Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 35



Макаров предложил Колчаку командование флагманом эскадры – броненосцем «Петропавловск». Макаров сделал это не «по знакомству» – такое было недопустимо в традициях русского флота. Он сделал Колчаку обдуманное и взвешенное предложение, опираясь, как сказал Макаров, «на ваши незаурядные организаторские способности». Такое предложение – мечта любого моряка, но Колчак, неожиданно даже для себя самого, вежливо отказался. Ему было неловко отказывать Степану Осиповичу, тем более в присутствии давнего друга их семьи художника Василия Васильевича Верещагина, знакомого с отцом по Русско-турецкой войне.

Колчаку было семь лет, когда знаменитый художник Верещагин посетил их дом. Как было принято в обычных русских семьях, его родители просидели с гостем за столом до поздней ночи. Слушая рассказы Верещагина, они пили вино, говорили о политике, путешествиях, искусстве, живописи. Потом Александр Васильевич часто вспоминал тот вечер и рассказы художника о его путешествии в Семиречье. Джаркент, Кульджа, Хоргос, форт Верный – все эти названия звучали для маленького Александра чудесной восточной сказкой, рождая в детской голове так и несбывшуюся мечту посетить эти волшебные места. Много позже он узнал, что и сам Верещагин был необычайно вдохновлён всем увиденным на этой благословенной земле и написал «Туркестанскую серию», которая была выставлена в Лондоне и сделала художника знаменитым во всей Европе. Настолько знаменитым, что в ходе выставки часть его картин безвозвратно исчезла, а проще говоря – была украдена. Этот факт для чванного Лондона был горькой пилюлей, которую он будет долго помнить. В тот день в кабинете адмирала Колчак не нашёл разумного объяснения своему отказу, но попросил поручить ему командование небольшим миноносцем. На том и порешили. А на пятый день после их встречи случилась беда. Броненосец «Петропавловск» подорвался на мине и затонул, унеся в пучину 600 моряков, включая адмирала Макарова и его друга, художника Верещагина.

Скоро у Колчака обострился жесточайший полярный суставной ревматизм, ко всему он ещё умудрился подхватить пневмонию, и это заставило его покинуть боевой корабль. Через несколько дней его миноносец был атакован японцами и затонул вместе с экипажем. В этот период Колчак уже командовал береговой батареей Порт-Артура. В батарею попал японский снаряд, и все бойцы, находившиеся на батарее, погибли, и только Колчак не погиб, но был ранен.

Универсум длил его жизнь и терпеливо, мелкими стежками ткал картину его бытия, чтобы в конце концов поставить у этой проруби, дав время подумать о квинтэссенции собственной жизни.

Между прочим, это происходит с каждым человеком, без исключения. Иногда вам кажется, что вы сами делаете свою судьбу, и это величайшее заблуждение. Оглянитесь назад, оцените беспристрастно все свои «гениальные» решения и «случайные» неудачи, и вы увидите, что всё это – части единого рокового плана, которому вы следуете со дня своего рождения и до последнего дня жизни. Придёт время, и однажды вы поймёте, что ваше умозрительное вмешательство в этот процесс неуместно. Вы родились там и тогда, когда это было угодно Богу, и умрёте только тогда, когда созреете для встречи с Ним, независимо от вашего возраста или состояния здоровья.

В жизни Александра Васильевича были моменты, когда он был горд за свершённое им во имя России, а ещё он был безмерно счастлив, что познал настоящую любовь к женщине и был любим ею. Но были и тяжело переживаемая им предательская сдача Порт-Артура, и четырёхмесячный японский плен. Тогда он отказался от предложенного японцами безвозмездного лечения в Нагасаки и, недолечившийся, вернулся в Россию. Провидению было угодно сохранить ему жизнь и достоинство для того, чтобы в наитруднейшее для его Родины время он взял на себя непомерное бремя ответственности за Россию.

Ещё в тринадцатом году он видел, как накопленный веками внутренний магнетический огонь русского народа просится наружу. Он считал, что Февральская революция 1917-го была закономерна и полезна для России, но не мог понять, как случилось, что к власти допустили большевиков, не готовых принять ответственность за судьбу России. Ведь ещё за месяц до февральских событий Ленин, выступая перед студентами Цюриха, утверждал, что революция в России невозможна в ближайшие два-три десятка лет. Всем было очевидно, что у этих людей, опиравшихся на античеловеческую идеологию, культивирующих тотальную ложь, лицемерие и вседозволенность, в жилах течёт скверна вместо живой крови. Именно поэтому они повсеместно поощряли падение общественных нравов и хамские фантазии бесноватой толпы новых господ.



Однажды Колчак спросил Керенского, которого хорошо знал, почему тот, будучи во главе Временного правительства России, не отдал приказ арестовать Ленина и всю его гоп-компанию безответственных преступников. Александр Фёдорович ответил, что это недемократично: «Мы не можем нарушать законы, которые сами декларируем». Такая позиция Временного правительства стала поводом к формированию Добровольческой армии легендарным генералом Лавром Георгиевичем Корниловым, положившим начало Белому движению. Колчак вспомнил, как после фатальной гибели генерала Корнилова безоговорочно принял на себя руководство Белым движением России. Здесь очевидны десница Божья или величие Аллаха, ибо ничем иным нельзя объяснить то, что единственный снаряд, выпущенный пьяным большевиком с дальних позиций под Екатеринбургом в сторону белых, влетел в окно именно того дома, в котором в этот момент оказался Лавр Георгиевич. Этот шальной снаряд снёс голову Корнилову, не повредив более никого. Так по попущению Господа погиб русский полукровок и шала-казах, который, как и другой полукровок – серб Александр Васильевич Колчак, не в пример многим чистокровным горлопанам, был истинным патриотом России. Они, повторяя Христову судьбу, были преданны России и трижды преданы ею.

Красные бессовестно врали всем и всегда, только поэтому смогли отнять у белых победу и поработить Россию. А ведь он, адмирал Колчак, имел реальный шанс свергнуть большевистскую власть. Это было тогда, когда к нему обратился его близкий друг, в прошлом генерал-лейтенант Российской армии, а ныне фельдмаршал Финляндии Карл Густав Маннергейм с предложением ввести отборные финские войска в деморализованный Петроград, но Колчак отказался. Не откажись Колчак от этой помощи, не было бы сейчас большевиков у России, а у него – этой проруби. Но Колчак холодно отказал Маннергейму, пояснив, что это внутреннее дело России и не касается сопредельных государств.

Он вывез царское золото для того, чтобы оно не досталось большевикам, но на это золото уже «открыли рот» союзники. «Сами с вершок, а рот как горшок», – вспомнил он сибирскую пословицу. Ещё находясь в Омске, Колчак понял, что союзники его предадут. Европе не нужна сейчас сильная Россия, как не нужна была никогда. Они сговорятся с большевиками, его расстреляют, поделят золото, а потом расчленят и Россию.

Всё складывалось именно таким образом, за исключением золота. Вопрос сохранности золотого запаса России он поручил очень надёжному человеку, литовцу Якобсу Микенасу, – своему старому знакомому из племени полярников. Его пращур – благородный литовский рыцарь Микенас – был православной веры, как, собственно, и все другие подданные Великого княжества Литовского. Микенас дома говорил по-литовски, а вне его – по-русски. Так он сохранял свой язык и культуру и добросовестно служил России. Но в начале XV века все литовцы поменяли веру на католическую и перестали понимать русскую речь, а Микенас остался там, где был. Ничего не стал менять – ни язык, ни веру, ни своё отношение к русским, и это завещал своим потомкам. Микенасы в третьем поколении полярники. Дед Якобса вместе с Семёном Ивановичем Дежнёвым открывал для России Чукотку. Отец Якобса прошёл тернистый путь полярных исследований вместе с датчанином Витусом Ионассеном Берингом и даже похоронен рядом с капитан-командором на острове Беринга, в Беринговом море.

Якобс вместе с сыном Францем спрятал в Омске 505 тонн чистого золота в чушках, чеканенных царским двуглавым орлом. В поезде, которым Колчак следовал в Иркутск, нет золота. В эту тайну были посвящены три человека: Александр Васильевич, Якобс Микенас и его сын Франц. Они поклялись, что не допустят, чтобы золото досталось большевикам. Оно будет передано законному правителю России, и только в том случае, если будут абсолютно уверены, что оно будет использовано на благо народа России. Эта тайна не должна выходить за пределы этих трёх лиц, пока они живы. В случае смерти одного из них тайной будут владеть оставшиеся двое. В случае смерти второго лица тайну будет хранить последний, покуда не найдёт надёжного преемника этой тайны и не представится возможность вернуть золото законному его владельцу – народу России.