Страница 4 из 9
Мама: Тебе не нравится, что я езжу к своей матери? Я завтра привезу ее к нам, и все вечера и выходные буду дома.
Папа:А бабушка будет стучать костылем по кровати днями напролет? – тогда я сразу повешусь.
Мама: Еще один претендент в висельники выискался. Нашли с Яхьей удобный выход – повеситься. Нам: решайте проблемы, терпите, трудитесь, а они – повесятся и будут плавно покачиваться на веревках. Сняв с себя все обязательства и трудности.
И мама опять стала ездить к бабушке каждый день. А я была дома и вела хозяйство.
Замурованная бабушка
В один вечер мама приехала особенно поздно. До дня смерти бабушки оставалось 9 месяцев. И случилось вот что.
Мама и жена старшего брата, как обычно, вечером приехали к бабушке. Они вошли в дом, прошли по коридору – бабушкина комната была первой по коридору справа, и обомлели. Вся правая стена коридора была заложена кирпичом.
Оказывается, Фрида утром не пошла на работу, зашла к бабушке, сняла с нее обещанные ей, младшей любимой снохе, старинные золотые серьги с александритами, и попрощалась с ней. Затем она вышла из комнаты, привела бригаду строителей, и они первым слоем кирпича заложили проем двери. Вторым слоем кирпича изнутри дома, со стороны коридора, они выложили всю стену, вместе с дверью. На следующий день, когда цемент подсохнет, планировалось стену заштукатурить. Так впоследствии и было сделано. И побелено.
Мама и тетя растерялись. Они поняли, что бабушка весь день провела в замурованной комнате. Они побежали на улицу, со стороны палисадника, посмотреть в окно. И увидели там сооружение из табуретов и досок – бабушкины подружки уже залезали к бабушке в окно. Так поступили и мама с тетей.
Стали ждать приезда Ишбулата. Он должен был найти решение из новой ситуации. В окно – а фундамент дома был высокий – было неудобновносить ведро с водой, например, или шприцы в боксе. А как вызвать врачей? – стыдно от людей, что бабушку замуровали. Да и нелегко немолодым женщинам влезать в окно – очень высоко. Кто-нибудь мог упасть, и что-то сломать себе. Все были уже не молоды, ине особенно-то спортивны.
Приехал Ишбулат, и принял решение, что надо рубить новую дверь. Но тут возникли новые проблемы. Дед строил дом со всей ответственностью. И та стена, в которой были два окна бабушкиной комнаты, была несущей, и очень толстой и крепкой. Значит, решил Ишбулат, рубить будем с другой стороны – другая стена былане несущая и намного тоньше. Но эта стена, перпендикулярная той стене, в которой были два окна, граничила с кухней. Стало быть, надо было прорубить дверь в кухню с улицы, а потом из кухни прорубить дверь в бабушкину комнату.
Ишбулат привел рабочих, и они принялись за дело.
Можете себе представить, как это все восприняла Фрида. Началась уже не война, а вселенская катастрофа. Ей объясняли, что другое инженерное решение по вырубке новой двери принять нельзя. Так построен дом. И кухню поделить нельзя – вода, газ, отопление – все было в кухне и в той стороне, гдетеперь будет новый коридори новый вход в бабушкину комнату. А вода, газ и тепло – нужны и Фриде и ее семейству. Так что ей, младшей любимой снохе, абсолютно избавиться от бабушки и ее старших детей пока невозможно. Полностью, основательно, перестраивать дом некогда. Бабушка очень больна, за ней надо ухаживать, а не заниматься строительством.
Все было на страшных нервах, все делалось сгоряча. И потому так бестолково и страшно.
Замуровыванием бабушкиной двери Фрида ничего не добилась. Кухня, вода, газ, тепло – все это было необходимо в процессе ухода за больной старой женщиной, которая была больна циррозом печени и медленно угасала. Иопять на«поле боя» – в кухне, продолжились баталии.
Вырубание новых дверей привело к возрастанию пыли, грязи, строительного мусора, обломкам кирпичей – был страшный шум и беспорядок. Все это усугубляло нервное напряжение и непрекращающийся шквал оскорблений, ругательств, скандальных обвинений и истерик.
Я не ходила все это время в дом своей бабушки. Боялась драки с Фридой, и обвинений меня в воровстве. Особенно по поводу воровства – я смертельно обиделась за такое обвинение. И сильно переживала – настолько, чтоу меня усилились мои необычные недиагностируемые медициной приступы головной боли. Папа устал вызывать мне скорую за скорой. Мама начала меня ругать в связи с этим: «Возьми себя в руки. А то еще «дашь дуба» – ко всем моим проблемам добавится еще одна – мне придется еще и твоего ребенка растить». «Сдашь в детдом», – надерзила я матери.
Перекроенный дом с новыми проемами дверей я увидела только в день похорон бабушки. От боли за бабушку, которую замуровали, я чуть не упала в обморок. Мнеуже не хотелось задушить Фриду – хотелось лишь уйти из этого дома и никогда больше туда не возвращаться. Так и случилось. Это было последнеесвидание с домом моего детства – домом моего деда.
В день похорон моей бабушки я не виделась с ней уже почти год и смертельно соскучилась. Ведь она всю мою жизнь была рядом со мной. А тут целый год – не рядом.
На похоронах бабушкиФрида очень хорошо выглядела. Наее красивом молодом лице игралсвежий румянец. В ушах у нее сияли бабушкины серьги с александритами.
Сегодня, почти через 30 лет после этих событий, мне стало ясно, почему у меня в тот период настолько усилились головные боли: я вела себя против своего естества. Слишком много соблюдала условностей, как, впрочем, и все мое окружение. «Что кто сказал», «Кто что подумает», «Что скажут люди» и тому подобные идеи довлели над умами всех людей того сообщества, где я жила – господствовал стадный инстинкт.
Взрослые солидные людивели себя как зайчики перед неумной зарвавшейся девицей, которая манипулировала даже своим мужем.
А я сама-то «хороша»: «мама сказала», «папа сказал», «в воровстве обвинят». Также я соглашалась, как мазохистка, с ярлыками, которые на меня вешали: «чокнутая», «истеричка». А может быть, наоборот, я была нормальнее всех! Но ломала себя! Подстраивалась.
Эх, надо было делать то, что хотелось: послать всех на три и более буквы, включая маму с папой, переселиться к бабушке, чтобы попрощаться с ней – на весь год. Пить вино с ее подружками целыми днями и курить с нимитрубки. Подраться с Фридой. И на каждую ее провокацию отвечать очередным фингалом ей под глаз. Также разрушить стену, которой она замуровала бабушкину комнату (а не рубить другие двери), и замуровать вход на половину дома Фриды. Пусть она с семейством залезала бы вдом через окно. Надо было такжедать телеграмму в родную деревню Фридыи вызвать другую невесту – любую из тех, кого Фрида тогда, на кастинге невест, обошла. Вместо того чтобы бояться, что Фрида уедет. Кому она была нужна в своей деревне?
Но это все я только сейчас поняла.Жаль, что не тогда.
Запах бабушкиного дома
Был солнечный день, где-то около полудня, когда Яхья позвонил в квартиру моих родителей по телефону, и сказал мне, что бабушка умерла. Он так и сказал: «Умерла твоя бабушка». Он не сказал, что умерла его мама. И голос у него был такой, будто и не было этого страшного года, и не быложуткого противостояния родственников. Говорил со мной так, будто мы с ним очень близкие друзья – такой был родственный и доверительный голос.
Я ничего не ответила Яхье, положила трубку, и собралась было позвонить маме на работу, сообщить весть. Но в этот момент раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стоял Ишбулат. В руках он держал огромный таз с желтыми персиками. Тяжесть была огромная, потому без приветствия, Ишбулат быстро поставил таз на пол в коридоре квартиры. Сказал мне, что это еще не все персики. Сейчас принесет из машины еще. Я сообщила ему о том, что только что позвонил Яхья. Ишбулат будто и не расстроился совсем.«Уже умерла?» – такой был вопрос, ипочти без эмоций. А затем дядя ушел за второй порцией фруктов.
Через непродолжительное время Ишбулат вернулся с таким же тазом – горкой заполненным ярко-желтымибархатными плодами. И сказал мне: Персиков много – урожайв саду на даче нынче невообразимый. Надо срочно варить варенье. Персики настолько спелые, быстро начнут портиться. Начинай прямо сейчас – вымой их, разрежь пополам и засыпь сахаром.