Страница 9 из 17
– Он попался?
– Не знаю, – с набитым ртом отозвалась я. – Он назначил встречу в «норе».
– Значит, туда и поедем. – Сильва отдала мне тарелку и, опустившись на колени, стала собирать картофелины. – Судя по всему, вы лишились некоторой части… м-м-м… провианта?
Я стыдливо промолчала, потому что знала, что она предложит. И она предложила:
– Сначала заедем в магазин поближе к центру, я все докуплю и добуду тебе кроссовки. Потом отвезу тебя до заграждения. Дальше я боюсь. – Она покосилась на водителя. – Сама знаешь чего, лучше навещу пешком.
– Спасибо, – глухо ответила я. – Это будет самое бесполезное времяпрепровождение в твоей жизни.
Бесполезное. Не сравнить с танцами.
Инспектор
[Архивы]
Карл устало потер глаза: от букв и цифр в них уже рябило. И, как обычно, за несколько часов он не нашел ничего особенного.
Маленький, похожий на бункер архив располагался отдельно от Управления, в таком же бедном районе, как тот, где Ларкрайт снимал квартиру. С Рождества материалов скопилось столько, что держать их в порядке стало невозможно. Нераскрытые дела, фотографии из картотек, пленки с записями следственных экспериментов – все это загромождало ящики и стеллажи, покрывалось пылью.
Сотрудница архива, толстая добродушная фрау Вебер, первое время пыталась помогать Карлу, но вскоре махнула рукой: даже она не могла навести порядок в собственном мирке, куда уже лет десять не приходили с проверками. Поэтому когда Карл появлялся, она здоровалась и вальяжно удалялась в дальнюю комнатку, к чайнику и любовным романам, предоставляя Ларкрайта самому себе.
Сегодня он читал протоколы осмотров родителей «крысят»; их проводили в том числе в НИИ Леонгарда. Данные были записаны стандартно, безлико. «Признаков насильственной смерти нет, остановка сердца вызвана неизвестным нервным импульсом. Ядовитых или наркотических веществ в организме не обнаружено. Труп лежал…»
Кого-то находили на улице, кого-то – в доме, кого-то – на расстоянии от него. И вот тут что-то, кажется, менялось, что-то было ранее упущено.
Карл раскрыл на последней странице два протокола. Взгляд скользнул по почти повторяющимся описаниям и остановился на графе «Предполагаемое время смерти». В листе, описывающем тело Карины Варденга, стояло «между 5:30 и 6:00 утра». В протоколе о смерти некоего Тома Вайеса отчетливо значилось «6:15» – это время подтверждал бездомный, мимо которого мужчина проходил точно в момент, когда его затрясло, скрутило и какой-то «дьяволовой» (по словам свидетеля) силой швырнуло на снег. Том Вайес бился, пытался встать, хватался за горло и хрипел что-то вроде «Малышки… мои малышки…».
Карл снова перечитал материалы. Карина Варденга в предполагаемое время смерти находилась с мужем и дочерью: готовила индейку, так как к девяти в доме ждали гостей. А Том Вайес пребывал где-то в квартале или двух от коттеджа, где спали его дочери. Вайес успел что-то сказать. Хм… а Варденга? Этого никто уже не мог подтвердить или опровергнуть.
Ларкрайт начал ворошить другие подшивки. Он замечал закономерность: чем дальше находились от детей родители, тем позже умирали. То же оказалось верным и для «второй волны» смертей. Но о чем это говорило? Подтверждало отвратительную теорию: дети – убийцы, вольные или невольные.
Некоторое время Карл задумчиво перебирал бумаги. Имело ли смысл делиться сведениями? Вряд ли, по крайней мере, пока. Хотя, может, рассказать Рихарду? А может, поговорить с Леонгардом как с медиком? Но если Ланн узнает об этом, мало не покажется: он по каким-то причинам не доверял доктору. Доподлинно Карл этих причин не знал, но комиссар редко ошибался.
Ларкрайт снял копии с пары протоколов, спрятал в сумку и вышел в коридор. Спайк тут же вскочил и завилял хвостом; скучая, он успел изгрызть какую-то папку, забытую фрау Вебер. Карл спешным пинком отправил испорченные документы под шкаф и покинул здание.
Улица встретила его дождем, от чахлого утреннего солнца не осталось и следа. Спайк с лаем понесся по дороге; настроение у него было намного лучше, чем у хозяина. Карл ускорил шаг. Хотелось скорее вернуться в квартиру и отгородиться от мира. Он был благодарен Рихарду, что тот позволил снова прийти на работу только следующим утром.
До дома предстояло ехать по линии надземного метро. Таких веток было всего две, они прорезали город, начинаясь в одних нищих окраинных районах и достигая других, столь же нищих. Хотя, в общем-то, теперь почти все районы города были нищими, даже центр, где красивым по-прежнему выглядел только древний темный собор.
Спайк перепрыгнул низкий турникет и остановился у ведущей на платформу лестницы. Карл глянул на дремлющую в своей будке пожилую смотрительницу и бросил в специальную щель медный жетон, сухо звякнувший в недрах допотопного механизма. Платформа продувалась; дождь усиливался. Карл спрятал нос под воротник и ссутулился. Голова немного кружилась от бессонной ночи и плохого алкоголя, который не стоило пить. Карл на пару секунд опустил веки, а вновь открыв глаза, неожиданно увидел, как далеко впереди, за открытой станцией, по дороге несется черный автомобиль на огромных красных колесах.
Озноб прошел. Карла бросило в жар.
Такая машина – неуклюжая, но мощная, собранная из деталей других, как монстр Франкенштейна из разных трупов, – была на его памяти одна. Она принадлежала убийцам-охотникам, Котам. Карл нахмурился: возвращение этих двоих не сулило ничего хорошего никому, а особенно «крысятам». Об этом точно нужно было предупредить Рихарда: Джина и Леон Кац стояли в его списке врагов на втором месте.
Машина скрылась, глухое гудение сообщило о прибытии поезда. Карл, придержав Спайка за ошейник, вошел в вагон и, опустившись на сиденье, повернулся к мокрому окну. Некоторое время он смотрел на дома, потом откинулся на спинку, вытянул ноги и прикрыл глаза. Краем уха он услышал недовольное ворчание, а потом звук, будто что-то тяжелое упало на что-то мягкое: пес запрыгнул на поролоновое сидение и улегся, царапая обивку лапами. К счастью, в вагоне больше не было людей, и никто не стал возмущаться. Хотя желание возмущаться обычно исчезало, стоило взглянуть на форменное пальто Карла. Полиция города была полумертвой, да. Но как и всего, тронутого смертью, но почему-то не похороненного, ее опасались.
Глаза слипались, и, как Карл ни старался, бодрствовать не получалось. Он ощутил, что подбородок клонится вниз, и вовремя подхватил очки. Мелькнула мысль: Рихард был бы рад, если бы они разбились, они его раздражали. Комиссару было известно, что Карл неплохо видит без них. Но для того чтобы попасть в дальнюю цель, зрение было недостаточно острым, а стрельба могла понадобиться в любой момент. А Рихард просто придирался ко всему. Карл нахмурился и начал тереть пальцами виски. Тень Ланна всегда появлялась рядом, когда что-то не клеилось. И, может, лучше тень, чем одиночество?
Карл не заметил, как в динамике объявили нужную станцию. Он шлепнул по загривку Спайка, вышел из вагона, спустился с платформы и пошел по улице. Пес трусил рядом, постоянно забегая вперед и бесцеремонно обнюхивая редких прохожих. Возле подъезда он остановился и, задрав морду, стал наблюдать, как Карл набирает код. Спайк всегда так делал – порой казалось, что пес пытается запомнить цифры.
В подъезде кто-то вновь вывернул лампочки. Карл поднялся на этаж, ощупью открыл дверь и вошел в квартиру – тихую, не многим более светлую, чем лестничная площадка, и почти лишенную мебели. Комнат было две, хотя вторая размерами едва превышала чулан и всегда пустовала.
Карл привалился к стене коридора и сполз по ней на пол. Вошло в привычку: некоторое время сидеть в темноте, поджав колени и запустив в волосы пальцы. Так он «сбрасывал» всю дневную дрянь, вернее, пытался сбросить. Когда этого не удалось, Карл поднялся и, избавившись от верхней одежды, отправился в душ. На ходу он зажег свет и включил радио, но не прислушивался к монотонному бормотанию диктора. Стоя под струями относительно теплой, рыжевато-ржавой воды, он по-прежнему пытался не думать, но мысли метались – от Рихарда к Вэрди. Снова к комиссару и прочь. Домой.