Негодная

– А что может случиться, если она вернется туда, где жила раньше, и будет жить одна? – спросила Кэролайн. – Какой самый худший сценарий?

Доктор часто заморгал, глядя на нее. Похоже, он не мог поверить, что она задала ему такой вопрос.

– Нет никаких сомнений в том, что у нее имеются некоторые изменения интеллектуального и эмоционального фона. – И мужчина покосился на Мэри, словно бы проверяя, насколько ее могли оскорбить его слова, если, конечно, их смысл дошел до нее.

Кейти захотелось зажать ладонями уши Мэри и увести ее из кабинета.

Врач продолжал:

– Компьютерная томография в сочетании с сегодняшними когнитивными тестами и недавним анамнезом позволит поставить довольно точный диагноз. На данном этапе мы можем обсудить назначение ингибитора – препарата, который подстегивает коммуникацию между нервными клетками. У вашей матери может наступить некоторая стабилизация состояния, но данное заболевание неизбежно прогрессирует, миссис Бакстер, и я не думаю, что она сможет жить самостоятельно, отдельно от вас.

Все время, пока врач говорил, Кейти не сводила глаз с его губ. Он казался ей жутким предсказателем, которому известен финал любой истории. Кейти понимала, как паршиво себя чувствует ее мать, выслушивая все это. Ведь это означало, что на нее ложится большая ответственность.

– А мы не могли бы как-то помочь ей, если она будет жить у себя? – спросила Кэролайн. – Ведь за некоторыми людьми пожизненно ухаживают сиделки, не правда ли?

Врач покачал головой.

– Об этом вы можете узнать в органах опеки. Но, честно говоря, я не думаю, что пожизненное проживание сиделки – разумный выбор. По крайней мере, не при нынешнем финансовом положении.

Кэролайн наклонилась к столу – можно подумать, так все остальные не услышали бы ее. Кейти возмущенно наблюдала за матерью.

– Все это произошло так неожиданно, – произнесла Кэролайн негромко и доверительно. – И я лишена чьей-либо поддержки. Я знаю, нам очень повезло, что вы согласились принять нас сегодня, но для этого мне потребовалось несколько часов переговоров. Вы просто не представляете, через какие трудности мне пришлось пройти!

Доктор еле слышно рассмеялся.

– Да нет, представляю.

Его смех, похоже, воодушевил Кэролайн. Она наклонилась ближе и заговорила быстрее, почти скороговоркой. Женщина объясняла, как им трудно, как на время Мэри становилось лучше, но совсем ненадолго, как с каждым днем она все больше утомлялась и мыслила все более спутанно, а порой даже просыпалась среди ночи и думала, что Джек еще жив. А она, Кэролайн – мать-одиночка с двумя детьми, один из которых нездоров, а у второй завтра экзамен по английскому на уровень AS, а потом поступление в университет. Это выглядело ужасно – у Кейти было такое впечатление, что ее мать стошнило на ковер в кабинете врача. А Мэри сидела рядом и все это слушала.

– Сколько бы сил я ни прилагала, – продолжала Кэролайн, – я не могу добиться приема у психиатров или в департаменте труда и соцзащиты. Социальные службы упираются изо всех сил – мне говорят, что не могут ничем помочь, пока нет точного диагноза. У меня сильное подозрение, что всех очень устроит вариант, если я все возьму на себя. Это же какое финансовое облегчение для государственных структур! Все только и делают, что стараются спихнуть с себя ответственность!

«Включая нас», – подумала Кейти.

За окном, рядом с воротами больницы, скопились машины. Из открытых окон доносились звуки самой разнообразной музыки. На другой стороне улицы, между домами, расположилась детская площадка. Женщина качала ребенка на качелях. Рядом с площадкой стоял передвижной киоск с мороженым.

Если бы Кейти была храброй, она бы взяла Мэри за руку и спросила: «Хочешь, сбежим отсюда?». А еще она отчитала бы мать: «Нельзя говорить о людях в их присутствии. Ты и с Крисом так поступаешь, а он это ненавидит». А потом она вывела бы Мэри из кабинета, проводила в кабину лифта, и они пошли бы в парк, где Кейти купила бы своей бабушке мороженое «99» с шоколадной крошкой и посыпкой. Они сидели бы на скамейке, озаренные солнцем, и смотрели бы на малыша на качелях.

Но это могло произойти только в идеальном мире. А этот мир далеко не идеален. К тому же было уже поздно, потому что Мэри расплакалась. И прошлой ночью она тоже плакала. Кейти услышала всхлипы бабушки с лестничной площадки, вышла из спальни, увела ее и уложила в кровать. Казалось, Мэри ничего не понимала.

– О господи, – пробормотала Кэролайн. – Ты расстроилась.

– Я не должна быть здесь, – прошептала Мэри. – И ничего этого не должно было со мной случиться.

Кэролайн растерялась только на секунду.

– Произойдет вот что: ты поедешь со мной домой. Доктор считает, что сейчас это лучший выход.

– Но я же тебе не нужна.

– Ну… в данный момент у меня нет выбора. Я должна делать то, что велят врачи.

Мэри утерла слезы рукой. Во всей этой сцене было что-то постыдное, неприличное. Такое, чего никто посторонний не должен был видеть. Доктор принялся перебирать бумаги. Кэролайн робко протянула руку к плечу Мэри. Кейти сидела на стуле, ощущая себя совершенно беспомощной.

Прошло несколько секунд, и вдруг Мэри резко перестала плакать – как будто забыла, почему вообще это делала. Вполне возможно, так и было. Она оттолкнула руку Кэролайн и обвела взглядом кабинет – врача за письменным столом, стулья и ковер, Кейти у окна.

– Что ж, очень миленько, – сказала она, – правда? Славно тут все устроили.

– Очень мило, – кивнула Кэролайн. – Нам так повезло, да?

Глава тринадцатая

Кейти стояла у двери спальни, прижав ухо к холодному дереву. В комнате ее мать снова говорила по телефону.

– Я понимаю, – донесся до Кейти ее голос, – но наверняка и вы должны понять мою озабоченность. Тот социальный работник сказал мне, что это на одну ночь! На одну! А прошло уже около двух недель, и не видно ни конца ни края. Талон на компьютерную томографию у нее через две недели. Получается, что она проживет у меня больше месяца. Больше месяца! Одному Богу известно, как долго придется ждать результатов. Помимо всего прочего, мне придется организовывать похороны…

Потом стало тихо. Нет, не совсем тихо: было слышно какое-то ритмичное постукивание. Ручкой по колену? Или пальцем по столу?

– А если я вам скажу, что у меня больше нет сил? Что я не справляюсь? – снова заговорила Кэролайн. – Как вы тогда поступите?

Опять это постукивание. Звук, говоривший о нарастающем раздражении. Кейти уже несколько дней наблюдала, как ее мать становится все более нервной.

– Значит, государственные структуры будут вынуждены вмешаться и принять срочные меры только в том случае, если я решу вышвырнуть старуху на улицу? Нет, я вам не угрожаю, просто констатирую факты. Все теперь сводится ко мне, к моим ошибкам, а не к тому, что лучше для матери? Я превратилась в злобную дочь, которая бросила свою мать, и вы меня в этом укоряете? О, мне совершенно все равно, если вы так на это смотрите… Да, у меня есть ручка. Да, я вам очень благодарна. Пожалуйста, продолжайте.

Снова тишина. На этот раз Кэролайн явно что-то записывала.

– Хорошо, я позвоню по этому номеру и попрошу позвать Эйлин Томас. Она – менеджер дома престарелых, да?

Вздох. Торопливое «спасибо». Компьютерное кресло отъехало от стола по ковру.

– Что? – прошипела Кэролайн, и Кейти поняла, что вопрос адресован ей, хотя непонятно, как мать догадалась, что она стоит за дверью.

– Я не хотела тебе мешать, – пробормотала Кейти, открыв дверь.

– Тогда почему ты подслушивала?

Кейти почувствовала, что краснеет. Ей хотелось сказать: «Теперь это и моя комната тоже, забыла? Я имею право входить сюда!». Но тогда мама заявила бы, что ей тоже нелегко делить с Кейти комнату, но все они должны идти на жертвы, и дочь могла бы хоть на минуту оставить ее в покое.

– Я просто подумала зайти к тебе и рассказать, как прошел последний экзамен.