Страница 11 из 20
А теперь я хочу еще раз обратиться к тому, что сказал господь: «Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему». Угадали, кто наш Господь Бог?
Ну, конечно же – наши родители! Кто более всех заинтересован в продолжении себя в своих потомках? Кто заинтересован в том, чтобы мы не росли, как Маугли? Кто любит нас безусловно? Кто в конце концов жизнь за нас готов отдать?
Но вернемся к Миле, которая, наигравшись, как-то дала мне понять, что пора спать. Она высосала компот и заснула. Удивительный ребенок! Три месяца занимаюсь ею, каждый день нахожу ее новой, но мы всегда находим общий язык. Это еще вопрос вопросов, кто кого воспитывает.
Моя Мила – как пятимесячный ребенок: контактна, постоянно в диалоге, сосредоточена, внимательна и всегда сообщает мне свои желания. Ей всего лишь три месяца, но она хорошо держит линию голова-шея-спина. Ладони расправлены, Мила хватает ручками игрушки. Если бы она знала последовательность действий: взяться руками за опору – подтянуться – встать, она бы это сделала. Пока же для нее исполнитель ее действий – другой человек.
Мне кажется, что ад – это материнская утроба. Я не нахожу комфорта в купании в воде 37 градусов. А тут 9 месяцев ребенок пребывает в этой температуре в согнутом состоянии со страховкой на пуповине и в полной зависимости от другого человека. Не правда ли – это классическое определение ада! То ли дело – кенгуру! Родился длиной 2 см и весом 3/4 грамма и – свободен! Заполз в сумку, схватил сосок в рот и живи не хочу. Сумка кенгуру – это апартаменты по сравнению с малогабаритной площадью женского чрева. И свобода! Захотел – выполз, посмотрел мир, подышал, побегал, залез в сумку. Вот они – глаголы. В животном мире все по-другому – там жизнь зависит от действия. Вектор жизни направлен от необходимости действовать к предмету действия: поохотиться, спариться, спастись. А у человека все наоборот: сначала предмет действия, а потом раздумья, что с ним делать. И пока человек раздумывает, теряется сама актуальность как действия, так и предмета. Тут я не могу не обратиться к А. Мердок:
«Какой момент надо считать решающим? Величие в том и состоит, чтобы определить его, определив же, удержать и растянуть. Но для большинства из нас промежуток между «О, я мечтаю о будущем» и «Ах, уже поздно, все в прошлом» так бесконечно мал, что в него невозможно протиснуться. И мы все время что-то упускаем, воображая, будто еще успеем к этому вернуться. Так губятся произведения искусства, так губятся и целые человеческие жизни оттого, что мы либо мешкаем, либо без оглядки несемся вперед».
Попросту пропадает интерес, потому что человеческий мозг «заточен» на предметы, а не на действия с ними. Потому-то дед и бабка в знаменитой «Сказке про курочку-рябу» и не знали, что делать с золотым яичком. А рефлекс «попробовать на язык» злополучное яйцо не смогли осуществить, потому как «били, били – не разбили» золотое яичко. Яйцо было снесено для красоты, как произведение искусства. Произведение искусства едят глазами. И опять обращение к А. Мердок:
«Только искусство объясняет, само же оно не может быть объяснено. Искусство и мы созданы друг для друга. И где пресекается эта связь, пресекается человеческая жизнь». То есть «не хлебом единым жив человек». И вот родился человечек и поступил в полное распоряжение взрослого человека: что и когда поесть, что надеть, что делать, когда спать, сколько лежать в мокрых пеленках, мерзнуть или париться и т.д. Полный произвол! Можно ли это назвать насилием? И когда оно закончится? А, главное, как в этом насилии и непонимании жить?
Мила замечательно негодовала на мое непонимание того, что она хочет. Она была очень целеустремленная девочка, согнуть ее было нельзя. Она сама принимала участие в своем бонсае.
Миле 4 месяца. К ней приезжает массажистка и вытворяет с Милой невероятные вещи: крутит, складывает и раскачивает как колесо. Мила покорно все выполняет и взрослеет на глазах. Она сидит в коляске, переворачивается со спинки на животик и смеется в голос. Странный смех: мимика лица как при смехе, а звучит смех как плач.
И я поняла, что научение – это как заточка ножа: водишь камнем по лезвию, пока его не заостришь. Наверное, и смеху тоже надо учиться. Если смех – это окультуренный оскал, то нужно научиться скалиться дружелюбно и располагающе.
Одела Миле белый платочек и поднесла к зеркалу: «Смотри, Милочка, кто там?». Мила задержалась взглядом, идентифицировала картину в зеркале и улыбнулась мне в зеркало.
После обеда пошел дождь. Я кормила Милу в гостиной, когда ворвался Артем с вопросом: «Почему коляска не убрана и мокнет под дождем?» Я ответила, что кормлю Милу и не успела убрать коляску. «Ну, я так и подумал!» – ответил Артем с сарказмом.
Я отметила про себя, что у меня появился еще один начальник.
Сегодня у нас культурно-познавательная программа: мы идем с Милой в зоопарк. Никакого эмоционального отклика обитатели зоопарка у Милы не вызвали. И это нормально. Чем может заразить жизнь в неволе, кроме отстраненности от нее по типу «Чур меня!» Мы подошли к вольеру с волками. Волки, в отличие от волков, виденных мною в других зоопарках, были очень добротные и производили впечатление того волка, образ которого формируется из детских сказок. Они были крупные, с гладкой шерстью, в теле – настоящие дикие звери. И тут волки начали грызться друг с другом с соответствующим угрожающим рычанием. Мила вздрогнула и громко заплакала. Она испугалась. Откуда она знает, что надо бояться, если дома этого ребенка все лишь облизывают? Вечером Мила впервые подняла настоящий ор.
Сегодня Мила – паинька: кувыркается, переворачивается, подгребает ноги под себя, поднимает попку и ползет. Сопит, старается. Соскакивает с моих колен и пытается куда-то бежать. Мозг у Милы работает на опережение – он готов к ходьбе, а тело еще не готово ходить. Достижения Милы к 4,5 месяцам: писает в унитаз на «пись, пись», пьет из чашки и может донести до меня свои желания на уровне нашего контакта.
Прилетела Василиса. Вся такая непонятая и неоцененная Лондоном, вся уставшая от поисков достойной работы, которой для нее, разумеется, в Англии нет. Василиса сидела в гостиной и восторженно рассказывала о Киеве, куда она заезжала к подруге. И вдруг она широко зевнула. Мила, увидев зевок, закатилась плачем. Она приняла зевок за оскал! Вот она – реакция на оскал. Угроза!
Местная подружка Василисы уже замужем и имеет ребенка. Иногда она приходит в гости, но общается с ней преимущественно Ольга – мама Милы и Василисы. У Ольги с подругой Василисы общие интересы на почве детей, и Василиса чувствует себя в их обществе неловко. Ольга вела себя как лидирующая самка семейства сурикатов. Семейство сурикатов живет в матриархате, лидирующая самка обладает автономным правом воспроизводства потомства. И, когда ее непутевая дочь вдруг случайно приносит потомство, лидирующая самка убивает своих внуков и отправляет дочь пасти своих детей. Василиса была в семье на положении пастушки Милы. Недалеко мы ушли из мира сурикатов.
Хотя не совсем так, поскольку семья озабочена вывозом Василисы в свет. Ее надо достойно выдать замуж, и семья охотно принимает приглашения на всевозможные светские рауты. Заодно выезжает и Артем. На ночь к Миле приглашают меня. Но в оплате Ольга очень прижимиста. Она говорит: «Больше 500 рублей я тебе не дам – иначе у меня нет смысла к тебе обращаться, ведь у нас есть бабушка!» Хотя бабушку Ольга не приглашает. Я чувствую себя побирушкой. Простой расчет показывает: 120 рублей х 12 часов + 60 рублей (ночные) х 12 часов = 2160 рублей. Ольга же платит мне за сутки 1500 рублей. Я, конечно, промолчала, но положила «камень за пазуху». Это значит, что я откликнусь на любое достойное предложение.