Страница 7 из 9
Если взять чисто философский аспект проблемы, то окажется, что марксистский тезис, утверждающий, что «труд создал человека», весьма условен и требует дальнейшей разработки. Такие попытки, конечно, предпринимались. В частности, в работе крупного русского советского историка и философа Б.Ф. Поршнева «О начале человеческой истории», в которой автор заострил внимание на вопросах происхождения человека, проблеме возникновения осознанных, осмысленных форм собственно человеческого труда, утверждается, что: «… главная логическая задача состоит как раз не в том, чтобы найти то или иное отличие человека от животного, а в том, чтобы объяснить его возникновение. Сказать, что оно (человечество, В.Т.) «постепенно возникло», – значит, ничего не сказать, а увильнуть. Сказать, что оно возникло «сразу», «с самого начала», – значит, отослать к понятию начала. В последнем случае изготовление орудий оказывается лишь симптомом, или, атрибутом «начала». Но наука повелительно требует ответа на другой вопрос: Почему?..
…почему, почему, почему, вопиет наука, человек научился мыслить, или изготовлять орудия, или трудиться?».[19]
Вопрос, действительно, не праздный для науки, что же способствовало переходу зачаточных форм инстинктивного труда, которые свойственны и многим животным, (строительство гнёзд у птиц, плотин у бобров, сот у пчёл и т. д.) в разнообразные формы человеческой деятельности.
Суть проблемы состоит в том, что для появления сознания необходимо появление осознанных человеческих форм труда, с другой стороны, для возникновения осознанных форм труда необходимо сознание. Ссылка на постепенность процесса формирования процесса сознания ничего принципиально не объясняет. И, как остроумно замечает по этому поводу Б.Ф. Поршнев: «…разве чудо перестанет быть чудом от того, что предстанет как несчётное множество чудес, пусть совсем маленьких?»[20]
Сам Б.Ф. Поршнев, не отходя от трудовой теории происхождения человека, пытается дополнить её языковой теорией. Говоря о специфической особенности человека, автор считает таковой только истинный человеческий труд, то есть труд, регулируемый речью, непосредственно с ней связанный. Именно речь, по мнению Б.Ф. Поршнева, делает труд специфически человеческой, сознательной, целесообразной деятельностью.
Автор работы «О начале человеческой истории», как это часто бывает в научном творчестве, увлёкшись новой и очень важной гипотезой, проявил склонность к чрезмерной абсолютизации своей идеи о речи-сознании в процессе происхождения человека.
Дело, однако, в том, что труд и речь остаются совершенно самостоятельными видами человеческой деятельности. Они появились и развились из независимых источников: трудовая деятельность – из инстинктивных форм труда, речевая деятельность – из инстинктивной системы звуковых сигнальных знаков. Исходя из этого, а также учитывая указание Поршнева на то, что целесообразный сознательный труд имеет три необходимых и достаточных основания – создание орудий, речь и социальность. Вопрос остаётся открытым: как, каким образом совершенно самостоятельные виды деятельности, к тому же находящиеся лишь на уровне предпосылки, могли дать при сложении такой поразительный по качеству эволюционный результат, каковым выступает появление сознания, то есть результат, для которого не только сложения, но и перемножения было бы, наверное, недостаточно.
Развитие инстинктивной системы звуковых сигналов до уровня осознанной деятельности – человеческой речи, второй сигнальной системы, способствовало возникновению специфической формы социального общения, которое, в свою очередь, стимулировало развитие осознанной трудовой деятельности и формирование собственно сознания человека. Здесь возникает диалектический процесс взаимодействия. В то же время ясно и другое – ни уникальные условия, ни катаклизмы не могли на постоянной основе питать и стимулировать становление и развитие сознательной деятельности. В критических, экстремальных условиях возможны качественные скачки в развитии психики, но они имеют одномоментный характер, и происходят на индивидуальном уровне. В случае с доисторическим человеком благодаря качественному скачку (мутации) могли пробудиться лишь отдельные элементы сознания. Но скачок сам по себе не может обеспечить целостный процесс становления, не может поддерживать его совершенствование постоянно. Становление сознания требует самовоспроизведения, которое в отличие от инстинктивных действий, основано на моментах самоорганизации, саморегуляции, саморазвития. Сознание – остаётся процессом с заложенными в него возможностями, потенциями, которые нужно постоянно воспроизводить, развивать, закреплять, иначе возникшая способность может угаснуть.
На это справедливо обратили внимание представители философии жизни (Шопенгауэр, Ницше, Бергсон), указав, что человек и его сознание не есть нечто, раз и навсегда данное, а это, скорее, процесс вечного становления и развития. Вместе с тем, фрейдизм обратил внимание на то, какое значительное место в психической жизни человека осталось за подсознанием, то есть, за неосознанными, стихийными моментами в поведении человека. По-видимому, те же мысли тревожили К. Маркса, когда он говорил о мировой социалистической революции, как черте между предысторией и истинной сознательной историей человечества, а также о новой, гармонично развитой личности.
Об относительности сознания можно сказать словами одной притчи: «У сторожа спросили: ночь ли сейчас? Сторож ответил, что не знает. Когда ему задали повторно тот же вопрос, он, подумав, ответил: Ночь! Но…светает…». Не случайно у людей в процессе осмысления действительности возникала вера в абсолютные идеи (Платон) и абсолютный разум (Гегель), в трансцендентное (Кант) или просто в божественное Провидение. Тем самым люди хотели предвосхитить процесс развития сознания, предвосхитить конечный результат.
Сегодня, в технотронную эпоху, когда мы стоим перед опасностью уничтожения всего живого на Земле, необходимо с ещё большей скромностью и осторожностью характеризовать наше отношение к миру и к самим себе как осознанное и вполне разумное. Вся загадка состоит в том, что социальное общение только даёт возможность развития сознания, но не обеспечивает его полностью. Мы можем говорить не о том, что сознание появилось после качественного скачка в развитии психики предчеловека, а о том, что после имевшего место скачка появилась некая новая специфически человеческая потребность, стимулирующая в дальнейшем саморазвитие и самосознание человека. Эта новая качественная особенность способствует формированию человеческой деятельности, опирающейся на трудовую, речевую и прочие функции рассудка, выводя его на уровень самозатачивающейся системы.
В книге А. С. Никифорова «Этюды о разуме» отмечается: «Сейчас можно считать установленным, что ни изменение условий бытия, ни труд сам по себе не могли коренным образом повлиять на биологический вид. Это может быть объяснено только генетическими преобразованиями, происходящими под влиянием факторов внешней среды, вызывающих мутацию – изменение наследственного материала – генетического кода».[21]
По мнению одного из ведущих отечественных генетиков, профессора Н. П. Дубинина: «Появление человека с развитыми полушариями головного мозга, вертикальным положением и речевой организацией – явилось следствием ряда мутаций».[22]
Остаётся вопрос: Что же послужило причиной мутаций, запустивших процесс, обусловивший превращение одного из видов предлюдей в питекантропов и далее в человека? Таких причин рассматривается немало. Одну из гипотез выдвинул сотрудник Института археологии АН СССР Г. Матюшин. По этой гипотезе, мутации, приведшие к преобразованию ближайших предшественников человека в человека разумного, произошли в результате ряда последовательных изменений в уровне радиационного фона Земли в определённом регионе нашей планеты (указывается Восточный район Африки, конкретно, Великая Рифтовая долина. Это место, где континент разрывает на части огромный тектонический разлом в земной коре).[23]
19
Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории: проблемы палеонтологии. М., 1974. С.43.
20
Там же, с.52.
21
Никифоров А.С. Этюды о разуме. М., 1981. С.42.
22
Цит. по: Никифоров А.С. Этюды о разуме, с.42.
23
Цит. по: Никифоров А.С. Этюды о разуме, с.43.