Надежда мертва

— Прости меня, Мира. Я люблю тебя.

Сказал ли он это? Или только подумал. Больше сил не было. Охотник провалился вниз, куда-то глубоко. Особо ни на что не надеясь. Это была славная битва. Он смог победить и спасти свою любовь. Свое сердце. Так правильно. Сначала он отнял ее жизнь, а позже заплатил своей, чтобы она могла жить дальше. Поменял одну жизнь полную страданий, одиночества и убийств на другую, полную радости, любви и счастья. Родерик посчитал, что это достойная сделка.

Охотник ожидал, что его душа отправиться на суд Всеотцу. Где за грехи непременно осудят и заключат в вечную тюрьму, где Родерика будут ждать ежедневные муки равные прегрешениям его. Ничего такого не происходило. Была только тьма и боль утраты, которую он никак не мог заглушить. Может это и есть пытки? Навечно оказаться во тьме и бесконечно терзать себя вопросами, на которые уже не сможешь дать ответа.

Внезапно Родерик что-то увидел. Это было странно, потому что смотреть он не мог, а словно почувствовал желание. Желание обернуться и посмотреть, но не глазами, скорее открыть душу взгляду со стороны. Настойчивому взгляду, не терпящему промедлений. Он открыл свою душу ему и тут же почувствовал еще один взгляд. Еще одно желание. Полное теплоты и спокойствия. Оно готово было ждать, оно ничего не приказывало. Лишь скорбило и ждало, столько, сколько потребуется. Родерик почувствовал эти взгляды, желания или связи. Ему самому тяжело было понять, с чем именно он столкнулся. Охотник почувствовал две линии, что тянулись к нему. Одна яркая, красная, пульсирующая, манящая. Вторая — полная противоположность. Белая, чуть отдающая синевой. Холодная, но сильная и уверенная, готовая прощать и принимать его таким, какой он есть. Родерик знал — сейчас ему дарован выбор, изменить который он уже будет не в силах. Его сознание потянулось к бело-синей линии, потому что это был тот самый выбор, который он знал, чувствовал. Выбор с которым он рос всю свою жизнь, тот самый, что подарил ему ремесло и семью. Забрал с улицы и позволил выжить. Родерик чувствовал трепет смирения, пришло время его суда, который стоит принять с должной робостью и склоненной головой.

Голос.

Он услышал голос с другой стороны. Со стороны пульсирующей красной нити. Ее голос. Мира звала его. Но зачем он ей такой? Зачем ей его душа, никчемная душа убийцы. Он хотел быть вместе с ней, хотел любить ее. Но его учили, что ведьмы — зло. Их должно уничтожить всех, без остатка. И нельзя чувствовать к ним ничего, кроме ярости. Он жил так всю свою жизнь, пока не встретил ее.

— Родерик, вернись ко мне!

Услышал ее голос? Или ему так только показалось. Красная линия пульсировала, но уже начинала исчезать по мере того, как он тянулся к той, спокойной и возвышенной. Сможет ли он еще раз увидеть Миру? Достоин ли он? Ему больше нечего отдать взамен ее любви, ведь он уже отдал свою жизнь. Если бы душа умела плакать, он бы заплакал сейчас. Охотник был лишен эмоций, привыкнув закрываться от них, стирать их полностью, не разрешая им мешать охоте. И только лишь когда он был рядом с ней, то мог снова чувствовать.

— Родерик!

Что это за линия? Почему она манит его, откуда она появилась. Может он уже видел похожую нить? Его душа начинала сомневаться. Родерик начинал сомневаться. А еще сильнее он начинал ненавидеть Церковь и богов, которые заставили его уничтожить свою любовь. Почему они просто не могли оставить их в покое? Неожиданная вспышка гнева. И тогда он почувствовал, как с новой силой загорелась красная нить. Изгибаясь, пульсируя, она звала его. Звала по имени, а бело-синяя нить оставалась спокойной, умиротворенной. Родерик не хотел умирать, он ненавидел сдаваться. И уж точно он не хотел успокоения. Все, что он хотел сейчас — это быть рядом с Мирой.

Душа охотника отпрянула от синей нити и устремилась к красной. Быстрее, скорее, сейчас! Родерик почувствовал, как нить хватает его, скручивает и тянет. Он слышал безумные крики и шипение змей. Его душа неслась в сторону тех, кого он привык уничтожать. И тогда он засмеялся. Или подумал, что смеется. Всю свою жизнь охотник убивал ведьм, ненавидел их, а сейчас, умирая, он настолько сильно хотел полюбить, что готов был и сам проклясть все, во что верил. Отбросить прошлое и стать тем, кого ненавидел.

Красная нить выдернула его в место, которое он раньше никогда не видел. В сад, где деревья уходили высоко вверх, закрывая собой солнце. Туда, где царил вечный мрак. Родерик увидел перед собой Лирию, нагую и прекрасную. Ее руки плотно держали красную нить, которая обхватывала душу Родерика. Охотник вспомнил — именно так она вернула к жизни его возлюбленную. Именно так сможет оживить и его?

— Не все так просто, охотник, — Лирия, казалось, слышала его мысли, — ты не один из нас, я не могу просто так вернуть тебя в мир живых. Владыка решит твою судьбу. Сегодня ты будешь съеден или вернешься к жизни. Не мне решать.

Родерик почувствовал, как зашумел лес вокруг. Но ему не было страшно. Ничего в этой жизни уже не могло испугать его. Даже когда деревья неожиданно хрустнули и перед ним в мгновение возникла огромная голова Незримого Змея, Родерик не почувствовал страха. Он услышал шипение в своем сознании, слова будто сами по себе попадали в его разум, бесконечно вертясь там, требуя ответа. Змей разинул пасть, в ожидании выбора, который обязан был сделать Родерик.

И Родерик ответил. Не словами, скорее всей своей сущностью, душой, естеством. Дал честный ответ, полный жажды любви, горечи утраты и грусти. Змей захлопнул пасть перед охотником. Родерик увидел его сверкающие глаза, в которых последний раз отразилась его человеческая душа.

Отступник открыл глаза и увидел Миру, что склонилась над ним, заливая лицо слезами, которым будто им не было конца. Он обнял девушку и притянул к себе. От неожиданности ведьма вскрикнула, но ее крик потонул в жадном поцелуе, который Родерик никак не хотел завершать. Наконец он отпустил ее, но она не спешила отстраняться.

— Я так рада, что мы снова вместе.

— Теперь уже навсегда, — ответил Родерик, уткнувшись в ее волосы, по запаху которых так сильно скучал. Сознание возвращалось к нему. Он знал, что следует сделать. Отступник смог неожиданно легко подняться и осмотреться.

Тяжело отвел взгляд от тела Бориса и обвел взглядом место сражения. Повсюду лежали поверженные ведьмы, чьи тела лишь изредка дергались, стараясь найти силы к регенерации, которую блокировал Игнем Санктум. Лирия Эшленд стояла, погруженная в зеленую дымку, продолжая плести заклинания. Родерик подошел к высшей.

— Нам пора убираться отсюда. Скоро светает, Игнем Санктум, — от этих слов он почувствовал физическую боль в животе, но не придал ей особого значения, — начнет подниматься и вы умрете.

Лирия остановила заклинание и уставилась на отступника. Ее глаза по-детски сверкнули обидой. Она закусила нижнюю губу и выпалила:

— Это все твоя вина, гадкий охотник! И зачем я вернула тебя? Все мои сестры умрут из-за вашего оружия.

— Мальчишка прав, — от неожиданности Родерик отпрыгнул, когда услышал хрипящий голос сзади. Эдгар Фон Рэйнс не восстановился до конца, он выглядел ужасно, лишь отдаленно напоминая человека. Части тела свисали, соединяемые чем-то, похожим на змеиный хвост. Будто змея внутри него проросла сквозь каждую клетку его тела и теперь силилась связать все воедино. Это была не регенерация, а что-то другое, более примитивное и страшное. Такого Родерик еще не видел. — Нужно убираться отсюда, чем быстрее, тем лучше. И не только из Стеклянного района — мы должны покинуть Тарнем.

— Как нам выбраться отсюда? Я не умею летать, — Лирия от негодования даже слегка топнула ногой. Родерик недоуменно посмотрел на нее. Несомненно она была высшей ведьмой, обычные не умели возвращать к жизни мертвых. Но вела она себя как ребенок. Мир ведьм был странным и непонятным, особенно теперь, когда он оказался на другой стороне противостояния. Он посмотрел на Миру. Девушка сидела и смотрела на него любящим взглядом, мечтая поскорее обнять человека, которого думала, что потеряла навсегда. Будто не помня о том, что когда-то он отрубил ей голову и сжег на костре. Словно не прошли шесть лет с того самого дня, когда они впервые уснули вместе. Родерик улыбнулся ей, а она улыбнулась в ответ.