Страница 3 из 66
Тон девицы никак не вязался с произнесёнными словами, и если бы Пётр Иванович возжелал - непременно указал бы на это Настасье Павловне.
Но он так устал… Эти трое суток практически без сна, кофию и удобной постели… Хоть лейб-квор и начал привыкать к подобному, ему теперь желалось только одного - комфорта.
- Доставлю, Настасья Павловна. Сейчас за мной прибудет паромобиль, я прикажу сделать крюк, чтобы высадить вас у вашего дома.
Он сделал паузу, всматриваясь в черты лица докучливой девицы, в которых вдруг начал находить свою, удивительно притягательную, но неуместную прелесть. Весь облик Оболенской был словно соткан из вызова - того самого, коего так чурались в модных гостиных Шулербурга. Но который неизменно притягивал всё внимание несчастного Шульца.
- Что же ваш батюшка? - неожиданно даже для самого себя задал вопрос Пётр Иванович. - Ужель ещё не объявил ваши розыски?
Ответом ему стал надменный и суровый взгляд Оболенской, в котором, к радости своей, Шульц увидел и растерянность. Тем лучше. Напомнить девице, имеющей слишком неуместную тягу к приключениям, что за сие можно получить наказание - лишним не будет. Настасья Павловна на вопрос Петра Ивановича не ответила. А вскоре прибывший фельдмейстер избавил её от неловкости, которую она непременно бы испытала от слишком затянувшейся паузы в разговоре.
- Идите к паромобилю, Настасья, - неожиданно пренебрегая официальностями, тихо проговорил Шульц, подталкивая Оболенскую в сторону прибывшего экипажа. - Я скоро.
Паромобиль был чудо как хорош! Буквально намедни их агентство закупило три таких агрегата, один из которых достался нынче Шульцу в качестве средства передвижения. Он же и отвлёк ненадолго Настасью Павловну от дальнейших препирательств, чем и воспользовался лейб-квор, подтолкнувший девицу к распахнутой дверце. Споро доложив всю диспозицию прибывшему фельдмейстеру и заручившись его позволением отбыть наконец домой, Шульц занял место в кабине управления подле Оболенской.
С паромобилями Пётр Иванович умел обращаться не хуже, чем с породистыми кобылками. Они требовали руки твёрдой и уверенной - это Шульц знал наверняка.
- Что ж… отправляемся, Настасья Павловна, - проговорил лейб-квор, давая ход мощному агрегату. И услышав короткое, но ёмкое «ох» Оболенской, прибавил пару, «выплывая» на Твердоостровский проспект.
Дальнейший путь проделали молча. Оболенская предпочла Шульцу любование ночными улицами. Здесь, в северном квартале роскошь особняков соседствовала с мрачными пейзажами нищеты и трущоб. Только будучи в нездравом уме можно было позволить себе поселиться в этом районе, оттого факт, что в подобном месте приобрёл недвижимость сам великий князь, вводил Петра Ивановича в некое подобие ступора. Впрочем, рассуждать об этом, даже мысленно, было не его ума дело.
Отбросив все подобные измышления, Шульц сосредоточил внимание на дороге, изредка бросая быстрые взгляды на Оболенскую. Они были знакомы всего ничего - полных три дня, за которые Настасья Павловна успела порядком ему надоесть. И настолько же - привлечь к себе внимание.
Сейчас, когда девица сидела смирно, чуть опустив голову и нервно сжимая ладони, лежащие на коленях, прикрытой плисовой юбкой, она казалась ангелом, сошедшим с небес и готовым исполнить волю того, кому была призвана в услужение. Но Шульц знал - всё это обман, химера, и стоит произнесть хоть одно неосторожное слово - как Оболенская превратится в истинную фурию.
Так и добрались до её поместья. Улицы города здесь были более светлыми, а особняки по обеим сторонам Мерьяславского проезда - высокими и из белого камня. Таким был и дом Настасьи Павловны. Весь его нижний этаж был ярко освещён, и жёлтые лучи, льющиеся от газовых фонарей, пятнами расплывались по изумрудным лужайкам сада.
- Что же, настала пора прощаться, - произнёс Пётр Иванович, останавливая паромобиль у чугунных ворот ограды, немым стражем опоясывающей территорию особняка. - Я провожу вас, Настасья Павловна.
Он почти взялся за хромированную ручку дверцы, когда услышал голос Оболенской:
- Нет-нет! В том нет нужды. До встречи, Пётр Иванович.
И не успел Шульц опомниться, как гибкая фигурка выскользнула из паромобиля и вскоре исчезла из виду, сливаясь с темнотой ночи.
Первая потребность догнать и вернуть себе - совершенно неуместная и ненужная - была с досадою изгнана Петром Ивановичем. Кто он такой, чтобы докучать докучливым девицам?
С силой сжав челюсти, Шульц проследил взглядом за тем, как ненамного - всего на расстояние, чтобы впустить стройную девицу внутрь - приоткрывается входная дверь особняка, после чего дёрнул рычаг паромобиля. Агрегат взревел, и Пётр Иванович самодовольно улыбнулся. Пусть у Оболенской теперь и будет объяснение с отцом, откуда Настасья Павловна возвращается в столь поздний час - ему всё равно.
Вырулив на оживлённую даже средь ночи улицу, Шульц взял направление вовсе не к себе домой. Непременно нужно было доставить материалы в штаб агентства. И пренебрегать своими обязанностями лейб-квор не собирался ни ради кофию, ни ради отдыха. Ни ради девиц. Пусть даже без них его жизнь и не будет настолько полной, как хотелось бы.
***
- И что же ты, Петя, думаешь по этому поводу? - попыхивая сигарой, привезённой из-за границы, вопросил Анис Виссарионович в третий раз.
Несвойственное фельдмейстеру панибратство, что высказывалось Фучиком только когда он пребывал в высшей степени возбуждения, заставило Шульца слегка искривить губы в улыбке, которую лейб-квор всё же не смог сдержать. И хоть она была крайне неуместна, Пётр Иванович, почувствовал, как напряжение, сковывавшее его члены, пожалуй, с той самой минуты, как он увидел подле особняка «странного человека», понемногу отступает.
- Я думаю, господин фельдмейстер, что необходимо донести до великого князя по всей форме мой доклад, который я непременно напишу сегодня же ночью, и предупредить о том, что над императорским домом нависла угроза.