Негодная

А затем… Кейти потянулась к Эсме и поцеловала ее.

Нет! Девушка попыталась отмахнуться от воспоминаний. С ними нужно было повременить, потому что прямо сейчас (о боже!) она входила в ворота школы и видела ее: Эсме сидела на скамейке неподалеку от главной аллеи со всеми четырьмя своими несуразными подружками.

С этими девочками Эсме училась в начальной школе.

«Они мне как сестренки, – говорила она, но при этом с радостью с ними расставалась, как только в школу приходила Кейти. – Ты такая умная и столько всего знаешь, в чем они не смыслят!»

«Столько всего» – это, конечно, не касалось тряпок и парней, а также музыки и того, что было круто или, наоборот, совсем не круто. Ни при чем тут были и сведения о самых классных вечеринках, о клубах и барах, где продавали алкоголь, не спрашивая удостоверение личности. Мало-помалу Эсме решила, что ужасно скучно иметь подружку, которую никогда никуда не отпускают, у которой нет смартфона и странички в Фейсбуке и которая то присматривает за братом, то сидит дома с мамочкой.

Эсме была в новых брюках, синих с белыми горошинками и с завязывающимся пояском, в белой блузке с короткими рукавами. Она выглядела изумительно. Кейти ни разу не видела ее в этом наряде.

Две девочки, сидевшие рядом с Эсме, сняли туфли и приподняли вверх юбки, чтобы ноги загорали. Они нарочито громко болтали о каком-то концерте в техническом колледже и о том, как классно было бы туда попасть, а еще о том, что чей-то брат работает в баре, и, может быть, удастся попасть туда задаром.

Кейти подходила все ближе, и весь мир словно бы пульсировал – так громко билось ее сердце.

«Тебе нужно просто пройти мимо, – думала она. – Возможно, они тебя даже не заметят».

Она выдохнула привычную мантру: «Огонь, земля, вода, воздух», – и постаралась убедить себя в том, что древние стихии сильнее любого человека, а эти девицы не имеют никакого значения и в один прекрасный день превратятся в прах.

Просто иди вперед. Скоро это закончится.

– Гляньте, кто идет.

У самой младшей в этой компании, Эми, явно имелось шестое чувство: она будто учуяла запах опасности, как стайное животное. Эсме тут же повернула голову и, кажется, на миг забыла, что ей следует испытывать отвращение. В ее глазах сверкнули искорки тепла, и только потом она откинулась на спинку скамейки, презрительно поджав губы. Остальные медленно повернулись к Кейти – по очереди, не все сразу.

Эми прикрыла глаза от солнца ладонью.

– Эй, мне нравится твой кардиган.

Кейти не стала отвечать и не остановилась.

– Очень необычный, – добавила Эми.

Кейти постаралась внушить себе, что она иностранка, не понимает их языка… и, естественно, не улавливает насмешки.

– Но у тебя и вкусы необычные, – продолжала Эми. – По крайней мере, так говорят. – Она бросила многозначительный взгляд на остальных девочек. – А вы слышали?

Ну вот, что и требовалось доказать. Эсме проболталась. Предала ее.

Девочки захихикали, как дети, услышавшие сальную шутку. Одна из них даже не поленилась упасть со скамейки, чтобы показать, как ей смешно.

«Подойди к ним, – попробовала уговорить себя Кейти. – Подойди, наступи на их тупые ноги». Но вместо этого она вдруг почувствовала, что пытается стать меньше ростом и пройти мимо девочек так, будто она совершенное ничтожество и на нее не стоит обращать никакого внимания. Это отчасти было привычно: она не раз замечала, как Крис, несмотря на свой вес, вдруг как бы съеживается, когда люди пялятся на него. И вот теперь она в шоке осознала, что ведет себя в точности как брат.

В математическом классе не было никого, кроме мисс Найяр. Она оторвала взгляд от бумаг на письменном столе и встретила Кейти широченной улыбкой.

– А вот и моя самая пунктуальная ученица.

– Больше никто не пришел?

– Может быть, остальным слишком жарко?

С этими словами мисс Найяр сделала вид, будто утирает пот со лба.

Кейти вытащила из рюкзака все, что требовалось для урока математики. Да, сегодня действительно жарко, что удивительно после ночного дождя. Наверное, даже жарче, чем в Дели, куда брат мисс Найяр увез своих детей к дедушке и бабушке. Кейти старалась вникать в подробности, пыталась кивать и улыбаться в нужных местах, но думать могла только об одном: «Эсме, зачем ты им рассказала?».

Сидя на уроке, Кейти чувствовала, как внутри нее закипает злость. Идиотка, зачем она только доверилась кому-то? И зачем явилась на урок математики в эту жару – единственная, кому такое взбрело в голову. Ну и дура!

К тому времени, когда урок закончился, злость уже пылала синим пламенем. Кейти была так предсказуема и так ненавидела это в себе, что наконец решила измениться… И вот теперь единственный непредсказуемый поступок с ее стороны привел к таким ужасным последствиям. Она представила, как шагает по спортивной площадке, а если Эсме со своей свитой до сих пор там, то проходит мимо них, опустив голову. А потом еще двадцать минут идет до дома (однажды она от скуки засекла время), входит в квартиру и занимается, занимается, занимается…

Но девчонки ушли. Как и предполагалось, Кейти шла до дома ровно двадцать минут, хотя, по идее, злость должна была ее подстегнуть. Чтобы этим скучным вечером произошло хоть что-то приятное, девушка зашла в магазин и купила коробку мороженого – клубничных рожков. Когда она вошла в квартиру, мать сидела за кухонным столом, а Мэри находилась в гостиной. Это означало, что, скорее всего, так они провели весь день, пока Кейти была в школе. Весь мир вступил в войну.

– Что это значит? – сердито спросила мать. – Опять сладкое?

Кейти не стала отвечать. Она вскрыла коробку, протянула два рожка Крису, один вручила маме и, сев за стол, занялась своей порцией.

– А мне можно? – нетерпеливо спросил Крис.

– Да, можешь нарушить правила, разрешаю, – сказала ему Кейти. – А второй рожок отнеси Мэри.

Мать вздернула брови.

– Мэри?

Кейти одарила Кэролайн долгим взглядом.

– Нужно же нам ее как-то называть. А ты что предлагаешь?

Она понимала, что сеет вокруг одну лишь злобу. Что та прилипла к ней, как смола, и избавиться от нее можно единственным способом – измазав этой смолой других людей.

Кейти сняла с рожка картонную упаковку, обнажила завитки белого шоколада и клубничный джем, опустила вниз блестящую красную бумагу – и почувствовала себя шестилетней.

Вернулся Крис и сунул один рожок в морозилку.

– Она спит.

Они сидели молча и ели мороженое.

– Как в школе? – спросила мать через какое-то время.

– Нормально.

– С математикой все в порядке?

– Ага.

– Вечером попрактикуешься с образцами экзаменационных работ?

– Конечно.

Мать вздохнула.

– Ради всего святого, Кейти, перестань говорить односложно. У меня и так день тяжелее не придумаешь! Я задала тебе самые простые вопросы.

На самом деле они были совсем не простые. «Как в школе?» – вопроса труднее мать даже не могла себе вообразить. Разве Кейти могла ответить: «Я поцеловала свою лучшую подружку, и теперь я – социальный изгой»? Нет, пусть даже прошел бы миллион лет, она бы ни за что не рассказала матери об этом. А о чем бы рассказала? О концерте в техническом колледже? Да нет, об этом тоже не стоило говорить. «Чтобы пройти, им понадобятся фальшивые документы, – начала бы мать. – Куда смотрят их родители, хотела бы я знать? Я не желаю, чтобы ты общалась с такими девочками, они на тебя дурно влияют, бла-бла-бла…»

Да и вообще, матери наверняка нужно было просто отвлечься от собственных проблем, поэтому Кейти сказала ей, что в школе сейчас тихо и спокойно, поскольку в разгаре экзамены, что в математическом классе она сидела одна, учительница оказалась очень милой и очень здорово было заниматься вот так, один на один с педагогом.

– В университете тебя ждет то же самое, – сказала мать. – Только ты и преподаватель. Будете обсуждать научные теории.