Страница 3 из 6
Помню, как весной (очевидно, в мае 1938 г.) отца послали в командировку «на границу», он взял меня, и машина остановилась на шоссе, чуть дальше кирхи, стоявшей на территории 6-й комендатуры, то есть чуть повыше моста между Средним и Нижним Лемболовскими озерами. Мне показали, как по поверхности озер плывут какие-то холмики. Взрослые рассказали, что перед отъездом с насиженных мест финны утопили свой скот и теперь он всплыл на поверхность.
В те же дни к нам в квартиру на Ленина пришла Аннушка, принесла бидончик с молоком и сказала, что ее переселили под Всеволожск, что ехать к нам очень неудобно и потому она не будет приезжать. Оставила свой адрес и уехала. Больше мы Аннушку не видели.
Уже по весне мы переехали на хутор Хемиляйнен на берегу Лемболовского озера, в стороне от комендатуры. 6-я комендатура была кавалерийской, и нас, естественно, тянуло туда. Пограничники были заметно старше нас, и очень спокойно и неторопливо объясняли нам, как наводить на цель бинокль или разбирать-собирать винтовку. Однажды, отец сказал, что в пограничники призывают вместе с лошадьми. Для нас с братом всегда было интересно смотреть, как проходили «джигитовки»: на специально выбранном плацу устанавливались столбики, в них втыкались ветки – побеги ивняка, и солдаты на всем скаку ловко срубали их шашками, промахов почти не было.
Хутор Хемиляйнен представлял собой странное зрелище: метрах в 10–15 от булыжного шоссе, что шло над Лемболовским озером, стоял обыкновенный сельский дом с колодцем рядом. Между домом и шоссе возвышалась двускатная крыша, опиравшаяся прямо о землю (стен не было). Крыша укрывала все хозяйство. Видно, там содержался скот, были заметны и прочие остатки деятельности владельца.
Крыша была покрыта дранкой, с которой я близко познакомился вскоре после приезда на хутор: залез на крышу, а затем случайно соскользнул по дранке, что заставило маму поработать какое-то время иглой, дабы извлечь из моего тела дранковые занозы. Брат, как всегда, проявил осторожность и не пострадал.
По другую сторону шоссе было старинное кладбище, сильно заросшее соснами и кустарником: мы ходили туда есть малину. К озеру полого спускался луг, и почти прямая тропинка упиралась в мостки, построенные отцом. На мостках часто сидел (лежал) мамин кот Никита, с большим интересом следивший за стайкой окуней, снующих вокруг столбиков, к которым крепились доски. В прозрачной воде были хорошо видны их красные плавнички и темные полоски на теле. Однажды, не выдержав охотничьего азарта, Никита задрожал и на моих глазах бросился в воду. Водная среда замутила увиденное, и Никита без задержки выпрыгнул на берег.
Меньше повезло Никите с охотой на птиц. Однажды утром мама обнаружила кота с разодранной спиной: серо-белая шерсть вместе с кожей висела клочьями. Мы решили, что так с котом могла расправиться только сова. Но Никита вновь доказал, что кошки – живучие существа, и вскоре на нем все зажило. Этому способствовало и то, что Никита сам нашел себе нужную лечебную траву, и то, что хозяйка, то есть мама, смазывала его раны на спине какой-то мазью из тюбика, и то, что кот подолгу отлеживался в избе. Но что он слышал тогда и о чем думал – об этом потом.
Тем временем брат «ходил на этюды», а я ему охотно ассистировал. Порой это выражалось в том, что он отправлял меня за водой примерно за километр. Больше всего меня тогда впечатлило, что на этюдах брата придорожные булыжники продолжали блестеть как после дождя, в то время как настоящие уже давно высохли.
Когда приезжал отец, мы ходили по грибы. Локальная особенность: белые грибы стояли на прежних местах, и потому их было легко собирать. Грибные места были четко обозначены: Вовкин бор, Заболотье и т. п. Однажды шли мы над Лемболовским озером вдоль проселочной лесной дороги. Послышался шум мотора. Вскоре на дороге появился открытый фордик, а в нем за рулем сидел А. А. Жданов. Жданов притормозил и поинтересовался, как обстоят дела с грибами. Отец ответил, что грибов пока мало, рано еще. Жданов, согласившись, уехал.
Еще одна встреча уже с другим членом Политбюро ЦК ВКП(б) случилась на воде. Мы знали, что на мысу, отделявшем Верхнее Лемболовское озеро от Среднего, была дача Совмина. Мы с отцом, как обычно по утрам, поставили сетку-путанку, перегородив протоку из Верхнего в Среднее Лемболовское озеро, там, где был мост, а пока ловили мелочь на удочку. Попавшаяся в сеть уклейка предназначалась в качестве наживки на перемет. Было тихо и солнечно. Вдруг со стороны большого озера до нас долетел стук лодочного моторчика, и мы увидели лодку, быстро приближавшуюся с той стороны. В лодке сидело несколько человек, и она направлялась под мост. Отец встал и закричал как можно громче, в основном матом. По приближающейся лодке кто-то пробежал на корму и выдернул мотор вверх. Мы ясно увидели, что один из сидевших в лодке – тот, что в шляпе, – Берия, и отец сразу замолчал. Лодка прошла мимо, не задев сеть. С «той стороны» не последовало никакой реакции. Отец знал, кто такой Берия и что значит встреча с ним. Но на этот раз обошлось.
Об отце-рыболове следует сказать подробнее. Для меня очевидно, что среди рыбаков-любителей он был профессионалом, умел всегда поймать рыбы столько, сколько хотел. Обычно рыбалка выглядела так. Отец сидел «на веслах» в лодке, а я с дорожками, то есть со сплетенными им лесками, располагался на корме, держа по дорожке в каждой руке. Когда огибали куст тростника, отец говорил: «Сейчас у тебя возьмет левую, подсеки!» Щука брала левую, я подсекал, и отец вытаскивал из воды очередную рыбину. Ошибок не бывало.
Однажды сосед по квартире Афанасий Данилович Буслов, сам заядлый рыбак, усомнился в умении отца добывать рыбу. Отец пригласил его в Васкелово, оформив пропуск. Буслов приехал и ехидно спросил, с чего это отец берет плетенную корзину. «Так надо будет куда-то щук девать», – ответил отец. Они привезли полную корзину щук, а меня сфотографировали со щукой, голова которой была вровень с моей, а хвост касался земли. Миф подтвердился. Пойманные рыбы сохли в тени, и на антресолях на кухне всегда хранились их высохшие тушки – немалое подспорье в рационе многочисленной семьи. Да и насчет подарков знакомым ломать голову не приходилось: высушенные щуки принимались с удовольствием.
Естественен вопрос: почему я все больше пишу об отце, оставляя в тени мать? Так уж сложилось в нашей семье, что своего первенца и обещающего художника-гения взяла под свое покровительство мама, а я уже по одному этому оказывался «отцов сын». К тому же я рос крепким, по-мужицки ловким, способным на поделки и всякого рода «мужскую работу», то есть был прямым продолжением отца. Отец брал меня на рыбалку, в многочисленные командировки по погранзоне, и я никогда его не подводил. Например, отправляясь в комадировку, отец всегда останавливал машину «у последнего гастронома», где покупал «малышку» водки. Потом эта «малышка» разливалась по скорлупкам яиц, взятым из дома: чайной ложкой ловко извлекалось крутое содержимое, и оставшаяся оболочка яйца превращалась в естественную рюмку. Но дома об этом – ни слова.
У меня вошло в привычку встречать отца на васкеловском вокзале, когда он приезжал на выходные поездом. Дорога от хутора, где мы жили, до вокзала составляла примерно пять километров, но меня отпускали из дома, потому что в погранзоне все было спокойно (хотя и не всегда благополучно).
Однажды я отправился встречать отца и своевременно пришел на вокзал. Какое-то время пришлось ждать, но, когда поезд пришел, отца в нем не оказалось. К приходу поезда на вокзале открывался буфет, и прибывшие «из города» могли насладиться в нем чаем или чем-нибудь покрепче. Я зашел в буфет, съел булочку, выпил чая и стал ждать следующий, последний поезд. Он прибывал через два часа, но отца в нем тоже не оказалось. Больше не было смысла ждать. Тем временем стало темно, к счастью дорогу трудно было потерять, и я бодро зашагал домой.
Дорога шла по пустым полям, местами поросшим кустарником. Спустя какое-то время мне захотелось отдохнуть, и, переступив через канаву, я улегся на теплую еще землю и заснул. Разбудил меня храп коня: оказывается, по дороге ехал конный патруль, конь почувствовал меня и захрипел. Конники спешились, старший признал меня: «Я этого хлопчика знаю, он приходит в комендатуру, в столовую за закваской. Их хутор на дороге над озером». Он посадил меня на коня, перед седлом, потрусили к дому. Дома не спали, ждали меня. Оказывается, отец приехал на машине. Но он не спешил встречать меня – он знал, что я не заблужусь.