Искажение

========== Паника ==========

Если бы Оливия Хардли снова задержались на работе — снова, как и каждый вечер за последние полгода — она бы продолжала жить в неведении. Она бы отправилась домой привычным маршрутом, сходила в душ, грохнулась в постель без задних ног и тут же отрубилась под монотонный бубнёж Лэнса Вуда, своего парня. Но не сегодня.

Скрежет ключа в замочной скважине заставил Вуда немедленно вынуть член из блондинистой суки Эбигейл Брослин и забаррикадироваться в ванной, потому что Оливия потянулась к кобуре.

С Эбби они дышали друг другу в затылок ещё со времён юридического колледжа, с отличием лишь в том, что Брослин бежала вверх по карьерной лестнице при помощи точечных и весьма удачных половых связей с выщестоящими лицами. Хардли же пробивалась самостоятельно. Эбигейл была её заклятой подругой и Джим прекрасно об этом знал.

— А какого чёрта ты хотела, Лив? Когда у нас в последний раз был секс?

— На Рождество, упырь!

На календаре было начало марта. Оливия прикинула в уме, сколько это могло у них продолжаться. Она без сомнений дёрнула табельное из кобуры.

— Слушай, у меня ведь тоже есть пистолет! — взвизгнула Брослин, натягивая до подбородка одеяло.

— Сначала дотянись до него, сука.

Нет, Хардли не собиралась палить без разбора, хотя безумно хотела — рисковать работой ради такой падали, как Эбби, было бы слишком по-идиотски.

— Завтра вечером я приеду за вещами. И только попробуй попасться мне на глаза! — уходя, Оливия стукнула рукоятью по двери ванной, за который трусливо прятался Вуд. Наверняка, бедолага, залез в джакузи и распластался по дну, чтобы не словить шальную пулю. Слизняк.

Хардли нравилась эта квартира. Они снимали её на двоих в высотке на Манхэттене, точнее, платил за неё Лэнс, будучи успешным частным адвокатом по уголовным делам. Одна она такую не потянет, даже если сдаст в ломбард помолвочное кольцо, а возвращать его она не собиралась из вредности — обойдётся. Лучше пропить его стоимость в самом пижонском клубе острова, отмечая свою вновь обретенную свободу. Придётся искать жильё в районе попроще.

— Марта, я могу заночевать у тебя сегодня?

Её приятельница с того же юридического, вечно ржущая и жующая Марта с необъятной задницей и рыжими волосами была ярким пятном в приёмной прокурора, где она отвоевала себе место секретаря. Она выручала её не раз в моменты их с Вудом бурных ссор, как Оливия не раз выручала её, когда двое её любовников начинали подозревать наличие друг друга. Марта не подвела её и на этот раз.

Спускаясь в метро, Оливия нарочито громко грохала каблуками, словно старалась выстучать из себя невыпущенный гнев. Хотелось набить кому-нибудь рожу, напиться или хорошенько потрахаться, хотя последний вариант вызвал у Хардли приступ тошноты. Сейчас она ненавидела каждого мужчину, как носителя члена, который вечно пытался его кому-нибудь пристроить. Подраться или напиться. Уже за полночь, зал закрыт. Напиться. И надеяться, что у Марты завалялась бутылочка текилы или виски.

Профессиональная наблюдательность никуда не делась даже под фактором стресса от личных проблем — Хардли отмечала, что на перроне подозрительно пусто. Пусто было и в поезде, лишь в соседнем вагоне Хардли обнаружила группу лиц. Она прошла внутрь и села наискосок.

Тяжесть пистолета в наплечной кобуре и значок в кармане придавали значимости, словно делали неуязвимой — это передалось ей по наследству от отца, героически погибшего в «чёрной» передряге в Южном Гарлеме, в которую его уговаривали не лезть. Но Пол Хардли не был бы собой, если бы не полез грудью на амбразуры, оставив жену и дочь на попечении своего давнего друга — главы департамента. Именно он сподвиг Хардли пойти по стопам своего отца и против воли матери. Именно из-за них двоих Оливия с пристрастием судебного дознавателя рассматривала безликую молчаливую троицу, сонно покачивающуюся в такт вагону. Двое мужчин и женщина между ними. У одного были воткнуты наушники, он сидел, запрокинув голову вверх и спал или прикидывался спящим, второй копался в телефоне, девушка по центру не делала ничего, только сидела, крепко схваченная под руки своими спутниками. Хардли посмотрела на неё. Ей не понравилось то, что она увидела.

Казалось, что девчонка под чем-то. У неё был пристальный, нечитаемый взгляд, она смотрела ровно в глаза сидящей чуть поодаль Хардли, скосив их под немыслимым углом. Оливия ощутила неприятный зуд между лопаток. Ей стало холодно. Она почувствовала усталость последних дней, которая вдруг навалилась на неё непосильным грузом.

В лексиконе Оливии Хардли не было слова страх. Поклявшись на могиле отца служить и защищать, она свято уверила в то, что не имеет права его испытывать. Но, чёрт возьми, кажется сейчас она испытывала именно его.

Оливия никак не могла заставить себя оторвать зад от сиденья и проверить этих странных ребят, как того требовал кодекс чести настоящего, до мозга костей копа. Отец не стал бы мяться. Хардли стало стыдно. Она вновь взглянула на девушку, та продолжала неотрывно смотреть на неё. Оливия не могла заставить себя встать, потому что тело налилось свинцовой тяжестью. Она не могла заставить себя поверить, что безотчетно паникует, потому что не может совладать со своим телом.

Моргнул свет и поезд остановился на станции. Вопрос «Какого хрена ты пялишься?» вовремя застрял на языке, когда в вагон вошёл пассажир. Он сел рядом с Хардли, несмотря на то, что вагон был почти пуст.

Оливия бросила на него быстрый взгляд. Дорогое серое пальто, стрелки на брюках, ботинки в тон и ладони с сетью мелких белых шрамов — наверное, баловался с ножом по юности. Вокруг него витал тонкий аромат парфюма с нотками интеллектуальности — она бы охарактеризовала этот запах именно так. Среди застойного амбре вагона он ярко выделялся своей чужеродностью. Пижон. Кто сюда только не спускается — от замызганных люмпенов и наркоманов до мэра. Хардли не придала этому значения.

Разум заволокла какая-то необъяснимая муть, Оливия чувствовала, что вот-вот заснёт. Поезд замедлял темп, уши закладывало, тихий мерный звон, казалось, резонировал в горле, успокаивая подскочившую к нему новую волну паники. Она пришла в себя лишь тогда, когда сосед схватил её за руку. Он выдрал Хардли с сиденья и буквально вышвырнул из вагона, сойдя следом за ней.

— Вы спятили?! Я коп, что вы себе позволяете?!

Хардли взялась за рукоять пистолета и заозиралась по сторонам, пытаясь понять, на какой станции находится. Ноги пружинили по твердой, незыблемой поверхности пола и болели, словно она бежала марафон.

— Я только что спас вам жизнь, — заговорил незнакомец, поднимая руки вверх в знак того, что не представляет опасности.

— Что?

— Та женщина мертва. Она хотела забрать вас с собой.

Его слова были настолько безумны и настолько не вязались с его респектабельным внешним видом, что Хардли не нашлась, что сказать. Она уронила челюсть и бездумно вперилась в его глаза — живые, по сравнению с глазами той девушки. Чёрт подери, она должна была ей помочь! Хардли с отчаянием взглянула на чёрный провал арки, в который уходили подсвеченные красными огоньками рельсы.

— Не благодарите, — незнакомец улыбнулся ей.

Только сейчас, когда его спина скрылась за спинами других, Хардли поняла, что станция жила. Здесь были люди: стайка смеющейся молодёжи, парень с гитарой на спине, две взрослые женщины и один бездомный — целая толпа в противовес пустому, как склеп, вагону.

— Эй!

Она окликнула его, надеясь выяснить, какого чёрта он имел в виду и не под дозой ли он сам, раз несёт такую беспросветную чушь, но он скрылся из виду.

Плюнув на всё, Хардли выбралась на поверхность и взяла такси. Снова спустится в метро она захочет не скоро.

========== Шок ==========

— Выпить есть?

Хардли не стала размениваться на пустые приветствия, когда ворвалась в квартиру подруги, словно целый штурмовой отряд. С Мартой соблюдение этикета не требовалось.

— У-у-у, дерьмо, — Марта загремела на кухне, таская за собой табурет, чтобы прошарить все всевозможные, в том числе недосягаемые для её роста полки. — Опять Вуд?