Страница 5 из 14
Долго пришлось таиться двум любившим сердцам, но после восшествия на престол императрица Елизавета 25 ноября 1744 года обвенчалась с Алексеем, пожалованным до того титулом графа Разумовского.
Свадьба состоялась в Москве в храме Воскресения Христова в Барашах, на Покровке. Венчание произошло негласно, но при свидетелях, и Разумовскому были вручены документы о браке. Отличаясь благородным характером, Алексей Григорьевич Разумовский никогда не злоупотреблял своим положением и в преклонном возрасте даже сжег документы о браке с императрицей Елизаветой Петровной.
От этого брака родилось двое детей. Об участи сына известно мало. Предание говорит, что он жил до начала XIX века в одном из монастырей Переславля-Залесского. Дочь же стала известна под именем княжны Таракановой.
Почему именно такое имя получила дочь императрицы? Скорее всего это имя представляет собой измененную фамилию Дараган. В обиходе и письмах часто встречается фамилия Дараганов. Казачья фамилия Дараган была в близком родстве с Разумовскими, одна из семьи Дараган сопровождала за границу дочь Разумовского. Княжну звали Августа, отчество она носила Матвеевна, чтобы отчасти затемнить указание на ее отца.
Неизвестно, кем и когда княжна Августа была отправлена за границу, но там она воспитывалась и жила до 1780 года в тишине и довольстве. Там бы, вероятно, и закончила жизнь, если бы ее имя не послужило орудием интриги.
За границей стало известно о происхождении княжны. В то время государственные перевороты были частыми. Поляки, которые произвели смуту именем младенца Димитрия, выставив под этим именем самозванцев, теперь выставили авантюристку, будто бы дочь Елизаветы Петровны, имеющую предпочтение перед императрицей Екатериной. Эта личность известна в истории под именем принцессы Володимирской. Она не имела ничего общего с княжной Таракановой. Несчастная жертва политических происков поляков, эта женщина была захвачена и привезена в Россию, посажена в Петропавловскую крепость, где и скончалась в 1775 году.
Между тем мысль о том, что истинная дочь Елизаветы жива, что ее именем могут воспользоваться враги России для новых смут, очень тревожила императрицу Екатерину. Она дала тайное распоряжение силой или хитростью доставить ее в Россию. Точно не известно, как это произошло.
Близкая к княжне Таракановой госпожа Головина рассказывала, что княжну заманили в Италию как бы для осмотра русского корабля. Когда она взошла на него, ее объявили пленницей и, распустив паруса, поплыли в Россию. Это произошло в 1785 году.
В Петербурге княжна была представлена императрице. Они долго беседовали о смутах последнего времени, о Пугачевском бунте, об истории с самозваной Таракановой, о том, как легко возникают подобные государственные потрясения. В конце беседы императрица объявила, что для блага государства необходимо, чтобы княжна отказалась от мира и провела остаток своих дней в монастыре в строгом уединении.
Таракановой было тогда не более тридцати девяти лет. Противиться было невозможно. Местом ее заточения выбрали московский Иоанновский монастырь. В обители было приказано постричь ее и содержать в глубочайшей тайне, никого к ней не пуская.
Интересно, что перед кончиной императрица Елизавета повелела сделать Иоанновский монастырь приютом для вдов и сирот знатных лиц. Теперь ему было суждено стать местом заточения ее дочери.
Княжну Тараканову поселили в тесной келье. Это были две низкие сводчатые комнаты с окнами во двор. Постриг княжна приняла с именем Досифея.
Кроме игуменьи, духовника и келейницы, никто не входил к Досифее. Окна ее были постоянно закрыты занавесками. Досифею не пускали ни в общую церковь, ни в трапезную. Иногда для нее совершалось богослужение в надвратной Казанской церкви, причем кроме священника, причетника, игуменьи и келейницы там никого не было. В этот храм из кельи Досифеи вел крытый ход. Во время службы двери церкви крепко запирались.
На содержание Досифеи отпускалась достаточная сумма, поэтому она, если бы пожелала, могла хорошо питаться.
Понятны ее глубокие переживания в этом невольном затворе. Конечно, она сравнивала его со своим прошлым, с величием родителей, с прежней вольной, роскошной жизнью. Какая тоска терзала в эти мгновения ее душу!..
Кроме того, от пережитых потрясений в ее душе осталось что-то болезненное. При всяком шорохе, каждом стуке в дверь она бледнела и тряслась всем телом. Насколько Досифея после перенесенных ею невзгод боялась всего, видно из того, что она велела сжечь дорогой для нее портрет ее бабушки – императрицы Екатерины I и какие-то важные бумаги.
И среди таких страданий вера в Христа была для нее утешением и отрадой. Воспитанная в православии, кроткая от природы, она смирилась со своим положением.
Большое влияние на духовную жизнь Досифеи оказали матушка игуменья и знаменитый митрополит Платон. Он близко знал и пользовался расположением ее отца графа Алексея Разумовского, который любил храм, церковное пение, духовенство. После смерти Екатерины митрополит Платон бывал у Досифеи и в большие праздники приезжал к ней с поздравлениями.
Смирившись, перенеся все свои надежды в тот мир, где нет ни гонимых, ни лишних людей, Досифея посвятила себя подвигам. Ее время было заполнено молитвой, рукоделием и чтением духовных книг. Деньги, которые она выручала за свое рукоделие, продаваемое через келейницу, она раздавала нищим. Иногда от неизвестных к игуменье на ее имя приходили крупные суммы. Она их тратила на храмы и на бедных.
С кончиной императрицы Екатерины II затвор Досифеи стал менее строгим. Ее никуда не пускали, но разрешили принимать гостей у себя. У нее бывали высокие гости, иногда представители царской фамилии.
К матушке Досифее обращались за духовными советами. Ее наставлениями пользовались братья Путиловы, в то время молодые, благочестивые люди, ушедшие в монашество (отец Моисей Оптинский и отец Исаия, игумен Саровский).
Отец Моисей говорил, что жившая в Иоанновском монастыре духовно мудрая старица блаженной памяти Досифея послужила ему указанием избрания монашеского пути.
Народ узнал о благочестивой жизни, теплившейся в уединении Иоанновского монастыря, и стал ходить к старице. Сохранилось интересное описание посещения затворницы помещицей Курманалеевой.
Она обратилась к матушке Досифее в большом горе: у нее умер муж. Ей сказали, что если матушка Досифея и не примет ее, а только помолится, ей станет легче. Долго вдова добивалась встречи с затворницей. Наконец двери ее отворились.
Матушка вышла на порог и спросила:
– Зачем ты тревожишь мое уединение? Уже много лет я никого не принимаю. Скажи, что тебе нужно от меня?
Упав ей в ноги, посетительница сказала, что она вдова и у нее нет детей.
– Будут у тебя дети, – ответила ей затворница, – хоть и неродные. Ты будешь всю жизнь воспитывать сирот.
Затем она дала наставление, как жить, и сказала, что ей надо иметь духовного руководителя. Посетительница назвала иеромонаха Новоспасского монастыря Филарета. Тогда затворница поклонилась ей в ноги и попросила передать этот поклон старцу.
– Вскоре и он мне поклонится, – прибавила она. – И ты приходи ко мне, – сказала она на прощание, – да смотри не опоздай! – И назначила час.
Посетительница сказала, что едет с родственницей в Троице-Сергиеву лавру и может опоздать.
Улыбнувшись, затворница ответила:
– Лавра от тебя не уйдет. Позднее этого дня ты меня не увидишь. Прошу тебя приехать.
Когда Курманалеева пришла к старцу Филарету, он сказал ей, что матушка Досифея великая подвижница и посоветовал быть у нее в назначенный час, чтобы потом не пожалеть. И все-таки она опоздала на несколько часов. Когда она приехала, затворница уже лежала в гробу. Ее похоронили в Новоспасском монастыре, около кельи отца Филарета. Помещица, увидев, как старец поклонился гробу старицы, вспомнила ее слова: «Вскоре и он мне поклонится!»
Когда помещица вошла к старцу, он со слезами на глазах сказал: