Страница 285 из 290
Тут вернулся Андрей.
— Отец, корабелы пробку в дыру уже забили, теперь просмоленную паклю готовят, вар уже кипит. После того, как мельчайшие дырочки заделают, досками и изнутри, и снаружи для прочности обошьют, только тогда это будет готово.
— И когда же это счастливое время наступит? — спросил Мартын, осчастливленный таким обращением сына любимой женщины, расчищающим этими словами купцу дорогу к желанной цели.
— Клянутся, что после обеда все закончат.
— Добре! Андрей! Мы в Константинополь напрямую через море пойдем.
— Ты ж говорил, что это опасно слишком, — удивился молодой купчик.
— Да вот новгородцы сумели убедить, что в ближайшую пору штормов на Русском море не предвидится, и ветер постоянно попутный будет. Если коротким путем быстро пройдем, большой барыш с этого дела поимеем. А на болгарские красоты на обратном пути полюбуешься.
И уже нам:
— Заканчивайте в Херсоне все дела, завтра с утра уходим.
И мы пошли заканчивать. Наину отправили на постоялый двор отдыхать и ждать своего матросика, а сами отловили Христо, приведшего в харчевню трех пузатых немцев, и повели его, вооруженного привычной тележкой, на рынок за припасами для нашей ватаги на морскую часть путешествия.
Потом возили еду в порт, и грузили на флагманскую ладью под присмотром Мартына. Попутно решили, что я, Богуслав и Венцеслав поплывем на этом, более крепком судне в связи с тем, что мы наиболее тяжелые люди в отряде (шляхтичу сильно добавлял веса доспех Невзора), а Наину с Ваней пристраиваем на покалеченный кораблик — их всего двое, а не трое, как нас, и кудесница, даже после обильной еды, потянет не больше, чем пуда на три.
Вдобавок, в капитанских каютах, располагавшихся на обеих ладьях под кормой, или уютках, как их называли матросы, было всего по два места, а молодоженам по ночам любой третий был лишним.
По дороге в корчму инопланетный герой Боб красовался передо мной превосходством разума Полярников над туповатым и жесткосердным человечеством.
— С кем бы вы без нас договорились? С карасем на сковородке? С курицей в супе? С отрезанной головой чужого для вас дипломата? Все ваши переговоры пока — это прелюдия очередного убийства.
Как вам еще удалось животных-то одомашнить, ума не приложу. В вашем стиле было бы всех этих изначальных кошечек, собачек и лошадок, подсунувшихся к вам под руку и доверившихся человеку, убить и сожрать прямо сырьем.
— У нас много хороших качеств! — запротестовал я, — и среди нас масса любителей животных!
— Курицы в бульоне и барашка на вертеле.
— У нас положение о защите дипломатов!
— Которое обязательно прочтут татаро-монгольским переговорщикам, явившимся с предложением мира, перед их убийством, вызвавшим битву на Калке, закончившуюся страшным поражением русских дружин с примкнувшими к ним половцами.
Тут я смолчал. Разумных оправданий не было. Обгадимся через некоторое время и сами шагнем к многолетнему игу. И долго, очень долго эта страница в целом победоносной и славной русской истории будет жечь нам сердце.
Потом обильно обедали у Хрисанфа. Никаких стражников так и не объявилось, предсказание не обмануло. Я, тщательно пережевывая пищу, посмеивался над Полярником.
— Слышь, Боб, я тебе как предсказателю теперь прозванье изменю, и будешь ты у нас не Боб, а как в древней истории этакий Кассандр 11 века.
Полярник смолчал, видимо нырнув в Интернет. Через пять минут он вынырнул и обиженно заявил:
— Что это за кличка такая? Никакого Кассандра в вашей истории нет!
— А Кассандра есть, — разъяснил я слабо эрудированному переводчику с дельфиньего, — погляди ее в истории падения Трои. Дочка царя Приама, сестра героя Гектора, очень сильная предсказательница. Она вещает, а ей никто не верит. Девушка мрачное будущее предсказывает людям, городу, а троянцы ржут, ржут беспощадно. За это мужиков сборное войско греков подчистую перебило, женщин изнасиловало, Трою разрушило до основания. Будем надеяться, что твоя судьба сложится удачней.
— Надо мной никто не смеется! Мне все верят!
— Верят мне, а тебя не видно и не слышно. Ты нечто потустороннее, незримая тень, звук пустой. Ну может хоть это спасет тебя от посягательств сегодняшнего Аякса Малого.
Боб не вытерпел и рванул во Всемирную Паутину. Вернулся расстроенный и зашипел:
— Издеватель над чужим инопланетным разумом! Толерантней надо быть, уважительней!
— Во-во! Уважительней! А не тыкать каждому человеку чужими грехами в нос! Я за всех не ответчик! Наверняка и в древней истории обитателей Полярной Звезды присутствуют темные страницы, все мы не без греха.
Что ты, стал бы ради нас рисковать жизнью как сейчас? Договариваться с дельфинами, если б тебя самого не прижало? Да наплевал бы на всю эту земную катавасию с высокой колокольни чистого разума и упорхнул, усиленно размахивая ангельскими крылами, из ближайших Врат Богов на тихую родину!
А зачем вы нам разум дали? Чтобы облагодетельствовать? Да как бы не так! Наверняка чтобы удобней и с меньшими затратами какую-то нужную для вас руду из грунта выковыривать. И человек разумный многократно превосходил робота искусственного, по крайней мере по расходам на его производство.
А теперь поете: вы зверье, вы убийцы, с вами дело иметь нельзя, а еще неизвестно, какими добрыми делами вы в Галактическом Сообществе прославились!
Теперь Полярник сконфуженно молчал. Видать водились за его просвещенным народом такие добрые дела, что о них лучше и не упоминать в порядочном обществе. Или напакостили Медведикам, или надругались над Сириусниками, теперь за давностью времен уже и не угадаешь. А сколько поди чудес разные члены Сообщества друг над другом сотворили! У-у-у!
После обеда мы с Богуславом отправились совершенствовать мои способности волхва. Сильный кудесник работал до ужина, но толку добился немного. Сам я на погоду всю жизнь никак повлиять не мог, даже после инициации моих магических способностей могучим волхвом Добрыней, и поколебать этот постулат не удалось.
Правда научился чувствовать приближение штормов, ураганов и смерчей аж за сто верст. Как бы быстро эта опасность к нам не приближалась, добежать до Богуслава всегда успею, а уж он справиться с любой дрянью всегда сумеет.
Заодно и я ему, что смог подсказал.
— Слав, чтобы мне тебя по всяким пустякам не дергать, разгоняй перед своим уходом спать все, что только сможешь подальше. А то увидеть то я увижу, а оценить силу грядущего удара боюсь не смогу, тут опыт нужен.
— Это можно. Дурацкое дело не хитрое. Опасаюсь только, как бы не нарушить всю погоду в море и на побережьях, людям будет неудобно.
— Наплевать десять раз. Пусть они лучше дней десять под крышей посидят, чем погибнут вместе с семьями.
— Это верно. Значит, будь по-твоему.
Мы со всеми расплатились сразу после ужина, нас усиленно звали еще заезжать и гостить у Викентия, в будущий приезд не забывать друга Хрисанфа и возможного родственника Христо, и наутро мы уже вышли из херсонесской бухты в открытое море.
Плыли спокойно. Теплая погода, на небе если и бывали облачка, то только легкие перистые, которые ливнем не грозили, а тяжелые серо-черные дождевые тучи пеленой висели у горизонта, и может быть там и бушевали шторма, в которые мы никаким боком не попадали, дул ровный попутный ветер — ну что еще можно желать моряку и путешественнику?
Мы перли по морю, как яхты на парусной регате 21 века. Гребцы-матросы маялись от безделья, лишь поднимая прямой четырехугольный парус утром и приспуская его вечером. Богуслав с Пелагеей работали в поте лица от восхода до заката.
Я наблюдал за возможными погодными рисками в темное время суток и спал с восхода солнца до полдника. Вечером околачивался по судну, поражаясь изобилию погруженных в трюм товаров, играл с собаками и болтал с Мартыном и Венцеславом.
Никакие гигантские спруты и лох-несские чудовища из-под воды не высовывались и нашу жизнь не омрачали. Да и то, ну где им там в мрачной пучине притаиться? Один сероводород кругом, глубоко не нырнешь, и поэтому самые опасные здесь хищники — это акулы-катраны размером с щуку.