(Не)обманутый

Кабинка оказалась больше обычной, но все равно была тесной. Хикэру бросил Тошайо полотенце со словами: «Испачкаешь мой костюм — будешь облизывать». На всякий случай Тошайо вцепился в полотенце зубами, пока помогал Хикэру избавиться от брюк и расстегивал собственную ширинку. Демон встал спиной к нему, уперся руками в стенку и выгнулся, подставляя задницу.

— Есть хоть один шанс, что он придет раньше? — спросил Тошайо, глядя под край белоснежной рубашки, где кожа Хикэру была особенно гладкой, а мышцы придавали фигуре характерный изгиб.

— Конечно, есть, мой хороший. Тебя это волнует? — Хикэру наклонился ниже, и его задница должна была неизбежно столкнуться с членом Тошайо, но тот в последний момент придержал любовника рукой.

— Ты хочешь упустить такую возможность из-за секса?

— Я хочу пожить, мой хороший, — недовольно ответил Хикэру, повернув голову. — Так и будешь дрожать от каждого шороха?

Тошайо разозлился, и, к несчастью, это было именно тем, что подстегивало его к безрассудным действиям. Демон, конечно, знал об этом и теперь беззастенчиво пользовался, но Тошайо соврал бы, если б сказал, что не хочет. Он хотел — больше, чем увидеть какого-то эфемерного Такаюки. Больше, чем помочь ордену.

Масла и тем более волшебной жидкости из спальни Хикэру у них не было, поэтому Тошайо наклонился к любовнику, приложил пальцы к его губам и сказал то, что было по его шкале падения в бездну твердой сотней из ста возможных пунктов:

— Оближи.

Пока горячий язык демона скользил вдоль фаланг, Тошайо представлял себе самые разные места, где можно заниматься сексом. Ресторан, машина, дом — это ведь, в самом деле, банально. Если Хикэру будет так же послушно делать все, что ему скажут, подойдет даже свалка отходов.

Пара любовников, которые начали трахаться до того, как Тошайо вошел в помещение, явно устала. Стоны были тише, одышка сильнее. Ему стало интересно, как они отреагируют на новые звуки, поэтому он почти не использовал пальцы. Вынул их и, дождавшись, когда в чужом представлении наступит пауза, вставил член.

Хикэру застонал, дернулся, но это была легкая боль, потому что Тошайо хорошо помнил, когда демону становится неприятно, и остановился задолго до этого. Украл один громкий стон, а потом в качестве извинения медленно наклонился и поцеловал плечо.

— Не удержался, — шепнул Хикэру с усмешкой. — Теперь начнется концерт.

Он оказался прав. Любовники затихли ненадолго, а потом их крики стали похожи на посредственную игру в любительском театре. Тошайо медленно двигался, больше действуя руками, потому что не хотел трахать Хикэру под аккомпанемент азартных игроков. Надолго их все равно не хватило, через несколько минут, то ли кончив, то ли осознав, что перегибают палку, они замолчали. Хлопнула дверь, включили воду, потом хлопнула входная дверь.

— Доволен? — шепнул Хикэру.

— Мы их победили, — шепнул в ответ Тошайо.

Ему было легко, он перестал стесняться и делал то, что хотел, пока они трахались в кабинке туалета. Медленно, без спешки, как будто у них было все время мира, погружался в Хикэру, запоминая реакцию и наслаждаясь ей так же сильно, как удовольствием в паху.

После секса они бросили полотенца в специальные урны, отмыли руки, умылись, поправили одежду и вышли. Теперь нужно было дождаться Такаюки, который должен был прибыть с минуты на минуту.

На людях они не могли разговаривать открыто, и Тошайо думал, когда собирался на прием, что это вызовет у него раздражение, но на деле все оказалось куда интереснее. Ему редко удавалось поговорить с кем-то умнее уличного попрошайки. Изаму был молчалив и отдавал всего себя древнему искусству рукопашного боя, а Чи хоть и был не по годам умен, оставался подростком. В обществе Хикэру можно было говорить намеками и угадывать их, обмениваться взглядами, шутить — не зло и пошло, но без налета детской примитивности, который обязательно присутствовал в разговорах с Чи. После второго бокала вина и долгого обсуждения интерьера, который по словам Хикэру привезли из разных стран, чтобы украсить залы, Тошайо окончательно расслабился.

Господин Такаюки был одним из последних гостей, которые вошли через украшенную золотым лавром арку. Хикэру ничем не выдал своего интереса, никак не прокомментировал появление давнего врага, но его рука, до сих пор расслабленно сжимавшая бокал, напряглась.

— Мне кажется, у нее натуральные перья павлина, — сказал Тошайо, наклонившись к демону.

— Что? Перья? — растерялся Хикэру.

— У спутницы этого представительного мужчины, — подсказал Тошайо.

Он проследил за взглядом Хикэру и за тем, как осторожно менялось выражение его лица. Сначала взгляд уцепился за Такаюки, но после слов Хикэру — перешел на его спутницу, которую в трущобах Метрополиса назвали бы «шлюхой в перьях». На фоне женщин в изысканных экстравагантных нарядах, которые уже присутствовали на приеме, эта выделялась нарочито грубым гримом и вызывающе откровенным платьем, которое украшали длинные птичьи перья. Выражение лица женщины говорило о том, что она высоко ценит себя, а все, кто недоволен ее нарядом, могут засунуть себе свое мнение в соответствующие места. Гости принялись обсуждать ее наряд. Никто не заговорил о господине Такаюки — отвлекающий маневр он проделал мастерски.

Гадали, где были взяты перья, свежие они или древние, «как ее грим», пытались угадать, кто решился пошить эдакого монстра. Высший свет, как по волшебству, купился на дешевый розыгрыш. Если бы Тошайо не знал, кто перед ним, он обязательно заподозрил бы ни в чем не повинную женщину в том, что она охмурила несчастного господина Такаюки и теперь вьет из него веревки. И хотя тот вовсе не выглядел потерянным или смущенным, на фоне такой раскованной и яркой особы кто угодно мог побледнеть.

Гости поприветствовала госпожу Юми и господина Нобуо — обменялись сначала традиционными поклонами, затем пожали руки. Хикэру нервно крутил в руке бокал, так что Тошайо пришлось остановить его, перехватив запястье:

— Успокойся, ты выглядишь куда лучше.

Гостья, которая стояла совсем рядом, окинула его одобрительным взглядом и улыбнулась. Он благодарно улыбнулся в ответ, потом отвернулся от нее и повел Хикэру за руку сквозь толпу — подальше от Такаюки и его ручной птички.

Дама вполне могла сойти за кицунэ, но Хикэру утверждал, что нечисти чрезвычайно трудно пройти за Врата — сделать это могли только демоны и те, кто получил разрешение Его Божественного Величества, как было с Безупречными. С другой стороны, у Такаюки явно имелось достаточно козырей, чтобы провести одну несчастную кицунэ на праздник.

Наконец, она могла быть обычной компаньонкой, которых в центральном районе работали сотни. Бедная девушка с хорошей внешностью и тем уровнем образованности, когда уже можно открывать рот для чего-то кроме еды и ругани.

В толпе Тошайо удалось найти удобное место возле стола с закусками, которые выглядели так неаппетитно, что никто не подходил к ним, обходя стороной. Официанты сновали туда-сюда, изредка замирая перед Тошайо и Хикэру, но в остальном никому до них не было дела.

— Скоро будут произносить тост? — спросил Тошайо, прислушиваясь к гомону толпы, которая до сих пор переваривала наряд спутницы Такаюки.

— В девять часов вечера произнесут первый, в двенадцать ночи — последний. Считается, что в то же самое время Его Божественное Величество…

Хикэру прервался, потому что сквозь толпу прямо в их сторону шли господин Нобуо и господин Такаюки собственной персоной.

Хозяин вечера выглядел воодушевленным и довольным, а выражение лица Такаюки могло означать что угодно — оно было таким же пресным, как его внешность и костюм.

— Вот вы где! — радостно воскликнул господин Нобуо. — Повсюду искал вас. Неужели вам понравились устрицы? — спросил он, глянув на стол за их спинами. — Ужасный вкус, если хотите знать мое мнение. Господин Такаюки, рад представить вам господина Хикэру — мецената и благотворителя, с которым я и моя дражайшая супруга знакомы уже много лет, и его спутника — господина Тошайо, того самого экзорциста. Господин Хикэру, господин Тошайо, рад представить вам моего старого друга — господина Такаюки. Он выразил большой интерес к вашей профессии. Боюсь, сегодня вы станете звездой вечера, — улыбался Нобуо. — Теперь я вас оставлю, мне придется заняться белым вином. Катастрофа, настоящая катастрофа, — и он ушел, покачивая головой в растерянности.