Страница 7 из 10
«Этот город накроет волной…»
Этот город накроет волной.Мы – не сможем… Да, в сущности, кто мы —перед вольной летящей стенойпобледневшие нервные гномы?Наши статуи, парки, дворцы,балюстрады и автомобили…И коня-то уже под уздцыне удержим. Давно позабыли,как вставать на защиту страны,усмирять и врага, и стихию,наши мысли больны и странны —графоманской строкой на стихире.Бедный город, как в грязных бинтах,в липком рыхлом подтаявшем снеге,протекающем в тонких местах…По такому ль надменный Онегинвозвращался домой из гостей?Разве столько отчаянья в чаеежеутреннем – было в начале?На глазах изумлённых детейпод дурацкий закадровый смехпроворонили землю, разини.Жаль, когда-то подумать за всехне успел Доменико Трезини.Охта-центры, спустившись с высот,ищут новый оффшор торопливо,и уже нас ничто не спасёт —даже дамба в Финском заливе,слишком поздно. Очнувшись от сна,прозревает последний тупица —раз в столетье приходит волна,от которой нельзя откупиться.Я молчу. Я молчу и молюсь.Я молчу, и молюсь, и надеюсь.Но уже обживает моллюскдень Помпеи в последнем музее,но уже доедает слизнякчистотел вдоль железной дороги…Да, сейчас у меня депрессняк,так что ты меня лучше не трогай.Да помилует праведный судсоль и суть его нежной психеи.Этот город, пожалуй, спасут.Только мы – всё равно не успеем.«Жить можно, если нет альтернатив…»
Жить можно, если нет альтернатив,с их жалостью к себе и пышным бредом.Скажи, когда сбиваешься с пути —я здесь живу. Не ждите, не уеду.Вдруг, ни с чего, поймёшь как дважды два —тебя приговорили к вечной жизни —когда плывёт по Горького трамвай —одинадцатипалубным круизным…А в небе лето – аж до глубины,до донышка, до самого седьмого —акацией пропитано. Длинныпериоды его, прочны основы,оно в себе уверено – плывётгондолой ладной по Канале Грандеи плавит мёд шестиугольных сотдля шестикрылых, и поля лавандыполощет в струях, окунает в знойи отражает в колыханье света.Так подними мне веки! Я давноне видела зимы, весны и летаи осени. Послушай, осени,взгляни – и научи дышать, как надо!…Свой крест – свой балансир – начнёшь ценить,пройдя две трети этого каната.В клоаке лета, в транспортном адустрочить себе же смс неловко,оформить то, что ты имел в виду,в простую форму. Формулу. Формовкастихий в слова и строки допоздна —и смежить веки в неге новой сутры.И выскользнуть из мягких лапок снак ребёнку народившегося утра.«Истеричный порыв сочинять в электричке…»
Истеричный порыв сочинять в электричке,свой глоточек свободы испить до конца,внутривенно, по капле, ни йоты сырцане пролить-проворонить, чатланские спичкине истратить бездарно. Побегипо ошибке – а значит, для муки,тянут почки, укрытые снегом,как ребёнок – озябшие руки.На замке подсознание, ключик утерян,не дано удержать себя в рамках судьбы —лишь бы с ритма не сбиться. А поезд отмериттвой полёт и гордыню, смиренье и быт.Я вдохну дым чужой сигареты.Частью флоры – без ягод и листьев —встрепенётся ушедшее лето —опылится само, окрылится,и взлетит – несмышлёным огнём скоротечным.Но шлагбаум – как огненный меч – неспроста.Но в узоры сплетаются бренность и вечность,жизнь и смерть, жар и лёд, и во всём – красота.Этот калейдоскоп ирреален —под изорванным в пух покрывалом —вечно старые камни развалин,вечно юные камни обвалов.Это раньше поэтов манила бездомность,а сегодня отвратно бездомны бомжи,этот жалкий обмылок, гниющий обломокбогоданной бессмертной погибшей души.Страшный след, необузданный, тёмный,катастрофы, потери, протеста,и в психушке с Иваном Бездомнымдля него не находится места.Не соткать ровной ткани самой Афродите —чудо-зёрна от плевел нельзя отделить.Кудри рыжего дыма растают в зените,на немытом стекле проступает delete.Но в зигзаги невидимой нитьюмягко вписана кем-то кривая.Поезд мчится. И музыка Шниткеразрушает мне мозг, развивая.«Диктат языка начинается с табула расы…»
Диктат языка начинается с табула расыи школьной привычки обгрызть то, что держишь в руках,с невнятной, крылатой, едва оперившейся фразы, —стряхнув твои вздохи, эпитеты, блёстки и стразы,лучом неподкупным и строгим ложится строка.Симфония звуков, оттенков и запахов лета,тебе одному предназначенный смайлик луны…На лживый вопрос не бывает правдивых ответов,и снова вернётся с жужжащим нытьём рикошетаунылая правда твоей ницшеанской страны.В глубинах фрактальной мозаики листьев каштанапроступит на миг – что сумею, в себе сохраню,увижу, где хуже – да видимо, там и останусь.Сбегу – мир не выдаст однажды открытую тайну,она не случайно доверена мне – и огню.Но сколько ни лей эталонную мёртвую воду,ничто не срастётся – и дальше пойдём налегке.Ни Чёрная речка, ни Припять, ни Калка, ни Волганас не научили – что ж толку в той музыке колкой,тревожным рефреном пружинящей в каждой строке?Порталы закрыты, здесь каждый в своей параллели,– но слабенький звон несквозной переклички имён…Со скрипом немазаным тронется жизни телега,востребован стих некрещёным моим поколеньем,как тонкая ниточка рвущейся связи времён…Диктует язык – и уже раскрываются створкимоллюска души – ну, дыши, будь живее, чем ртуть,и выпусти джинна пружину из тесной подкорки, —я знаю, как надо, я здесь ничего не испорчу!…Забудь о свободе. Придумай другую мечту.Откуда свобода у тех, в чьём роду крепостные?Дурная генетика в нас – и бессильны волхвы.Безмолвствуют гроздья акации предгрозовые,всё тише пасутся стада на просторах России,планета Саракш разместилась внутри головы.Язычество многим даётся само, от природы,а для христианства не вызрели свет да любовь.Подняться над собственным опытом робкие пробы —и есть твой полёт, твоё поле, твой вектор – за строгийдиктат языка, и что это случилось с тобой.