Страница 11 из 16
Проблемы собственности на основные средства производства у кочевых и полукочевых народов, характера их производственных отношений, а следовательно, и оценка уровня социально-экономического развития обществ осложняются существующими в литературе разнообразными взглядами на средства производства у кочевников. Одни исследователи полагают, что основными средствами производства у кочевников являлись пастбища, другие – скот, третьи – и то и другое и т. д. Разногласия эти усугубляются тем, что каждый спорящий стремится построить свою концепцию так, чтобы аргументировать основные положения последней помимо данных источников высказываниями основоположников марксизма, даже если эти высказывания прямо направлены против подобной концепции[25].
Обширный фактический материал о кочевничестве и знание проблематики скотоводства не только по литературе, но и по 25-летней полевой экспедиционной работе позволяют утверждать, что сама постановка вопроса в дискуссии надумана и схоластична, причем последнее замечено и другими исследователями.
Сам по себе процесс скотоводческого производства – это одомашненный скот и выпас его на пастбищах, а также последующая обработка получаемых продуктов хозяйства. Однако ни скот, ни пастбища, ни несложные приемы переработки продукции в отдельности не образуют кочевого или полукочевого хозяйства. Только человеческий труд дает возможность этим трем составляющим существовать в качестве формы производства. Отсюда следует, что как скот, так и земля в равной мере являются основными средствами производства. Но, как показывает изучение скотоводческого хозяйства, отношение скотовода к скоту и земле различно. Одомашненный скот – результат трудовой деятельности человека; скот – основной и оборотный капитал скотоводческого хозяйства[26]; трудовая деятельность в кочевом хозяйстве – пастьба скота, уход за ним, обработка полученных от него продуктов. Продукты труда скотовода: мясо, молоко – все, что дают животные, не являются в представлении кочевников (в отличие от земледельца) «дарами земли». Характер труда, направление производственной деятельности в кочевничестве предусматривают преимущественную заботу о животных и в значительно меньшей степени о колодцах, обрабатываемых клочках земли и пастбищах. К первым – по причине нерегулярности самого труда, ко вторым – в связи с второстепенностью этого вида занятий. Что же касается пастбищ, то Маркс подчеркивает: «Присваивается и воспроизводится здесь на самом деле только стадо, а не земля…»[27]. Так и следует отвечать на переросший в проблему вопрос.
Что касается собственности на скот, то здесь не может быть двух мнений. Все исторические и этнографические данные бесспорно свидетельствуют о том, что с глубокой древности скот был частной семейной собственностью. Например, Ф. Энгельс по этому поводу писал: «И несомненно, … что на пороге достоверной истории мы уже всюду находим стада как обособленную собственность глав семей…»[28]. Вследствие «обособленной собственности» «…скот сделался товаром … приобрел функцию денег и служил деньгами уже на этой ступени»[29]. Этот вывод, подтверждаемый имеющимися фактическими данными, показывает, что частная собственность на скот появилась уже в процессе формирования кочевничества и привела ко всем вытекавшим из этого явления социально-экономическим последствиям. Возникновение кочевого скотоводства означало окончательное разложение первобытнообщинных отношений и углубление имущественного и социального неравенства.
Все советские, да и многие зарубежные исследователи[30] дают кочевничеству оценку как обществу не первобытному, а имущественно-социально-дифференцированному, однако мнения расходятся при определении сущности этого строя. Важным аспектом этих расхождений стал характер собственности на скот и землю.
Собственность, как известно, порождается определенными общественно-производственными отношениями между людьми, и «собственность означает, следовательно, первоначально не что иное, как отношение человека к его собственным условиям производства…»[31].
В нашей литературе широко распространено мнение о феодальном характере социально-экономических отношений у кочевников. Но суть этих отношений определяется различными авторами по-разному: от развитых феодальных до недоразвитых (патриархально-феодальных). При этом некоторые исследователи полагают, что основу этих отношений составляет феодальная собственность на землю[32], другие – собственность на скот[33]. Впрочем, есть и иные точки зрения[34].
Как первая, так и вторая точки зрения подвергались в литературе серьезной и обоснованной критике. Каждая из сторон убедительно критикует основные положения другой, что в конечном счете ставит под сомнение их позитивные выводы.
Резко и обоснованно выступает против предположения С.З.Зиманова, З. А. Еренова, Л. П. Потапова, И. Я. Златкина и других о наличии у кочевников феодальной собственности на землю С. Е. Толыбеков. При этом он обстоятельно показывает, что выводы, к которым приходят эти авторы, не подтверждаются фактическими данными, а многие факты толкуются им и неверно. При этом следует отметить, что С. Е. Толыбеков свои рассуждения подтверждает обширными фактическими данными из истории казахского народа, соответствующими рассмотренным выше историческим и этнографическим данным как в отношении казахов, так и других кочевых скотоводов.
С. Е. Толыбеков доказывает несостоятельность доводов З. А. Еренова и некоторых других авторов, пытавшихся на примере Букеевской казахской орды обосновать наличие феодальной земельной собственности в Казахстане[35]. Он совершенно правильно указывает, что хан этой орды и его потомки «приобрели право владельцев на эту землю на основе русского государственного законодательства, а не по древним обычаям кочевого общества казахов»[36]. Кроме того, он опровергает утверждение З. А. Еренова, согласно которому обычай называть те или иные местности по имени старейшины или предводителя свидетельствует о феодальной собственности на землю. Термин «тоган», который З. А. Еренов истолковывает как «земельный участок» и который в его представлении связан с феодальным владением, на самом деле скорее означает «головной канал» – так назывались вовсе не пастбища, а орошаемые земледельческие участки[37]. Довольно убедительно критиковал С. Е. Толыбеков и предположение З. А. Еренова и С. З. Зиманова о том, что могильные памятники предводителей связаны с феодальной земельной собственностью[38]. С. Е. Толыбеков показывает, как некоторые авторы неверно, тенденциозно пытаются интерпретировать факты. Это и попытки Б. Я. Владимирцова, а позднее Л. П. Потапова обнаружить в сообщении Плано Карпини подтверждение наличия у монголов крупного феодального землевладения, хотя этот автор сообщал лишь об организационных мероприятиях, направленных на упорядочение кочевания, необходимых для укрепления военной организации[39]. Очень примечательно замечание С. Е. Толыбекова о том, как используют С. З. Зиманов и З. А. Ере-нов данные для обоснования своей концепции. Так, из старорусского оборота речи Н. П. Рычкова о «знатных» (т. е. хороших) землях они ухитрились сделать вывод о наличии феодального землевладения[40]. Убедительными фактами С. Е. Толыбеков опровергает утверждение С. З. Зиманова о том, что казахские ханы Тауке, Аблай, Абулхаир, Нурали, Джангер выдавали «феодалам» ханские ярлыки на право владения пастбищными угодьями. В действительности о подобных ярлыках ничего не известно[41]. Резко критикует С. Е. Толыбеков и необоснованное мнение Л. П. Потапова о том, что уже к первым векам до нашей эры в кочевых областях стала наблюдаться нехватка земель и пастбищ, что вело к монопольному распоряжению предводителями кочевьями, фактически к частной собственности кочевой знати на землю. Такая позиция приводит к признанию извечности частной собственности на землю и феодализма на Востоке[42]. С. Е. Толыбеков верно замечает, что кочевое скотоводство могло существовать только при малой плотности населения, иначе его стада вытаптывали бы пастбища[43]. Столь же резко С. Е. Толыбеков критикует Л. П. Потапова за то, что, стремясь обосновать концепцию о существовании у кочевников монопольной земельной феодальной собственности, он механически переносит на кочевничество признаки феодально-крепостнические, характерные для земледельческих народов; он критикует Л. П. Потапова также за то, что феодализм «врастает» в первобытное общество без революционной ломки[44]. Весьма убедительно критикует С. Е. Толыбеков и прочие доводы сторонников концепции о наличии у кочевников монопольной феодальной собственности на землю.
25
Материалы научной сессии (далее – сокращенно МНС), посвященной истории Средней Азии и Казахстана в дооктябрьский период опубликованы в одноименном сб. (Ташкент, 1955); см. также: С. З. З и м а н о в. Политический строй Казахстана в конце XVIII и первой половине XIX в. Алма. Ата, 1960; е г о ж е. К вопросу о праве феодальной собственности в Казахстане. ВАН КазССР, 1932, № 4; е г о ж е. О патриархально-феодальных отношениях у кочевников-скотоводов. ВИ, 1955, № 12; З. А. Е р е н о в. К вопросам права феодальной собственности в дореволюционном Казахстане. ВАН КазССР, 1953. № 5; Л. П. П о т а п о в. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. ВИ, 1954, № 6; е г о ж е. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Средней Азии и Казахстана. МНС; И. Я. З л а т к и н. К вопросу о сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов. ВИ, 1955, № 4; С. Е. Т о л ы б е к о в. О патриархально- феодальных отношениях у кочевых народов. ВИ, 1955, № 1; е г о ж е. Общественно-экономический строй казахов в XVII–XIX вв. Алма-Ата, 1959; В. Ф. Ш а х м а т о в. К вопросу о сложении и специфике патриархально-феодальных отношений в Казахстане. ВАН КазССР, 1951, № 7; е г о же. О сущности патриархально-феодальных отношений у кочевых народов Казахстана. МНС.
26
См. К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 24, стр. 181.
27
К. М а р к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 24.
28
К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 21, стр. 58.
29
К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с. Соч., т. 21, стр. 160.
30
См., например, W. K ö n i g. Die Achal-Teke. Berlin, 1962; L. S t e i n. Die Šammar Čerba.
31
К. М а р к с. Формы, предшествующие капиталистическому производству, стр. 24.
32
См. указанные выше работы С. З. Зиманова, З. А. Еренова, Л. П. Потапова и др.
33
См. указанные работы С. Е. Толыбекова, В. Ф. Шахматова.
34
См. С. И. Р у д е н к о. К вопросу о формах… ГО СССР. МПЭ, в. I, 1961; Г. Е. М а р к о в. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии. СЭ, 1970, № 6; Е. М. З а л к и н д. Общественный строй бурят в XVIII – первой половине XIX в. М., 1970.
35
См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Общественно-экономический строй…, стр. 205–207; е г о ж е. Кочевое общество…, стр. 385.
36
С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 385.
37
См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Общественно-экономический строй…, стр. 354, 355.
38
См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 471.
39
См. там же, стр. 216.
40
См. там же, стр. 392, 393.
41
См. С. Е. Т о л ы б е к о в. Кочевое общество…, стр. 469.
42
См. там же, стр. 96.
43
См. там же, стр. 92.
44
См. там же, стр. 326, 328, 329.