Страница 12 из 17
– Не надо, – отрубил Ланн.
Изящные брови приподнялись, потом Труда снова улыбнулась.
– А ты не меняешься. Мой большой злой волк. – Она встала, отошла к окну и, обернувшись через плечо, спросила: – Как там Карл? Привык к нему? А он к тебе? Не обижаешь?
Рихард потянулся за сигаретами. Ответить было нечего, кроме «Нормально». За ним по-прежнему наблюдали, и он неохотно добавил:
– Он сильнее, чем я думал.
– Что ты имеешь в виду?..
Рихард усмехнулся. Слова подразумевали слишком многое. Слова – как и принятие их смысла – дробились в десятках осколков. Некоторые были предельно простыми.
– И как ты ухитряешься…
Десятка. Несколько подряд. Не было таких мишеней – неважно, подвижных или нет, – чтобы Ларкрайт промазал. И даже руки не дрожали.
– Я же говорил. В нашей части была отличная подготовка.
Не признаваться же, что он думал, будто Карл отсиделся в штабе с бумажками, что лицо у него как у богатого сынка, что его ветром сдувает, какие там нормативы? Оставалось промолчать и закурить.
– Ну и к чему же вас так готовили?
Снова острый блеск глаз. Короткое движение – очки исчезли в кармане.
– К войне, герр Ланн.
Что ж. Попал, куда надо. Посмотрим, сколько выдержишь.
Гертруда вернулась к столу. Что-то насторожило ее и, в общем-то, не зря. Остановившись, она наклонилась к лицу Рихарда и вкрадчиво прошептала:
– Я люблю тебя. Но если я узнаю, что…
– О чем ты? – ровно перебил он.
Она выпрямилась.
– Людей не спасают из огня, чтобы потом издеваться над ними. Чтобы устраивать им всякие испытания. Чтобы ломать их. А я знаю, как ты умеешь последнее. Ричи, не забывай, к нему у меня особое отношение. Ты ведь помнишь, кем был его отец.
Рихард помнил: правозащитник, всегда кого-то спасал. У Йозефа Ларкрайта на старых снимках тоже было тонкое интеллигентное лицо, узкие плечи, очки. Он не размахивал кулаками, но почему-то в какой-то момент люди, меняющие власть, сочли его столь опасным, что убили – без суда, скандал на всю Европу. И эта история чуть не повторилась с сыном. С сыном, которого Рихард теперь пытался опекать.
Он не сомневался: мальчишка будет таскать бумаги. Да что он сможет? Журналисты из братии недобитых гуманистов – чахлые изнеженные твари, которые слабо представляют, с какой стороны пистолет стреляет. На кой черт такой человек в Надзорном управлении? Чтобы завтра же зарыть?
Но ведь взял. Заставило странное чувство, не дружеское, не отеческое, скорее… как к дворняге. Карл и этот город не поладили, а у Рихарда была привычка – брать кого-то под крыло. Не особенно привязываться, зачастую вообще не привязываться, но брать. И пусть крыло побито и слабо может от чего-то укрыть.
– Так вот, – напирала Гертруда, видимо, встревоженная его мрачностью, – если с ним что-то случится по твоей вине или по чьей-либо еще, а ты не помешаешь… я убью тебя. Припомню все нарушения устава, которые ты допускал, накопится на расстрел. После этого я продолжу тебя любить, но тебе уже будет все равно.
Звучало устрашающе, имело почву. Но все-таки это говорила она. Его старушка. Нет, его девочка. Его злая-злая девочка. И все это он слышал уже неоднократно.
– Ты придираешься к нему, даже не по работе. Это неправильно, он ангел.
Ей сразу понравился Карл. Не то «понравился», после которого она могла потащить его в постель, но и материнским чувством не назовешь. Труда наблюдала, возможно, сама прослушивала телефон инспектора, а у нее это был знак высшей заботы.
– Ангел… по-твоему, нам нужны ангелы?
Холодный, пахнущий каким-то кремом палец коснулся губ Рихарда.
– Перестань. Вы же сработались. Я тебя знаю, у тебя никто не задерживался. Он ни разу не дал тебе в челюсть, Ричи!
– Он в меру упрям и у него есть мозги.
Мотор машины уже негромко урчал. Гертруда посмотрела поверх стекла.
– А ты – не в меру. Будь помягче. Подумай, что, если будет нужно, он умрет, прикрывая тебя. Много у вас таких?
Рихард ощутил колючий озноб и поднял воротник.
– Да брось. Я сам раньше откину копыта. С прикрытой спиной или без.
Гертруда негромко рассмеялась и, приподнявшись, дернула его к себе. Поцеловала в губы, удержала, отпустила, заботливым движением застегнув верхнюю пуговицу форменного плаща.
– Пожалуйста, живите оба. Кто-то же должен стоять на страже.
И машина уехала. Рихард обернулся. Карл стоял в десятке шагов, у стены, и ждал, пока разговор закончится. В волосах белел крупный неприветливый снег.
– Она красивая…
Он произнес это с таким детским восхищением, что Рихард напомнил:
– Не твоего поля.
Карл передернул плечами и спрятал руки в рукава.
– Я не в этом плане, комиссар. Мне просто казалось, такие живут где-то в…
– Сказках? – с неожиданным для него самого пониманием мягко закончил Рихард.
– Да. Помните, например, «Снежную королеву»?
Ланн хмыкнул, подумывая, не закурить ли, но поленился вынимать руки из карманов и, поглядев на инспектора искоса, сообщил:
– Она, между прочим, любимая у Труды. Хотя, по-моему, сказки – чушь.
Невольно он вспомнил, что из всех идиотских историй больше всего любила Аннет. Повесть Отфрида Пройслера о Маленькой Колдунье. Книжку Аннет так часто подсовывала Рихарду вечером, что он даже запомнил автора. А ей нравился прокуренный голос, читающий об очень плохой… или очень хорошей ведьме и умном вороне.
– Сказки учат хотя бы тому, что некоторые истории заканчиваются хорошо.
– Не наша – это точно.
Вряд ли существует что-то хуже сказки, к которой невозможно придумать хороший конец. Аннет наверняка считала именно так. Как и большинство детей, да и взрослых.
– Вы же еще не знаете ее конца.
Как там сказала Труда? Быть помягче? С такими-то рассуждениями? Снег усилился, ветер задул резче. Наблюдая, как Карл ловит размотавшийся шарф, Рихард пренебрежительно фыркнул.
– Я его чую.
– Вы невозможны.
Он все же вынул из кармана руку и вовремя схватил инспектора за плечо, не давая растянуться на льду.
– Вне всякого сомнения. И мне невозможно хочется выпить чего-то горячего. Идем.
Инспектор улыбнулся. Дальше они шли плечом к плечу.
Рихард опять вздохнул.
– Не горячись. Я стараюсь. Просто с ним… тяжело.
Тяжело. Потому что Труда, черт возьми, не зря помнит его отца. Потому что с Карлом то же: снаружи – деловитая серьезность, что-то доброе и мирное. Ровный голос, хорошие манеры – ей-богу, как у навороченного человекоробота, в лучших традициях фантастики. Внутри – сталь. Чистая сталь, рядом с которой Рихард иногда чувствовал себя безнадежно ржавым. Да. У Карла это наследственное. Почти династия недобитых рыцарей. Или ангелов. Или… как там говорят… андроидов?
Гертруда долго смотрела сверху вниз, потом опустила голову.
– Какой ты все-таки дурак.
– Может быть. Но за это не расстреливают.
Труда кивнула. Они заговорили по новой о Красной Грозе, о «крысятах», о чем угодно. Рихард мысленно проклинал старую подругу: опять парой фраз загнала в пропасть. И она, вся погруженная в свои президентские дела, не догадывалась: стоит захлопнуться двери, как воспоминания окончательно его придавят.
Маленькая разбойница
[Квартира Карла Ларкрайта]
Можно сказать, пробуждение было приятным. Давно я не просыпалась в кровати, на подушке, под одеялом. Правда, ныла челюсть. Но остальное не болело. Кто-то даже обработал мои ссадины.
На улице по-прежнему стояла темень, времени могло быть как десять вечера, так и шесть утра. Хотелось верить, что все же десять. Может, Карл Ларкрайт тогда не выгонит меня сразу?
Я слабо помнила, что произошло, когда я почти потеряла сознание. Джина с Леоном меня все же догнали и собрались куда-то волочь. Потом на Джину прыгнула здоровенная собака, точнее, собака лишь показалась мне огромной, а потом я узнала Спайка, сеттера инспектора Ларкрайта. Но я и подумать не могла, что он сам появится из-за угла, будет вооружен и вступится. Потом он нес меня на руках, а уже в темной душной комнате его пес лизал мне лицо. На этом поток образов обрывался.