Страница 6 из 6
Стив бросается через улицу, едва под машину не попадает, и, оглушённый дребезжащим воем клаксонов и собственными мыслями, думает едва ли не вслух, негодует, злится — да как она вообще здесь оказалась, толком города не зная? Как долго она здесь сидит, совсем одна? Такая хрупкая, беззащитная, да любой патрульный, не разбираясь, скрутил бы её и запер за решёткой до выяснения, как бездомную, а он бы и знать не знал! А уж про местную шпану и думать не хочется. Идёт и сам себя накручивает, тихо закипает, сочиняет про себя манифесты к её благоразумию и здравому смыслу, свирепеет и сердится с каждым шагом к парадной не то на неё, не то на себя, дурака…
— Ты трубку не брал. Вот я и приехала, — отвечает Кэм на невысказанный, захлебнувшийся в лёгких вопрос, и ему стыдно делается, до горечи на языке, и по лбу захотелось себе треснуть, что упрямо жал «сбросить вызов» вместо «ответить». Думал, разобидится, забудет, выбросит его из головы, будто всё ещё не верил, что она к нему намертво душой припаяна, и что слова её в тот вечер ему не послышались.
— А это что? — он кивает на дорожную сумку, сиротливо брошенную у перил, а под рёбрами холодно от догадок.
— Я насовсем. Родители поживут немного в Бронксе, а потом уедут со Вторым добровольческим отрядом в Соковию. Восстанавливать, что осталось, — Камилль лишь плечами пожимает, такая спокойная, усталая, опустошённая, будто отозлилась своё, отнервничалась, пока боролась с родными, пока мучила безмолвный телефонный аппарат два долгих дня. Смотрит куда-то в суетливый переулок, глаза свои карамельные прищуривает, будто интересное что-то увидела. Карандаш грызёт, и не представляет даже, какое пламя бушует сейчас у него в душе так, что жарко становится, будто на дворе июль, а не промозглая осень, хоть куртку скидывай, и дыхание на собачье срывается.
— Я же говорю, нет им покоя. Сумасшедшие они. Кстати, мама просила тебе передать, чтобы глаз с меня не спускал. Отец молчит пока, но он упрямый до ужаса, совсем как ты, — ответить Стиву нечего, только глазами хлопать. — Ты против?
Он, не помнил, как сгрёб её в охапку, как долго стоял с ней на улице, прижимая к себе так крепко, как могут выдержать её хрупкие рёбра. А на улице холодно, и дождь ледяной накрапывает, шуршит по асфальту, по козырькам бьётся, и как чудно пахнут её волосы ванилью и льняным маслом для художественных работ. Жертв принесено достаточно, и этот порочный круг давно пора разорвать. Пора уступить себе и жить, не оглядываясь, любить, дышать, наконец, жить для себя, ведь его ждут. По-прежнему ждут.
— Стив. Ты меня задушишь, — Кэм выворачивается, пытается выбраться из стальных тисков объятий, а ему отпускать её не хочется. Больше ни на дюйм не хочется, — Слушай, я есть хочу, и дождь идёт, может, пойдём уже внутрь? Или ты от меня там свою напарницу прячешь? — она хитро прищуривается, а он смеётся, потому что её шутливые подозрения совершенно невозможны, берет её вещи и открывает ей двери, как последний джентльмен, пропуская вперёд.