Страница 6 из 17
– Так ралли через Астрахань проезжало, дочь снимала для газеты, они там всем раздавали. Взяла как сувенир.
– И штаны с ралли?
– Штаны с зятя, раскабанел маленько.
– Ну ты и халявщик, Федор Игнатьевич! – восхитился участковый. – С миру по нитке – и в магазин за одежкой ходить не надо!
– А чего ж мне им не быть? – резонно возразил дед. – Чего добру пропадать? Ты вот взял бы да и подкинул гимнастерку старую или шинельку списанную, во двор выходить.
– Тебе подкинь – наденешь и всем объявишь, что ты мой внештатный сотрудник, – возразил участковый, знавший репутацию своего собеседника у аборигенов этих мест.
– Так ты ж ко мне подошел не как просто к деду Феде, а как, типа, к внештатному сотруднику? – ухмыльнулся дед.
Азамат расхохотался.
– Ну, в общем, в корень зришь. Помощь мне твоя нужна.
– Ну, так и начинай с этого.
Выслушав, Федор Игнатьевич подумал…
– Я тебе, конечно, расскажу что знаю, да знаю-то я немного. Нас с Григорьевной не было дома тогда, что от людей слышали – могу сказать. Уехал Сергей в конце апреля, после майских праздников ему на работу выходить надо было, а он мужик обстоятельный. Он все просчитывал, мало ли что в дороге может случиться. Рыбы насолил, навялил, как всегда. А вот попрощаться с мужиками, отвальную устроить, как обычно бывает – не вышел. И это народу странным показалось. И ключи Кольке от дома и калитки не принес, хотя вещей не оставил и рыбу забрал.
Азамат привычно успевал делать пометки в блокноте, чтобы потом в рутине и суете не забыть никаких важных мелочей. Дед продолжал:
– Вот куда он перед отъездом мог пойти? Ты к Черновым сходи, Колька – сосед Сергея и друг, это он и жене его написал, чтоб на розыск подавала.
– А что ж он так долго тянул, через полгода только написал жене?
– Ну, надеялся, видать, что как-то все образуется, выяснится. Да и с женой они уже разбежались и развестись успели, кому писать?
Скрипнула калитка и появилась Зинушка – Зинаида Григорьевна.
– А вот и дражайшая половина, – с иронией представил Игнатьевич. И обратился к ней:
– Ну, а ты по этому поводу что скажешь?
И объяснил участковому:
– Под калиткой стояла, слушала – любимое дело. Ей бы с индейцами жить – звали бы ее Большое Ухо.
Азамат закашлялся – мысли он, что ли, читает?!!
– А я скажу, – не смутилась дражайшая половина, – что еще тебе, Азаматик, надо с Ивановной потолковать, с Катькой Мокровой. Это она у нас и Большое Ухо, и Зоркий Глаз.
«Стереотип мышления, однако», – сформулировал участковый, знакомый по институтскому курсу с основами психологии.
– Они с Татьяной Черновой – матерью Кольки, закадычными подругами были. У баб свои секреты, может, какой-нибудь секрет тебе и сгодится, – продолжила Григорьевна.
– Ну, так проще с самой Черновой поговорить!
– Это вряд ли… Рановато тебе за ней, да и в тех местах не тебе допросы устраивать, – эзоповским языком изъяснился дед Федор.
– Умерла, что ли?
– В том же мае и умерла, царство ей небесное, – подтвердила Григорьевна. – Тут на Николая все свалилось, беда одна не ходит.
– Бабские секреты… Бабские секреты с поисками пропавшего соседа мне вряд ли помогут. Если даже захочет она их раскрывать. Хотя… Если больше помочь некому… В каком доме она живет?
– В сорок четвертом. Или в Центре детского творчества ищи, она там работает и чаще, чем дома, обретается.
– Ну, спасибо вам, добрые люди! – сердечно поблагодарил участковый.
– Да особо-то и не за что, – кивнул Федор. – Дед-то как?
– Бегает…
– Привет передавай. Что-то давно не встречал.
– В село уехал, дочерей проведать. Спасибо, передам.
– А насчет шинельки покумекай, – подмигнул дед.
– Какой шинельки?! – вскинулась Зинушка. – Что опять затеял, старый черт?!
– Молчать! – призвал к порядку супруг. – Бабам слова не давали! – И, глядя вслед удалявшемуся участковому, поинтересовался:
– А с чего это ты его на Катьку навела?
– А пусть! – легко ответствовала супруга, махнув рукой. И вне всякой связи добавила:
– Она мне уже второй год голубой крокус только обещает…
Федор Игнатьевич изумленно покачал головой:
– Только обещает, говоришь? Ну-ну!
* * *
Николай Чернов – высокий крепкий мужик лет пятидесяти с хорошим хвостиком, бывший шатен, а теперь наполовину поседевший, оказался дома. Участковый заметил, конечно, что открывший на его звонок калитку хозяин непроизвольно скорчил гримасу, но особого значения этому не придал: российский человек появлению представителя закона рад в крайне редких случаях. Судя по скорбному выражению лица Николая, быстро сменившему недовольную гримасу, в голове его начался тяжкий мыслительный процесс: кого на этот раз он обидел и насколько сильно, как давно это случилось, сознаваться сразу или погодить пока.
Чтобы не нагнетать напряжения, Салимгареев, представившись, сразу сообщил о цели своего визита. Хозяин слегка отмяк, пригласил в дом. Некая доля напряжения все же в воздухе витала довольно долго. Серые глаза Николая, кажущиеся маленькими из-за нависших мясистых век, все косились в сторону, но изредка вскидывались на незваного гостя, и Азамат слегка ежился: как бы дыру сквозную в нем не пробуравили!
Вид у хозяина был запущенный: треники с пузырями на коленях, грязноватая футболка, явственно сквозило амбре немытости, даже седина выглядела неряшливо: не благородные седины, а какая-то клокастая пегость. И в доме вроде бы убрано, полы вымыты, половики чистые, а запах пыли ощущается, воздух спертый. У Азамата жена – чистюля, помешана на влажной уборке и проветривании, а в этом доме тяжело дышалось.
В общем-то, Николай мало что добавил к тому, что рассказал Федор Игнатьевич. Да, уехал Серега не попрощавшись и не оставив ключи от дома и калитки, как было у них заведено годами. Хотя об отъезде его знали все: билет был куплен заранее, на 30 апреля, сразу после праздников ему надо было на работу выходить. То, что не попрощался – ладно, можно еще понять: как раз в этот день у супругов случился скандал, Николай… как бы это сказать… кхм – кхм…
– Рукам волю дали?
– Да… именно так… волю дал… Жена собрала вещички и ушла к дочери (это она так сказала, а на самом деле – хахаль у нее).
«Вот откуда эта запущенность, – отметил Азамат. – Мужик без женщины сирота».
Серега, скорее всего, слышал громкие супружеские разборки и решил не мозолить глаза. Но вот почему ключи не оставил? Все эти годы Николай приглядывал за домом в отсутствие хозяина.
– Вы дружили?
– Дружили?!!
Хозяин встал, вышел в соседнюю комнату, вернулся с фотоальбомом в руках. Тяжело опустился на стул, бережно вытер рукой невидимую пыль, раскрыл альбом.
– Вот, это мы с Серегой, когда они в первый раз с матерью сюда приехали к бабке.
Два пацаненка, лет по пяти – шести, сидели на крыльце. Оба светленькие, примерно одного роста, но один – крепыш, здоровячок, загорелый, с лукавой и дерзкой мордахой, а другой – стебелек, бледное дитя Севера, засмущавшийся перед объективом.
Со страницы на страницу взрослели и менялись мальчишки: волосы у них стали одного цвета, по интенсивности загара их было уже не отличить, да и роста они были одного. И все же на всех снимках один так и оставался дерзким оторвой, атаманом, а другой – не ботаником, нет, но – ведомым, у которого амплуа по жизни – роль второго плана. Мальчишки на рыбалке, в парке на карусели, за праздничным столом… Но все фотографии были сезонными, только лето было запечатлено на них.
– А кто фотографировал?
– Мать Серого, друзья…
– Вы в компании верховодили?
– Было дело… Бабка Сереги – баба Лиза – говорила, на меня показывая: этот всегда будет зачинщиком, а Сереже всегда придется отдуваться за Колькины каверзы.
– Так и было?
– Чаще всего. Хотя рохлей Серый не был, мог и за себя, и за меня постоять, если обстоятельства требовали. У нас кликухи были – Колька Черный и Серега Белый, и мы были в авторитете.