Русский фактор

Весь XVII век Россия вела позиционную борьбу с Польшей и Швецией за контроль над православными Украиной и Белоруссией, которые считала своей «отчиной», и над широким выходом к Балтийскому морю. Этот имевший религиозно-национальное и геополитическое содержание процесс на продолжительное время определил отношение Москвы к «ближнему Западу». Отстаивание Русской православной церковью в начале XXI века целостности своей канонической территории, в частности, на Украине и в Белоруссии является свидетельством практической актуальности этого наследия.

В отношении России к странам Запада сильное влечение сочетается с конкуренцией. Ближний Запад (Польша и Швеция), а также Османская империя были не столько посредниками, сколько преградой между Россией и Западом «дальним», с которым она хотела иметь прямое и свободное взаимодействие. Царь Иван IV был первым, кто предпринял попытку «пробиться в Европу» силой в ходе Ливонской войны, но потерпел неудачу. Однако эту задачу позволили решить последующие победы Петра I в Северной войне и Екатерины II в войнах с Турцией.

После смерти Ивана Грозного Россия была ослабленной и стала объектом первой из серии масштабных интервенций стран Запада. В XVII веке Польша и Швеция, в XIX веке Франция, в XX веке дважды Германия вторгались в пределы России. Отстояв свою самобытность от монгольского ига и независимость от Востока, Россия защищала ее от Запада.

Самопровозглашенная и постфактум признанная Европой Российская империя была создана военными победами и реформами Петра I, основывавшимися на желании эволюционной модернизации (вестернизации), реализовать которое пытались еще его отец Алексей Михайлович и сестра Софья. Победоносной войной и радикальными реформами Петр I ярко заявил о России как о равной другим крупным державам участнице военно-политических комбинаций, торговых и культурных обменов, части Европы. Эта Россия вошла в нее как великая держава и стала активно европеизироваться, заимствуя достижения в военной, экономической и административной сферах, но не институты, эти результаты генерировавшие.

Европеизация российского государства была связана прежде всего с деятельностью Екатерины II. Выстраивая государственность изнутри, она и пробивавший окно во внешний мир Петр I превратили средневековое царство в один из столпов европейского порядка XVIII – начала XX столетий. Несмотря на то что в дальнейшем периоды либерального европейского реформаторства при Александре I и Александре II чередовались с годами консервативной реакции Николая I и Александра III, Россия последовательно шла по пути европеизации.

Окончательно Западная Европа признала Россию частью системы международных отношений лишь в середине XVII века, в период правления Елизаветы Петровны. При Екатерине II Россия стала одним из гарантов европейского равновесия. Умеренные российские правители стремились не столько физически господствовать в Европе, сколько обеспечить самодостаточность России и гарантировать ее участие на паритетных основах с другими великими державами в решении общеевропейских проблем.

При Александре I, после победы над Наполеоном и Венского конгресса, это положение Российской империи было впервые институционализировано. Она стала равноправным участником европейского «концерта» и одним из официальных хранителей легитимного порядка. В конце XX века во внешней политике Москвы: проявилось стремление превратить Совет Безопасности (СБ) ООН в главный орган мироуправления; были подготовлены предложения создать региональный Совбез для Европы; активизировалась работа контактной группы.

Николай I нарушил паритет участия в общеевропейских делах и активизировал проявления региональной гегемонии в Восточной и Центральной Европе. Он ликвидировал Польскую автономию, выступал арбитром между Пруссией и Австрией, подавил революцию в Венгрии. Так появился курс на единоличное доминирование в отделявшем Россию от крупных европейских держав стратегически важном регионе. Линия Николая I продолжилась в XX веке в политике советских руководителей – от Иосифа Сталина и Вячеслава Молотова до Юрия Андропова и Андрея Громыко.

Цена политики доминирования в XIX и XX веках оказывалась чрезмерной. Силы империи подрывали внутреннее перенапряжение и внешняя изоляция. Это приводило к отставанию от других стран.

Внешние поражения России стимулировали в ней либо внутренние реформы, либо при отсутствии у верхов воли к ним – революции. Реформы требовали умеренной внешней политики, революции меняли внешнеполитическую парадигму. В середине и конце 1990-х годов ролевой моделью для руководителей МИД РФ и умеренных реформаторов стал глава российской дипломатии в царствование Александра II канцлер Александр Горчаков.

Связь между внутренней и внешней политикой России не является жесткой. Символом российских консерваторов стал Александр III, выступавший за разумные самоограничения во внешней политике. Его идеалом был мир на основе спокойной силы России, сотрудничества с которой желают другие державы, и прагматизм. При менее уверенном в себе консерваторе Николае II российская внешняя политика попыталась активизироваться на ряде направлений, но потерпела поражение на Дальнем Востоке. В то же время Россия присоединилась к англо-французской Антанте как прообразу современного политического Запада. В результате этого Россия на десятилетия стала элементом комбинации сил для противодействия германской гегемонии в Европе.

Консерватизм самодержавия России не позволил ей вовремя провести внутренние реформы. Став европейской державой, она слишком медленно становилась европейской страной.

Большевики начали с радикального проекта вестернизации или социализации России и мондиалистского проекта мировой революции, в которой она играла роль ресурса, плацдарма и запала. Коммунистическая идеология стала для СССР средством легитимации его режима и ресурсом великодержавной внешней политики в мировом масштабе. Как авангард альтернативной антикапиталистической цивилизации Советская Россия стала идеологической, политической и военной оппозицией Западу. Коминтерн пытался руководить классовой борьбой в мировом масштабе, был обоснованием и средством внешней политики Советского Союза. Военная доктрина СССР в 1920– 1930-х годах исходила из того, что все его западные соседи являются вероятными противниками.

Вторая мировая война за несколько лет превратила международного изгоя в один из столпов нового миропорядка. Непосредственное враждебное окружение сменилось системой контролируемых буферов безопасности и аванпостов для ведения наступления на империализм. Военная мощь страны достигла своего апогея. Источником легитимности правящей номенклатурной элиты вместо революции стала Победа. Начиная с Вячеслава Молотова в 1946 году, советские руководители повторяли тезис о том, что теперь ни один крупный международный вопрос не может быть решен без участия СССР.

Последовавшая за этим холодная война была не столько борьбой идеологий, сколько глобальным геополитическим противостоянием в Европе и Восточной Азии в период правления Иосифа Сталина и активной конкуренцией в остальной Азии, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке и Латинской Америке со времен руководства Никиты Хрущева. Инструментом советской великодержавной политики, иногда жертвенной, становилось коммунистическое, рабочее, национально-освободительное движение. В принятии решения о вводе армейских подразделений СССР в Афганистан идеология сыграла роль провокатора, который заставил осторожных и консервативных деятелей брежневского руководства включиться в авантюру.

В конце 1940-х годов Советский Союз подчинил себе значительную часть Европы, но оказался отделенным преградой, символом которой стала появившаяся в 1961 году Берлинская стена. СССР стал важнейшим глобальным игроком, но изолированным от внешнего мира обществом. Он представлял себя как главную антиимпериалистическую и антизападную силу. Любое уподобление Западу было фактом предательства. Плохие отношения были предпочтительнее хороших, поскольку они предотвращали возможность того или иного влияния Запада на советский народ.