Надежда мертва

— Что изволите на ужин? — приветливо спросил трактирщик, когда Матиас, спустя некоторое время, спустился вниз.

В трактире, не смотря на поздний час, народу было не так много. Несколько измученных стражников, что учтиво кивнули охотнику, да еще несколько постояльцев, устроившихся по углам со стаканами пенящегося напитка. Матиас неуклюже присел на стул у барной стойки и благодарно взглянул на трактирщика:

— Спасибо, что приютили. Не откажусь от чего угодно, посытнее, да погорячее.

— Сейчас сделаем, господин, — трактирщик подмигнул ему и исчез за стеной. Слышно было, как он поторапливает кухарку и называет охотника "спасителем" и "избавителем". Через пару минут перед Матиасом стоял аппетитный ужин, состоящий из наваристой ухи, тушеного картофеля с мясом и полной кружки лучшего эля, что был в "Медной Бочке". — Приятного аппетита!

Матиас даже не успел поблагодарить, жадно набросившись на предложенную еду. Это было бестактно, но голод легко утопил эту оплошность во всеобъемлющем желании насытиться. Охотник ел быстро, почти не жуя, стараясь расправиться с пищей быстрее, чем она успеет остыть. А потом довольно отхлебнул сразу половину кружки. Улыбнулся и силой поставил кружку на барную стойку, громко срыгнув. Хозяин "Медной Бочки" заулыбался:

— Надеюсь, понравилось?

— Это была лучшая еда, что мне доводилось попробовать за последние лет пять, — захохотал Матиас. — Благодарю повторно за столь теплый прием.

— Это мы благодарим вас, мастер охотник. Вы вернули Тарнему возможность вновь жить, не боясь гнева змеязычников, — трактирщик сплюнул под ноги, не стесняясь эмоций. — Вам себе даже не представить, как много зла они успели сделать в нашем городе. И как все разом закрыли глаза, в страхе попасть им в немилость.

— В этом нет ничего зазорного, — устало ответил Матиас. Такое заявление удивило трактирщика. — Змеязычники сильны и опасны. Люди привыкли жить во смирении и мире. Мире, который подарила им страшная Война. Мы так и называем его — Новый Мир. Мир, в котором отведено место прогрессу и в котором нет места постоянным сражениям. Люди стали слабее, стали беспечнее. И ведьмы воспользовались этим. Они вылезли из своих проклятых нор и застали нас врасплох.

Матиас и трактирщик склонили головы. Оба знали эту правду и каждый, по своему, не хотел с ней мириться. Охотник мог сражаться с несправедливостью, мог защищать людей от ведьм. А трактирщик? Он мог только сетовать на судьбу и поносить ведьм на чем свет стоит. Неожиданно трактирщику стало стыдно за свои слова. Перед ним сидел тот, кто не боялся сражаться со злом, о котором он, до недавних пор, боялся даже разговаривать.

— Господин охотник, позвольте…

Матиас не дал ему договорить, приветственно подняв ладонь. Он улыбнулся мужчине и сказал так мягко, как только мог:

— Вам не в чем оправдываться, и не о чем сожалеть. Это я должен просить у вас прощения. За то, что мы не смогли прибыть вовремя. За то, что не смогли защитить Церковь и сам Тарнем. Мы опоздали и за это, я прошу у вас прощения, — Матиас склонил голову и услышал слезы, которые тяжелым звоном упали на барную стойку. Он поднял глаза и увидел, как плачет трактирщик. Обернулся и заметил стражников, которые скрывали свои глаза за забралом шлемов. Людей, что сидели по углам трактира, чьи губы дрожали, а глаза блестели в приглушенном свете редких ламп.

Человеку, который не жил в городе, попавшем под влияние ковена, было не понять чувств жителей Тарнема. Каково это проснуться однажды и понять, что всю оставшуюся жизнь ты будешь марионеткой в руках могущественных змеязычников. И тебе будет даровано лишь два выбора: присоединиться или сгинуть, попав в немилость. Тарнем не успел полностью окунуться во власть змеязыких. Не стал еще одним Фрипортом или Карвеном. Но жители успели ощутить на собственных шкурах — что значит власть Незримого Змея. Каждая дочь, каждый ребенок — потенциальная жертва. Если им понадобятся новые ведьмы или новые клубки — они зайдут в ваш дом без спроса и заберут то, что считают нужным. Вы повинуетесь или умрете на месте, поверженные словами силы. Если они захотят забрать ваш дом, ваши сбережения, все что вам принадлежит — вы отдадите беспрекословно или лишитесь жизни сию же минуту. Ведьмы не спрашивают и не просят. Они говорят и требуют. Берут и забирают. Никогда не давая ничего взамен. Чем сильнее ковен — тем обширнее их власть. Тем чаще простые жители начинают слышать по ночам змеиный шепот в углах своих жилищ. Со временем появляется страх. Постоянный, нескончаемый, животный. Ему нельзя противиться, он ломает волю и уничтожает все доброе, радостное и светлое, что было внутри. После страха приходит безразличие. Когда бояться больше нет сил, когда руки опускаются и не могут подняться. С лиц людей уходит цвет, а глаза более не пускают слез. Безразличие убивает надежду и ломает волю. Остатки воли рушатся и открывают место новому чувству. Тому, ради которого ведьмы образуют ковены и приходят в большие города.

Подчинение.

Согласие. Повиновение. Смирение. У этого слова много имен и много воплощений. Но означают все они одно — города преклоняют свои головы новым владыкам, чьи сердца плотно обвиты жгутами змей. И тогда города меняются. Превращаются в столицы ковенов, где каждый житель служит повелению Незримого Змея. Они не становятся носителями змеиной силы, но превращаются в последователей его воли. Люди, которые видят смыслом своей жизни служению ведьмам и их нуждам.

Если бы Матиас, Родерик и Борис не пришли в Тарнем и не сразились бы с Корделией Фривуд — этот город превратился бы в такое место очень и очень скоро. Все понимали это. Знали и принимали. И от того им было вдвойне страшнее.

В таверне стало очень тихо. Всего день прошел после того, как десятки тысяч людей вышли на улицы, полные решимости сразить узурпаторов. Это был порыв, ярость и ненависть, которые сплелись в единое, объединяющее людей стремление — уничтожить оковы змеязычников, что сковали Тарнем. Им удалось, скорее всего, удалось. Они уничтожили ковен, помогли охотникам. Сожгли десятки женщин на кострах и вознесли тысячи молитв Всеотцу. Этого было достаточно? Что будет дальше? Город с разрушенным центром, вся знать мертва или валяется без сознания, попав под действие Игнем Санктум. Ярость и ненависть быстро растают, когда исчезнет враг. На их место придут пустота и горечь. Горечь не от того, что они сделали. А из-за того, что решились на это слишком поздно. Сакральную тишину скорби, повисшую в таверне "Медная Бочка", нарушил скрип входной двери. Все посетители одновременно обернулись, уставившись на группу людей, что зашла внутрь.

— Теодор Берн, господин охотник, — мужчина с косматой бородой, одетый в стеганую броню и потрепанную кирасу, уверенно шагнул вперед и протянул правую руку вперед, — с недавнего времени, капитан стражников Тарнема.

Мужчина ловко стукнул каблуками и уставился на Матиаса. Охотник вежливо улыбнулся и протянул оставшуюся руку. Их рукопожатиям не суждено было встретиться, но охотник не желал делать из этого момента неловкую сцену, поэтому схватил стражника за предплечье и встряхнул. Так здоровались в старые времена. Теодор коротко кивнул, принимая рукопожатие.

— Матиас Ван Штайн, охотник Священной Церкви.

— Мы могли бы поговорить где-то, в более уединенном месте.

— Как вам будет угодно, сэр Берн, — Матиас пожал плечами. Не в его положении сейчас было ставить условия. Да и ему интересно было услышать, что может рассказать человек, который в одночасье стал капитаном стражи Тарнема. Возможно, он знает о случившимся в Стеклянном Районе и об исходе битвы.

— Можем пройти в вашу комнату, если позволите? — недолго поразмыслив, предложил Теодор. Матиас согласно кивнул и попросил у трактирщика бутыль вина. Трактирщик любезно вызвался сопроводить господ наверх и принести им бутылку, стаканы и немного фруктов.

Теодор, как и подабало капитану стражи, в трактир зашел не один. С ним вместе было трое стражников при полном доспехе. Они кивнули мужчинам, сидевшим за столом. Видимо узнали соратников. Своей охране сэр Берн приказал оставаться ждать его здесь и те тут же вытянулись по стойке. Матиас подметил, что этот человек уже успел снискать уважение стражников. Возможно старый капитан смешался со змеязычниками или пал в бою. А Теодора выбрали голосами большинства. Стражники обычно были дружным образованием, где царила демократия, уважение и гордость за герб, которым они украшали доспехи.