Страница 7 из 19
Воспоминания пробивались, словно сквозь плотные клочья черного тумана. Я и Гоблин едем к какой-то общаге. Я поднимаюсь по лестнице наверх. Удары отверткой. Обмякшее тело. Резкая спонтанная атака в парке. Бег. Крыши…
– Подъем!
Кто-то заорал от двери. И в этом крике было столько садистского веселья, от издевательств над болеющим человеком… от этого крика, словно прямиком проникшего в мозг, я беспокойно заворочался.
Гоблин ворвался в комнату как ураган, держа в руке кружку с горячим чаем:
– Ну и бардак на кухне, – резюмировал он. А затем его взгляд упал на пустую бутылку:
– Это правильно, – протянул он, и в его голосе я четко расслышал нотки понимания. – Первый раз тяжело уснуть, не усыпив страх. Или совесть. Причины у всех разные. А вот снотворное одно.
– Чего тебе надо? – прохрипел я, с трудом разлепив пересохшие губы. – Как ты вообще сюда попал?
– Оставил себе дубликат ключей, – просто ответил Гоблин, отпивая из кружки чай. – А ответ на второй вопрос прост: нас ждет работа.
– Какая еще нахуй работа? – не понял я. Больше всего мне хотелось провалиться в сон, чтобы проспать это тягостное состояние.
– Скажем так: ты прошел испытательный срок. Пора устраиваться.
– Прямо официально? – ехидно поинтересовался я, садясь на кровати и протирая глаза. – С трудовой книжкой, отпуском, медицинской страховкой и прочими плюшками?
– Хм.
Гоблин остановился посреди комнаты, отпивая из кружки чай:
– Идея хорошая. Особенно, насчет медицинской страховки. Нужно хорошенько ее обдумать. А теперь подъем! – гаркнул он, и от этого крика лицо мое перекосилось от головной боли. – Шмотье переодень.
Он бросил на кровать пакет. Я порылся в нем, вытаскивая на свет божий новую толстовку с биркой магазина, джинсы, пару синих кроссовок.
– Старое сложишь в этот пакет.
Гоблин вышел из комнаты. Я же с трудом встал с кровати и принялся переодеваться.
***
По пути от подъезда Гоблин ловко зашвырнул пакет с моей вчерашней одеждой в мусорный бак. На мой логичный вопрос: а нахуя, собственно, он так сделал, Гоблин ответил односложно:
– Палево.
Я лишь пожал плечами, подходя к машине, и обессилено падая на заднее сиденье.
Филин уже был за рулем. Он сидел, расслабленно откинувшись на спинку сиденья и барабаня пальцами по рулю. И едва мы уселись, он плавно тронулся с места, вывозя нас из двора моей новой съемной квартиры на ту самую работу.
– Куда едем? – поинтересовался я. Беседа давалась мне с трудом. И виной тому была нещадно болевшая голова и с трудом ворочавшийся язык.
– Увидишь, – не оборачиваясь, ответил Гоблин. – Клевое место. Тебе понравится.
Филин вывернул на знакомую дорогу, и мы оказались прямо напротив того парка, в котором благодаря мне вчера произошло смертоубийство. Загорелся красный сигнал светофора – и машина послушно затормозила у перехода, пропуская спешащих по своим делам людей. Как раз напротив входа в приснопамятный парк.
Парк был пуст. Лишь в отдалении виднелась лента, оцепившая место преступления. Возле ленты деловито сновали несколько полицейских. Мертвеца уже увезла труповозка, следственная группа тоже уехала восвояси. И сейчас лучшие умы сыска ломают головы, как бы изловить преступника и засадить его в клетку как жирафу. От этой мысли мне вновь стало слегка не по себе, а в желудке заворочался противный ледяной ком страха.
– Первый раз всегда страшно, – Гоблин словно прочел мои мысли. – Все время, кажется, что кто-то сможет тебя опознать. Что на месте преступления осталось полно следов, которые вот-вот приведут к двери твоего дома следаков и группу захвата. Телевизор, поди, поэтому гонял? Боялся новостей?
Я, молча, кивнул:
– Такое бывает со всеми. Даже если ты тщательно все спланировал, кажется, что ты допустил просчет и план полетит в ебеня, а тебя вот-вот возьмут за жопу. Что уж говорить о спонтанной акции типа вчерашней?
Щелкнула зажигалка. Гоблин опустил стекло и затянулся, выпуская на улицу струю сизого дыма. Филин с неодобрением покосился на товарища, но промолчал.
Загорелся зеленый свет, и машина двинулась с места, увозя нас от сквера, обтянутого лентой участка и полицейских.
– Это чувство страха, паранойя – хорошие качества. Когда они в меру, – продолжил Гоблин. – Но сейчас это пустые переживания. На тебя ничего нет. Свидетели не опознают. Шмотье, в котором ты вчера засветился, через пару часов уедет на городскую свалку. Палево в виде отвертки я еще с утра сбросил в коллектор. Все. На тебя ничего нет. Все сделано чисто.
Гоблин обернулся, пристально глядя на меня:
– И паника со временем проходит. Но ты! – он ткнул в меня пальцем, – уже другой человек. Взгляд на мир меняется. И на многие вещи ты смотришь куда проще.
Приехали, философ, – буркнул Филин, останавливая машину напротив какого – то бара с деревянной дверью и табличкой на рунике.
– Ты умеешь говорить? – изумленно воззрился я на Филина.
– Умею, – нехотя ответил он. – Просто не люблю.
На этом он, посчитав беседу исчерпанной, заглушил двигатель и вышел из машины.
– «Вальхалла», – с трудом разобрал я название. – Не рановато нам в чертоги Одина?
– Не ссы, – успокоил меня Гоблин, выходя из машины и выбрасывая в урну недокуренную сигарету. – Идем.
***
Гоблин не обманул. Бар был хорош. Оформление в стиле чертогов Одина, как таковые были описаны в многочисленных легендах Скандинавии, приятно радовало глаз. Широкие столы, с задвинутыми под них лавками, резные балки, с которых на цепях висели фонарики в виде лампадок. Украшенный рунами очаг в центре зала, стены, увешанные топорами, мечами и щитами. Барная стойка с выполненным в виде Мьёльнира устройством для розлива пива.
– Стильненько, – подвел я итог, осматривая зал
– Гладсхейм – то пятый, там золотом пышно Вальхалла блещет. Там Хрофт собирает воинов храбрых, убитых в бою, – нараспев процитировал Гоблин строфу из «Старшей Эдды». – Привет, девочки.
Он галантно поклонился двум официанткам, сидевшим за первым к входу столом.
– Привет, Гоблин, – расплылись в улыбке барышни.
– Босс здесь?
Обе отрицательно покачали головами.
– Тогда мы в ВИП зале. Сообщите ему, где нас искать, когда он прибудет.
На противоположной от входа стороне виднелся проход, занавешенный занавеской в виде медвежьей шкуры. К нему Гоблин и направился.
– Гоблин? – удивленно переспросил я.
– Чего? – спросил он, остановившись и уставившись на меня.
– У тебя вообще имя есть?
– Ну да. Как и у всех. Мама с папой при рождении дали.
ВИП – зал был разбит на небольшие каморки, отгороженные друг от друга стилизованными бревенчатыми стенками. Стол и несколько удобных кресел прошел в дальний угол, усевшись за стол.
– Тогда какого хера все зовут тебя Гоблин? – не отставал я, усевшись напротив.
Филин заулыбался, словно предчувствуя интересную беседу, и уселся рядом с Гоблином, скрестив руки на груди и с интересом глядя на товарища. Мол, отвечай.
– За внешнюю схожесть и склонность к «недоброму» чувству юмора, – немного помолчав, ответил Гоблин.
Расспросы пришлось прекратить, так как возле стола, словно из воздуха появилась официантка.
«Интересно, их специально отбирают под стилистику бара»?
Девочка словно сошла с картины Васильева. Высокая, с большими голубыми глазами и маленьким курносым носиком. Слегка пухлые губки. Лишь волосы не развевались как на картине, изображавшей дочь ледяного Севера, а были стянуты за спиной в две тугие косы.
– Мне как всегда, – обратился к валькирии Гоблин. – А этому чахлику похмельного вида чай. Есть такой, что поставит его на ноги, и уберет сей грустный вид с его мерзкой рожи?
Девочка кивнула:
– Филин. Тебе тоже как всегда?
Филин кивнул. Очевидно, свой лимит беседы он исчерпал с утра на стоянке. И весь день снова будет молчать. Впрочем, официантка видимо привыкла к такому, записав что-то в блокнотик и выскользнув из зала.