Страница 17 из 27
Глядя на Надежду и распаляясь всё больше, Роман принялся расстегивать брюки.
– Что-то я не пойму, Никольская… – бормотал он как в бреду. – По личному делу ты… (кивнув на стол, где лежала папка) дитё дитём, а по поведению… По взгляду… По разговору… Боюсь даже предположить… Как подсказывает мне мой опыт… А опыт у меня богатый…
Роман притянул Надежду к себе.
– …Лет на тридцать потянешь… А то и на все тридцать пять…
В этот момент Надежда резко рванула на себе блузку – так, что пуговицы разлетелись, полностью обнажив шикарную грудь. Опешивший Роман невольно отпрянул – брюки свалились, и он чуть не упал, запутавшись в них.
– А вот это потянет лет на пять, Роман Георгиевич… А то и на все восемь…
Надежда весело подмигнула Роману и, глядя прямо ему в глаза, закричала:
– Помогите! Спасите! А-а-а-а!
Дверь немедленно распахнулась, и в кабинет ввалилась толпа студенток во главе с Леной Савельевой. Следом, расталкивая их, ворвались несколько преподавателей.
Картина, которую они застали, была недвусмысленной: Роман Курилов в галстуке набекрень со спущенными штанами и испуганная девушка, дрожащими руками сжимающая у горла разорванную блузку…
Роман Курилов, судорожно натягивая брюки, отскочил от Надежды.
– Чёрт! Развели, как пацана!.. Ну, Никольская… Ты за это поплатишься… Я тебе обещаю… – прошипел он сквозь зубы.
– Дверь надо закрывать, когда к студенткам под юбки лезешь, урод… – тихо бросила Надежда и вполне натурально зарыдала, спрятавшись в объятиях Лены Савельевой, которая гладила её по волосам и бросала гневные взгляды на совершенного уничтоженного Романа Курилова.
***
Надежда сидела в кресле, уставившись в телевизор. Шла программа «Время», где рассказывали о событиях 10 июня. Несколько дней назад произошла авария на Волге вблизи Ульяновска с пассажирским теплоходом «Александр Суворов», который врезался в мост. Погибли десятки человек, и ведущие новостей постоянно возвращались к этому трагическому событию. «А я ведь совсем забыла про то, что случилось 6 июня 1983 года… – с горечью думала Надежда. – А тогда казалось, что такое не забывается… Как же я смогу помочь людям, если не помню точных дат таких событий?.. Да и кто может помнить, если горе не коснулось его лично?..».
В это время Вера Ивановна, заламывая руки, ходила по комнате от окна к дивану и обратно и причитала.
– Надежда! Ты мне можешь вразумительно объяснить, что всё-таки произошло?! Почему тебя не допустили к сессии?!
– Мам, я тебе уже сто раз всё рассказала, – ответила Надя, не отрываясь от экрана телевизора. – Завалила зачёт по основам марксизма-ленинизма…
– Почему ты так равнодушно об этом говоришь?! – Вера Ивановна даже споткнулась от возмущения. – Это же катастрофа! Ты ведь отличница!
Надежда продолжала смотреть новости – теперь рассказывали о нашествии саранчи в азиатских республиках.
– Нет, мам, это не катастрофа… Я тебе даже больше скажу… Я вообще документы из института забрала… Но это тоже не катастрофа… Катастрофа – это когда почти две сотни людей гибнут по чьей-то халатности…
Вера Ивановна в смятении опустилась на диван. Всегда спокойная, доброжелательная и покладистая дочь выдавала в последнее время такое, чего Вера Ивановна не могла представить и в страшном сне. А главное, она не понимала, что делать. Пороть? Поздно. Ругать? Бессмысленно. Не пускать в кино или на дискотеку? Неэффективно…
Надежда подошла к Вере Ивановне, села на диван рядом и обняла её. Вера Ивановна безучастно смотрела в одну точку, старательно изображая вселенскую скорбь. Дочь погладила её по плечу.
– Мамочка моя… Какая же ты у меня красивая… Молодая такая… Замечательная… Я всё делаю правильно, мам. Вот увидишь… Всё. У нас. Хорошо. А будет ещё лучше…
Вера Ивановна сбросила руку Надежды с плеча, повернула к ней злое лицо.
– Ничего не будет лучше! Я не знаю, что с тобой происходит. Тебя словно подменили! Я тебя не узнаю и не понимаю, чего от тебя ещё ждать. Если ты считаешь себя настолько взрослой, что принимаешь, не посоветовавшись с нами, такие решения, то я умываю руки. Обеспечивай себя сама. Денег ты больше не получишь! Ни копейки!
Вера Ивановна вскочила с дивана и в запале принялась бегать по комнате. Надя, улыбаясь, смотрела на маму с любовью и снисхождением – как на маленького капризного ребенка. А Вера Ивановна никак не могла остановиться:
– Без диплома о высшем образовании у тебя широкие возможности – ты можешь разносить почту, мыть полы в подъезде, устроиться вахтёром на проходную! Да кем угодно! Мы с папой будем тобой гордиться! У нас же все профессии в почёте!
Надежда покачала головой, глядя на разошедшуюся не на шутку маму. Ей было забавно наблюдать, как та всё больше распаляется и пылает праведным гневом. Сама будучи мамой двоих детей в прошлой жизни, Надежда прекрасно понимала, что больше всего на свете маме хочется сейчас обнять её и прижать к себе, но процесс воспитания ещё не окончился.
– Не вижу ничего смешного! Если тебе не нужна профессия, зарабатывай на жизнь сама! И, кстати, будешь отдавать за квартиру свою долю! Вот так! И попробуй всё это объяснить отцу, когда он вернётся из командировки…
Вера Ивановна ушла на кухню и с грохотом закрыла за собой дверь. Тут же оттуда донеслись всхлипывания – слишком громкие и постановочные для того, чтобы быть искренними. Надежда вздохнула, подошла к телевизору и сделала звук громче: под знакомую, хотя и слегка подзабытую мелодию шёл прогноз погоды.
Всхлипывания на кухне прекратились – Вера Ивановна загремела посудой.
– Ну и правильно – война войной, а ужин по расписанию, – улыбнулась Надежда.
***
Окно было открыто настежь, и комната постепенно заполнилась звуками улицы – от этого Надежда и проснулась. Какое-то время она лежала, изучая потолок, – спешить было совершенно некуда, затем всё-таки поднялась с постели и, наступая на подол длинной ночной рубашки, подошла к календарю. Это был её ежедневный ритуал. Оторвала листок: 1983 год, 11 июня, суббота.
До 20 июля 1985 года было ещё долго, и она до сих пор не решила, станет ли разыскивать Максима в Новосибирске, или постарается провести свою новую жизнь без него. Её любовь к неверному мужу не стала меньше – она по-прежнему чувствовала свою кармическую связь с ним, но боль и обида от измены не отпускали. «Зачем мне искать его? – думала Надежда. – Чтобы снова нарваться?.. Может, Лена была права – горбатого могила исправит?..».
Она вспоминала их последний вечер, его страсть, нежность, слова, которые он ей шептал, уносясь на волнах блаженства, а потом то смс-сообщение – и не понимала, как можно было так играть.
– Кому же из нас двоих ты врал, Максим? – тихо спросила Надежда у пространства и зажала рот ладонью – в последнее время она ловила себя на мысли, что всё чаще разговаривает сама с собой или со своим отражением в зеркале, и это её пугало. – Ладно, я подумаю об этом не завтра, как Скарлетт, а примерно через два года. А сейчас займёмся чем-то более полезным…
Сев за стол, она достала чистую тонкую тетрадь за 2 копейки, ручку. На мгновение задумалась.
– Итак… Не будем терять времени. Пока я при памяти… Что же у нас в стране за это время случилось? И, главное, когда? Хоть бы чего не забыть…
Надежда принялась записывать, вполголоса приговаривая:
– 1984 год – убьют Женьку… Не дай Бог, конечно… 1985 год – перестройка, Горбачёв… Виноградники вырубят… Антиалкогольная компания… 1986 год, конец апреля – Чернобыль… А в августе того же года – «Адмирал Нахимов» – это я точно помню, мы как раз в Сочи отдыхали… 1988-й год – или 89-ый?! Землетрясение в Спитаке… Межнациональные конфликты с большими жертвами в Сумгаите – год не помню… Что ещё?.. 90-ые годы – обмен денег, сгорят все вклады, талоны, ваучеры, бандиты, передел собственности… 93-й год – путч, обстрел Белого дома… «Чёрный вторник»: был точно, а когда – понятия не имею… Или четверг?.. Что-то такое было, «чёрное»… Зато дефолт 17 августа 98-го года помню хорошо. Или 19 августа?.. Нет, 19 августа было что-то другое…