагом дворе, — заметил Дойл.
— А может, Богиня и Бог защитили бы вас, — предположил Роял.
Мы все обернулись к хрупкой фигурке, вжавшейся в кресло с малышкой на руках, которая могла быть, а могла и не быть, его дочерью.
— О чем ты? — спросила я.
— Раз Богиня и Бог нарекли вас королем и королевой, они бы позаботились, чтобы ваше правление было безопасным.
Я задумалась над этим.
— Хочешь сказать, мы должны больше верить, крошка? — спросил Дойл.
— Вы рассуждаете так, словно власть Богини не вернулась, и она не благословила нас всех своей Милостью, а ведь она была среди нас все эти последние месяцы, даже за пределами Фэйри, в далеких западных землях.
— Богиня сказала мне, что если фейри не желают принимать Ее дары, то мне нужно передать их людям и посмотреть, не будут ли они более благодарны, — сказала я.
— Людей всегда впечатляло волшебство, — заметил Шолто.
— Но это не волшебство, — возразила я. — Это чудо.
— Разве волшебство не является проявлением чуда? — спросил он.
Я поразмыслила над этим и наконец ответила:
— Не уверена, но возможно.
Дойл встретил мой взгляд.
— Что ответила королева, когда ты попросил ее не приходить? — поинтересовалась я.
Его лицо осталось непроницаемым, таким закрытым и таинственным, каким оно бывало иногда, правда теперь я знала, что это означает. Он что-то скрывает, считая, что тем самым защищает меня. Мне же казалось, что он просто отказывается делиться со мной важной информацией.
— С чего ты решила, что я говорил с королевой?
— У кого еще есть шанс убедить ее держаться подальше, кроме Мрака королевы?
— Я больше не ее Мрак, а твой.
— Тогда скажи мне, что она сказала и чего хочет.
— Она хочет увидеть внуков своего брата.
— Ты рассказывал, что она все еще мучает людей при дворе, — сказала я.
— Во время последнего охватившего ее безумия, но в нашу встречу она была почти спокойной.