Страница 8 из 9
“Сказал безумец в сердце своем несть бога…” И так дальше6. И вдруг набежали мысли:
…Как это хорошо, что не веруют в Бога лишь “безумцы”; а умные, следовательно, веруют… Но тут уже лукавый помысел нашептывает:
– А может быть, это только вот нас в школе учат так?! А на самом деле умные-то люди как раз и неверующие?!
О, как мне хотелось тогда детским чистым сердцем, чтобы прав был Псалмопевец Давид, что неверующие безумны, а не наоборот! Но сомнение все же копилось в сердце и отравляло мою радость… Мне было лет тринадцать тогда… Я не мог справиться сам с этим сомнением. И яд печали остался во мне, но не надолго. После забылось об этом. А лет через двенадцать я уже нашел и объяснение. И тогда я понял всю несомненную правду (и притом философскую “гносеологическую” правду) этих слов Псалмопевца, что если кто говорит, будто “несть Бога”, то он действительно “безумен”, не только не умен, но и говорит вопреки уму, против последовательной логики, законы которой математически принудительны. Затем, увидел я, что такие речи “нет Бога” совсем не от “ума”, а от “сердца”: “рече безумен в сердце своем” (ст. 1). И наконец, это находится в прямой зависимости от растления души: “…все совратились… все растлились; несть творящих добро”.
Но об этом буду писать после… А тогда, в ангельском детстве и отрочестве, “сердце” хотело веры, радовалось ей и, наоборот, не хотело неверия, инстинктивно отталкивалось от этой лжи, и огорчалось даже и сомнениями. Даже и сейчас печально за такое искушение».
И напоследок – еще два рассказа о мальчике Антоше, видевшем удивительный сон, которыми поделилась с участниками форума о. Андрея Кураева его мама.
«Сидит мой сын, подперев щеку кулаком, и грустно рассуждает:
– Вот воспитываю я вас, родители, а вы все не воспитываетесь…
Мы с отцом, пытаясь сдержать улыбку, спрашиваем:
– И как же ты нас воспитываешь, чадо?
– Да вот, вы вчера опять ссорились, а я все говорил вам: „Не ругайтесь, Бог как сказал вам? Бог сказал: Аз есть с Вами, кто на ны!“ А вы все не слушались.
– Не поняла. Объясни сыночка.
– Ну, я говорил тебе, мамуля: „Бог сказал: Аз есть с Вами, кто на ны!“ То есть с папой Бог, а ты кричала на него. И папе я говорил: „Бог сказал: Аз есть с Вами, кто на ны!“, а ты сердился на маму. А ведь с ней Бог!
Нам уже не смешно…
– Спасибо, сын. Прости нас.
– Ничего, я еще всех воспитаю – и папу, и маму, и Степку.
– Конечно, сынуля, мы все друг друга воспитываем. Потому что мы – семья. Какая семья у нас?
– Православная!
– А как еще называют православную семью?
– Малая церковь!
– А зачем Господь создал семью?
Молчит. Слишком сложный вопрос для четырех лет.
– Чтобы мы помогали друг другу спасаться. Так?»
«Вчера о. Артемий Владимиров по радио “Радонеж” вел передачу для детей и в конце попросил ребят написать ему, как они понимают поговорку “Яблоко от яблони недалеко падает”. Ради шутки отловила пробегающего мимо четырехлетнего сына Антония и задала ему этот вопрос. Он стал объяснять про яблоню. Тогда я рассказала ему, что это поговорка, т. е. когда говорят про людей другими словами. Сын задумался на полторы минуты и объяснил: “Понимаешь, мамочка, это значит, что Бог от человека всегда недалеко, он очень, очень близко.” Мой богослов убежал дальше, а я сидела и думала. “Недалеко падает” – когда мы отпадаем от Бога, то кажется в своем падении, что Он где-то очень далеко от нас, не дозваться, а он рядом, совсем близко, и шепот расслышит и даже мысли. Как тепло стало от слов: “Мамочка, ведь Бог совсем рядом”»…
Детская святость
1. Юные Святые христианской церкви
Сочетание двух слов, вынесенных в название этой главы, никогда не режет слух, ощущается вполне естественным и даже в некоторой степени привычным. И в то же время, когда мы произносим: «Детская святость», кажется, что в душе рождается тихий свет, озаривший ее откуда-то с высот, чувствуется в этих двух словах и чистота горного ручейка и прозрачность весеннего воздуха, и радость солнечного света… Но в то же время и что-то тихое, строгое, серьезное таится в этих словах…
Детская святость… Почему, если ваш Бог такой добрый, Он допускает то, чтобы страдали и умирали дети? – спрашивают неверующие. Если жизнь ограничивается одной лишь земной жизнью, отвечаем мы, то немудрено вознегодовать от этого. Потому что вы думаете, что наши дети уходят в небытие, а мы веруем, что они уходят к Господу – в Свет и Жизнь.
Тогда, не успокаиваются атеисты, почему бы Богу сразу не забрать к себе всех детей? Как бы было просто: раз! – и все святые!
Так вот, не все так просто. И в прошлой главе мы говорили о том, что человеку порой необходимо пройти путь взросления, чтобы взрастить свою душу, чтобы раскрыть в себе полностью то, что было заложено Господом, чтобы ответить на зов этого мира, его искушения, но и христианские проблески в нем, и своей жизнью – праведной или грешной – каждый решает за себя сам. Взрослая жизнь – это выбор, это ответственность, это возрастание, это страдание, это уроки, это опыт. И многие, многие и многие ни за что не захотели бы от этого отказаться. И Господь дает людям это – пройти через взросление, через опыт, муки и счастье – через земную жизнь. Но, видимо, рождаются и такие души, которым почему-то уже в самом нежном возрасте была определена готовность к Царствию Небесному, и Господь, видя, что им ничего уже более не нужно здесь, прекращает их земную жизнь, призывая эти души к себе. Не зря рассказы о том, как мать едва ли не угрожая Господу, вымаливала у Него для себя умирающее дитя, нередко оканчиваются трагично. Ребенок, вырастая, извращает свою душу настолько, что его кидает во все тяжкие, и мать вместо чистого ангела, каким мог бы стать почивший младенец в Царствии Небесном, получает злое, жестокое и коварное существо… Иван Карамазов в романе Достоевского вполне естественно приходил в негодование, описывая страдания детей. Но он не мог поверить в то, что земная жизнь лишь преддверие вечной, его воображение рисовало ложную картину всеобщей гармонии, в которой нет места ответственности за свои грехи. И главное, жалея детей, Иван оставался совершено равнодушным к страданиям взрослых, тогда как все – Дите.
Смерть детей… Вспомним о мальчике, который, умирая, говорил, что он идет домой. «Смерть» – слово страшное здесь! Но оно не пугает тех, кто верит в то, что с уходом из этого мира не заканчивается ЖИЗНЬ, как раз напротив. Жизнь только начинается.
Походите по берегу, соберите горсть камушков. Рассмотрите их. Ни один из них не схож с другим один к одному! Вы можете перерыть весь мир, но не найдете двух одинаковых камней, идеально повторяющих один другой. Так и человеческие судьбы. Каждая судьба – это тайна. Тайна Промысла Господня. Какой-то младенческой душе, яркому алмазику, уготовано Царствие Небесное – сразу после рождения. Кто-то еще будет трудиться до самой смерти, и жизнь, быть может, покажется ему черной, как уголь, но в итоге и он вернется Домой, в Царство вечной Радости. Ибо алмаз и черный уголь – по сути своей – одно и то же.
Первые дети – христианские святые – были прославлены именно по факту своей смерти. Не стоит неверующим возмущаться по этому поводу – Господь не создавал зла на земле. Самый могучий Ангел извратил себя как Божье творение, и люди, согласные с его внушениями, сами сеют зло в этом мире. Зло порождает зло, порочная цепь сделается все прочнее. Мир лежит в тоске, мир лежит в тени. Но никакое зло не уничтожит в нем свет и чистоту. Когда Господь забирает к себе – в сияние радости, чистые души невинных детей, – над нашей скорбной землей зажигаются путеводные огоньки, рассеивающие мрак. Это молитвы за нас тех, чью земную жизнь зло прервало в самом начале, но не уничтожило жизнь истинную и вечную. Мир стоит святостью и молитвой чистых душ – иначе он давно бы захлебнулся в кровавых потоках.
6
Пс. 13.