Страница 2 из 8
Так совпало, что в этот знаменательный для меня день в Москву занесло моего армейского друга Женьку Третенко по прозвищу Третьяк. Родом он был из Сочи, чем крайне гордился. Мы вместе служили в небольшой уютной, всего на три роты, военной части недалеко от Сергиева Посада. Воинскую повинность нам выпало отбывать при клубе в качестве музыкантов и художников. Не гнушались мы и других гуманитарно-интеллигентных направлений, в общем, брались за все, что не связано с военным делом и тяжелым физическим трудом, особенно на улице. Впрочем, к этому нас никто и не принуждал.
Данное воинское подразделение носило весьма мирный характер. Огромная территория с какими-то складами, имелась рота охраны, дабы уберечь добро, авторота для перемещения материальных ценностей и наша замечательная рота, в которой были собраны писари, музыканты, художники, повара, парочка фельдшеров и почему-то пожарные. Утром наш духовой оркестрик наяривал бравые марши, под которые однополчане с ненавистью впечатывали чеканный шаг в изможденный, потрескавшийся асфальт плаца, следуя на утренний развод. Зато вечером мы грузили колонки и усилители в старенький «Пазик» и выезжали на корпоративный вечерок, где релаксировало руководство политотдела, дабы украсить мероприятие песнями советских композиторов. До армии я имел честь состоять в качестве бас-гитариста в ультрарадикальной группе, исполнявшей тяжелый рок. У меня был свой комплект звуковой аппаратуры, который я весьма щедро предоставил в пользование родной воинской части за пару внеочередных отпусков и всевозможных послаблений в нелегком ратном подвиге.
Нам удалось сколотить весьма приличный вокально-инструментальный ансамбль, который регулярно бомбил по танцам, свадьбам и междусобойчикам командного состава. Мы мечтали о музыкальной карьере, любили качественную иностранную музыку, джаз и тихо презирали официальную советскую эстраду. Отбарабанив утренний развод, нас обычно посылали дудеть траурные марши на очередные похороны. В окрестных военных городках практически ежедневно кто-то умирал, и простоя в этих малорадостных мероприятиях у нас не было.
Оркестрик наш был маленький, всего пять человек, но весьма слаженный и боевой. Придав лицам скорбное выражение, мы душераздирающе исполняли траурный марш, провожая в последний путь очередного почившего отставника, и с надеждой ждали вечера, вдруг будет выезд на какой-нибудь банкет или танцы, где мы могли бы оторваться по полной. После употребления определенного количества винно-водочной продукции работники политотдела оказывались вполне нормальными людьми, напрочь забывали политически выдержанные песни и просили играть им композиции, далекие от рекомендованных к прослушиванию партией и правительством. К сожалению, похорон было значительно больше, чем корпоративок, но по большому счету нас это не так уж и печалило. Время на выездах проходило куда быстрее, а главное, значительно веселее и интереснее.
Все полтора года нашей совместной службы Третьячок ежедневно рассказывал мне про свой родной город. О его развитии и умопомрачительных перспективах. Об огромных возможностях, таящихся в нем, и несомненных преимуществах перед другими поселениями. Он, как подорванный, вскакивал и требовал всех смотреть на экран, когда после программы «Время» шел прогноз погоды и очередь доходила до всесоюзного курорта. Я очень рад, что Олимпиада случилась в Сочи теперь, а не в дни нашей службы, иначе впечатлительный Женька от восторга и эмоциональной передозировки вполне бы мог расстроиться рассудком. Хорошо, что с возрастом его газированная натура изрядно растеряла углекислоту и бурление, так что за его психику в связи с зимними Олимпийскими играми 2014 года в его родном городе я совершенно спокоен.
А тогда все еще такой же, как в армии, бойкий и энергичный, Третьчок позвонил из аэропорта и затараторил что-то про сибирское здоровье, кавказское долголетие и прочую чепуху, которую обычно в таких случаях говорят. Хотя уж если и говорить о средней продолжительности жизни, то лучшие показатели в Японии, а на первом месте вообще находится маленькое Княжество Андорра. По статистике, именно там самый высокий уровень долголетия, а не на Кавказе и уж, положа руку на сердце, сибиряки болеют точно так же, как и все остальные, если не больше, и приписывать им какую-то особую вирусоустойчивость по меньшей мере наивно. Но в очередной раз будем терпимы, ибо мало кто озадачивается анализом статистических данных, да и образ статного ста с лишним летнего горца намертво врезался в сознание сограждан, и вряд ли будет просто поменять его на маленького кривоногого японца или вообще на никем не виданного андоррца.
Собственно говоря, эти мои рассуждения вовсе не направлены на борьбу с мифами и ничем не подкрепленными стереотипами, они вообще ни на что не направлены, так что давайте будем считать их небольшим лирическим отступлением.
В общем, в конце своей сумбурной речи Женька между делом сообщил, что приехал не один, а с молодым сочинским певцом и не буду ли я возражать, если он возьмет его с собой, ну не бросать же в самом деле одного в чужом городе.
– Конечно, – ответил я, – буду рад вас видеть, еды и всего остального хватит на всех и еще столько же останется, только убедительно тебя прошу, по-братски, скажи своему земляку, чтобы не пел. – Пусть кушает, пьет, но только не расчехляет свою гитару! Вообще пусть ее не берет! Не хватало мне только сделать из собственного дня рождения Грушинский фестиваль! Пожалуйста, – проникновенно взывал я к Третьячку, – не изгадь мне круглую дату, я же наперед знаю, что будет, если он начнет петь! Устремив взгляд на Полярную звезду с блаженным выражением лица человека, успешно сдавшего анализы, певец будет гундосить, что, мол, очень здорово, что все мы здесь сегодня собрались, и прочую хрень!!! Здорово будет только поющему! Не смей обрекать моих гостей на подобные муки! Будут приличные люди с правильным воспитанием! Ты же знаешь, как я это все не люблю! Да простят меня почитатели этого музыкального направления.
– Как ты мог подумать, что я оскверню твое ухо, привыкшее к старому доброму року, подобной несуразицей?! – захлебывался в трубку Женька. – Парень поет красивые лирические песни! Его у нас все любят! Он не такой!
– Вот это-то меня и пугает, – ответил я ему. – Не надо лирики! Вообще никакого музыкального украшения мне не требуется! Пусть отложит на денек свои творческие потуги и просто, как все, поест шашлыка и выпьет что по душе, а с музыкальным сопровождением вполне справятся группа Queen и мой двухкассетник.
Я чувствовал, что мои аргументы не совсем доходят до бывшего собрата по оружию и заверения его были уж больно какие-то чересчур пылкие и клятвенные, но временем на долгие дискуссии я не располагал и, предчувствуя неладное, просто махнул рукой.
Женька продолжал тараторить все быстрее, и пропорционально ускорению темпа его болтовни таяли мои силы к сопротивлению.
– Он лауреат конкурсов! – неслось из трубки. – У него есть магнитоальбом, и впереди большое будущее! Можешь на меня полностью положиться! Отвечаю, все будет хорошо!
– Не надо дипломов, чувствительных заверений о высоком профессионализме и всенародной любви! – умолял я. – Пусть просто не поет, и все!
Третьяк парировал контраргументами, как скорострельный пулемет, глотая гласные, окончания, а то и полпредложения. Чувствуя себя как жертва группового изнасилования, я был вынужден сдаться. Легкая тревога, поселившаяся во мне вначале, перерастала в нечто большее. Ни на что уже не надеясь, я все же получил с однополчанина клятву, что на фестиваль не будет и намека.
Совершенно не успокоившись, с тревожным предчувствием, я продолжил организационные хлопоты. Потихоньку съезжались приглашенные. Приехал и Женька, познакомил меня с подающим надежды артистом, тепло поздравил со столь солидной и значимой датой. В сотый раз протрещал про долголетие, и они присоединились к остальным гостям, которые с нетерпением топтались, как скаковые кони перед финальным заездом, фыркая и пуская из ноздрей пар, нетерпеливо стуча копытом в ожидании старта, в нашем случае – начала торжественной части.