Страница 24 из 33
Финген мак Лухта никогда, собственно, не называется «изгнанником» (deorad), хотя его положение после того, как он покинул свои земли, по крайней мере юридически не отличалось от статуса «изгнанника». Он становится изгоем по собственной воле, и, как подобает изгою, покидает собственную землю, свой туат261. Необычный характер истории Фингена, равно как и истории Сувне, именно в том и состоит, что он добровольно бежит из дома от закона и власти Конна. Миф о Фингене восходит к универсальному мифу об отверженном герое, младшем брате, проходящем инициатическую практику ночью и встречающем волшебного покровителя. В мифе североамериканских индейцев об отверженном герое сверхъестественные существа забирают его в подземный мир262. Нечто подобное, как мы увидим, происходит и с Фингеном, отверженным обществом, народом, но никак не волшебными силами.
Финген оставил обитаемый мир с его социальным порядком и нашел убежище на незаселенной периферии. Нам стоит напомнить, что уникальное и одинокое положение протагониста подчеркивается еще в начале сюжета и более явно высказано в старине мест: Финген и Ротниав «оставляли своих людей» перед встречей на Друйм Фингин. Фингеново бдение в удаленной и дикой местности, его постоянное исполнение этой священной повинности, схожей с повинностью знаменитого царя леса Неми (бывшего к тому же жрецом лунной богини Дианы)263, творит из Фингена истинного короля, короля священного пространства, противника земного короля Конна. Таким образом, с самого начала нашей истории герой, разлученный со своим народом, своим туатом, своим социальным окружением, пускается в странствие к периферии, которое заканчивается «блужданием» по Ирландии и, наконец, преследованием. Без сомнения, мы не можем рассматривать Фингена (в отличие от Сувне) как «изгнанника Божия» (не стоит забывать, что события «Ночного бдения Фингена», в отличие от истории Сувне, происходят в дохристианскую эпоху). Определенный тип средневековых ирландских преданий был посвящен чужакам, оригиналам, изгоям, эти предания имеют очевидное сходство с ирландской «отшельнической поэзией» того же времени264. Но наш герой герой бежит в пустоши совсем по иным причинам, нежели отшельники западной христианской традиции: «отчаяние» Фингена водворило его в пустыню, а для западного, континентального или островного, отшельника, отправившегося в пустыню из-за своей духовной жажды, именно «отчаяние» (acedia) представляло собой наибольшую опасность. То есть история бегства Фингена, не обладающая какими-либо моральными или религиозными коннотациями, интересна скорее своим социальным и мифологическим контекстом.
После краткого изложения истории бегства Фингена повествование обращается ко времени правления Конна. Конн стоит на холме Ушнеха в центре Ирландии со своим друидом Кораном265. Затем между ними происходит такой разговор266:
“In fil i n-Éri
“Ní fil acht óenfher,” ol in druí.
“Cía side?” ar Co
“Ní ansa; Fíngen mac Luchta,” ol in druí; “óro génairsi ┐ óro gabais flaith, atá oc imgabáil do gremma-sa ┐ do rechta.”
“Cía baile i tá?” ar Co
“Atá i ndíthrubaib Slébe Mis ┐ Irlúachra,” ar in druí.
“Ní fáicgébsa in foichne foghla sin i n-Éri
“Ní réid duit cétus,” ar in druí.
“Cid ón?” ar Co
“Ní hansa,” ar in draí; “Atá ben tsídhe oca thinchosc,” ar in druí.
“Atá dono”, ar Cond; “fír mBoidb nDeirg for sídhchuiribh Muman frimsa,” or Co
“Cía fil red láimh?” or in druí.
“Atá frim láim Fer Fí mac Eóghabail,” or Co
“Saig fair má conice,” ol in druí.
«Есть ли в Ирландии, – молвил Конн, – некто, кто не подчиняется мне?» «Есть лишь один человек», – молвил друид.
«Кто он?» – спросил Конн. «Нетрудно [сказать]. Финген, сын Лухты, – ответил друид. – С тех пор, как ты родился, и с тех пор, как ты взял власть, он избегает твоего господства и твоего закона». «Где же он?» – спросил Конн. «В пустошах Шлиав Миш и Ирлуахаря», – ответил друид. «Я не оставлю это малое неповиновение власти в Ирландии без королевского закона», – молвил Конн. «Однако это для тебя нелегко», – сказал друид. «Почему это?» – спросил Конн. «Нетрудно [сказать] – ответил друид. – Его учит женщина из сида». «Есть у меня, – ответил Конн, – правда Бодба Красного на воинства из сидов Мунстера, так что с их стороны не будет покушения на мою власть». «Кто у тебя под рукой?» – спросил друид. «У меня под рукой Фер Фи, сын Эогавала, – ответил Конн, – то есть, сын дочери Кримтанна, племянника Нар, а отец ее был из Сида Бодба». «Иди к нему, если можешь», – молвил друид.
Здесь важны географическое положение и фон прозвучавшего диалога и всей мифологической ситуации. Покинув холмы Друйм Фингин и пятину Мунстера с Фингеном и странствуя по Ирландии, мы обнаруживаем себя в географическом и сакральном центре острова, который становится поворотной точкой в сюжетах многих древне-ирландских преданий. В «Разрушении заезжего дома Да Дерга», например, Конаре, король Темры, обозревал Ирландию с холма Ушнех, когда все сверхъестественные силы готовы были изгнать его из мира живых. Конаре, подобно Конну, появляется в Ушнехе, незнающий и жаждущий обрести знание, он задает вопросы, а его свита отвечает. Конаре, в отличие от Конна, видит с холма почти полное падение своей власти в Ирландии, и свита поясняет Конаре, что власть его умалилась после нарушения королевского закона267. Ушнех, центр острова, представляет собой наиболее естественное для короля место для наблюдения за исполнением королевского закона. В то же время нужно напомнить, что подобный верховный король, контролирующий всю Ирландию из Темры или Ушнеха, вовсе не принадлежит исторической действительности, но скорее является символом идеологии северной династии О Нейллов и древнеирландской мифологической картины мира.
Мы встречаем Конна и его друида Корана на холме Ушнех в предании VII в. «Приключение Коннлы» (LU, fo.120b)268. Их разговор, кажется, представляет собой топос в преданиях, посвященных потустороннему миру и женщинам из сида (таким, как Ротниав или анонимная собеседница Коннлы). В «Приключении Коннлы» Коран поет заклинание (rochetal) против женщины из сида и ее чар, наведенных на королевского сына Коннлу. Важно отметить две соответствующие пары в «Ночном бдении… » и в «Приключении Коннлы»: Финген, изгой, отверженный наследник, и Ротниав в первом тексте; Коннла, королевский наследник, стремящийся в потусторонний мир, и женщина из сида во втором.
Говоря об этих парах, мы должны подчеркнуть особенность, замеченную многими кельтологами, а именно то, что сюжеты древнеирландских преданий часто повторяются, возможно, из-за частоты подобных ситуаций в динамике древнеирландского общества269, или из-за того, что, используя принцип избыточности, повторение помогает сделать структуру предания более очевидной270. Эта тенденция характерна и для состава действующих лиц, которые играют те же самые роли, переходя из текста в текст271. В нашем предании, как и во многих иных памятниках средневековой ирландской литературы, мы сталкиваемся с переходной стадией между дописьменной и письменной культурами. Первая не занималась умножением текстов, но постоянно воспроизводила тексты и их варианты, на том этапе устные и данные раз и навсегда. Связь между этими текстами сводилась к ритуалу, но роль связующего звена могли играть и особые мнемонические точки, естественные или рукотворные феномены – озера, идолы, деревья, крепости, холмы и т. п.272 Они концентрируют в себе память о событиях священного времени и типы поведения, жизненно важные для общества, функционируя как своеобразные «центры притяжения». Деяния, связанные с подобными центрами (такими как Ушнех в нашей истории) сохраняют в социальной памяти особый тип поведения, понятия и эмоции, соответствующие описываемой ситуации.
261
Kelly F. A guide to Early Irish Law. Dublin, 1995. P. 223.
262
Сегал Д. М. Опыт структурного описания мифа // Труды по знаковым системам II. Тарту, 1965. С. 150.
263
Strabo V, 3,12; Frazer J. G. The Golden Bough. Part 1. Vol. 1. London, 1922. P. 2, 8—11. Конн играет роль долгожданного соперника Фингена, подобного сопернику царя Неми.
264
Mac Cana P. Conservation and i
265
Имя друида упомянуто только в «Книге из Лисмора» и, очевидно, представляет собой позднейшую глоссу.
266
Airne Fíngein… P. 23—24. Мое чтение основано на версии из рукописи D IV 2 (D) (fol. 46b2), отличающейся от изданной Вандриесом. Другие рукописи, содержащие Airne Fíngein: Книга из Фермоя (А) (fol. 26a1), Liber Flavus Fergusiorum (B) (fol. 28r1), Книга из Лисмора (L) (fol. 139b1). В A и В текст повести обрывается после слов recht ríg fair (возможно, писец А копировал текст из более ранней поврежденной рукописи). Я предлагаю свой перевод фрагмента.
267
Togail Bruidne Da Derga… P. 8.
268
McCone K. Echtrae Cho
269
Cf. Bohanan P. Concepts of time among the Tiv of Nigeria // Myth and Cosmos / Ed. J. Middleton. New York, 1967. P. 326—327.
270
Cf. Lévi-Strauss C. The structural study of myth // Myth: a symposium / Ed. T. A. Sebeok. Bloomington and London, 1958. P. 105.
271
Ó Riain P. Celtic mythology and religion // History and culture of the Celts / Ed. K.-H. Schmidt. Heidelberg, 1986.
272
Lotman Y. M. Universe of the Mind. London; New York, 1990. P. 247. Ранее П. Мак Кана высказывал подобные взгляды применительно к древней островной кельтской литературе. Он писал о тематических центрах, постоянно воспроизводящих себя и воплощенных в повествовательных эпизодах, подобающих данной эпохе, местности, туату или династии (Mac Cana P. Op. cit. P. 115).