Тень сумеречных крыльев

– Ну, слушайте, граждане колдуны. И не говорите потом, что не слышали…

Отец Олега погиб во Вторую чеченскую, почти под окончание кампании. Именно он в свое время внушил сыну мысль: мужчина должен быть ответственен. За родных, за близких, за слабых и обиженных. И даже начал тренировать в рамках армейского рукопашного и ножевого боя, когда подошел возраст. Увы, постигнув азы под чутким руководством родителя, дальше Олегу пришлось обучаться самому. Мама, узнав про смерть отца, слегла – она и так не отличалась здоровьем. Еле справилась, но сил ей это поубавило изрядно. Десятилетнему пацану пришлось взять на себя часть забот о совсем еще мелкой сестре.

Олег мечтал выучиться на врача. Мамин диабет упорно стремился к декомпенсированной фазе, и несправедливость со стороны мироздания возмущала молодого человека до глубины души. Как так? Почему хорошие люди должны страдать? Это неправильно! В то же время восхищало мамино упорство: она продолжала каждый день решительно ходить на работу, на мясокомбинат, чтобы прокормить, одеть и дать шанс на лучшую жизнь своим детям.

Поступление в мед отмечали всей семьей. Никакого блата, все своим умом. Сестра, беззаветно обожавшая старшего, висела на нем весь вечер, в голос распевая придумываемые на ходу хвалебные гимны. Музыка была ее жизнью, без преувеличений, и Олег периодически намекал, что неплохо бы заняться этим делом всерьез, но мала́я только заливисто хохотала. Мама сидела тихо, отпивала из рюмочки редкий – и, по-хорошему, запретный для нее ликер. И светилась от гордости. И любовалась на детей.

Дальше было тяжело. С десятого класса подрабатывавший на том же производстве Олег оказался не вполне готов к интеллектуальным нагрузкам студентов-медиков. Впрочем, это его не останавливало. Даже удалось не забить на тренировки. Воронеж – город резкий: обычный вечер может перестать быть томным в любой момент. К двенадцати годам сестра уже начала округляться в нужных местах, и пару раз до нее докапывались сальные типы с побитых «девяток». Приходилось курощать.

И вот число «двенадцать» сыграло в жизни Олега свою роковую роль. Откуда ему было знать, что именно с этого возраста детей включают в вампирскую лотерею? Откуда ему было знать, что жребий выпадет именно на его младшую сестренку? Откуда ему было знать, что именно он своими руками будет доставать хрупкое, беспомощно раскинувшееся по воде тельце, которое прибьет течением к отмели Отрожки?

Мама не выдержала. Скакнула вся возможная биохимия, и с диабетической комой ее отправили в областную больницу. Студенту-медику пришлось самому организовывать похороны сестры.

Именно тогда, когда двое безразличных и неопрятных рабочих начали закрывать гроб, по краю поля зрения промелькнула какая-то тень. Смутное шевеление, погруженное в самое себя. Оно обняло покойно лежащее на складчатой ткани тело девочки – и сгустилось возле шеи. И Олег увидел…

Впрочем, увиденное не было чем-то конкретным. Так, полосы, пятна, невнятица. Он даже не осознал, что именно отпечаталось в его памяти. А вот через месяц, когда вокруг заглянувшего в разделочный цех бизнесмена Выхина запульсировала знакомая аура, Олег начал понимать.

Проследить за богатеем было несложно, забраться в его дом через приоткрытое на втором этаже окно – аналогично. А вот тот факт, что существо, явно связанное со смертью его сестры, поджидает Олега, сидя в тени за рабочим столом, оказался неприятным сюрпризом. «Ах ты ж урод», – подумал студент, распаляясь. Гнев захлестнул его с головой, словно легендарного берсерка. Тварь прыгнула к нему через всю комнату…

Удар был поставлен хорошо. Сказался опыт как разделки свиных и коровьих полутуш, так и многочисленные тренировки на приволоченном со свалки манекене. Упырь – а кто еще мог похвастаться такими клычищами? – забился, засучил руками-ногами… И сдох.

Разделывая труп, после кончины принявший вполне человеческий облик, Олег размышлял. Выходило, что легенды не врали в общем – и прокалывались по частностям. Например, получилось обойтись без осинового кола и серебряного распятия. Удивления, к слову, он не испытывал: ну, вампир, ну, подумаешь. Не опаснее гопоты с района, по итогу.

Самому себе было сложно объяснить, зачем он провел эту обвалку. Наверное, показалось, что единичный удар в сердце не был достаточным наказанием за мучения сестры и матери. Или просто причудливо включился автоматизм, вытащивший из подсознания рабочий алгоритм при виде неживой органики. Олегу было все равно.

А на следующий день он чуть не столкнулся с парочкой, которая буквально перекрывала тротуар своими темными, колючими аурами. Причем эманации девушки напоминали недавно забитого кровососа, а вот парень… Парень был другим. Иным.

На этот раз прошло даже легче. Жертва почти не сопротивлялась, в ее глазах мелко подрагивал сверхъестественный ужас. Кажется, она не верила в происходящее. Что же, ей пришлось это сделать, когда Олег раскалил один из ножей и начал расспрашивать.

Оборотень, которого не удалось освежевать, вообще оказался редкостным придурком. Взял разгон и забыл про физику; достаточно оказалось уклониться в сторону и в духе испанских пикадоров проткнуть ему холку. Олег уже осознал, что ярость – его лучший друг и помогает в деле борьбы с нечистью. Правда, пришлось смирить себя, когда на тропинке возле места казни обнаружились пенсионеры. «Я не убиваю людей, – напомнил себе отважный мститель, убегая в лес. – Я охочусь на тварей».

То, что оборотень остался в теле волка после смерти, Олег объяснить не мог. Равно как и практически полную нечувствительность к магии. И бешеную скорость, и способность видеть Иных. Оно просто было. Приходила злость – и приходили силы. А он при всем при том продолжал оставаться человеком.

– Скажи, – на лбу Фазиля собрались морщины, во взгляде поселились безмерная жалость и сострадание, – скажи, Олег, почему ты не пожалел хотя бы девушку? Мы точно знаем, она не была ни в чем виновата, даже донорскую кровь пила только по необходимости. Она не нападала на тебя, даже не защищалась, насколько я понимаю. Почему?

– А почему никто не пожалел мою сестру? – отрезал убийца. – Вы придумали себе уютный мирок со своими Договорами, со своими правилами, со своей холодной войной и ритуальными рыцарскими поединками. Да, я о многом успел узнать, – пояснил он в ответ на интерес во взгляде Ольгерда, – и когда разобрался, просто охренел. Вы решили, что вам все можно? А фиг там. Даже человеку дозволено не все, а вы ведь не люди. Вы клопы. А клопов давят.

Начальник Темных молчал. Что он мог сказать? Разве получится противопоставить незамутненной ненависти – сухие строки документа полутысячелетней давности? Закаленной в крови уверенности в себе – доводы о необходимости блюсти баланс и придерживаться рамок? Вспомнились советские солдаты времен Второй мировой: они так же кидались на вражеские танки и дзоты, веря в собственное бессмертие и неся подле сердца обратную сторону любви – и связку гранат. Образ был настолько ярким, что Ольгерд вздрогнул.

Пошевелился Инквизитор, до того казавшийся восковой фигурой. Даже как-то забылось, что он живой человек. Впрочем, кто их там знает. Поднявшись, мужчина с невыразительным лицом посмотрел на руководителей обоих Дозоров – по очереди.

– Дело выходит за рамки моей компетенции. Я заберу юношу в Прагу, будет создана спецкомиссия, будут привлечены эксперты. Не для протокола: мне о подобных случаях ничего не известно. Надеюсь, эта информация не будет распространена излишне широко. Требовать принять знак Карающего Огня не буду – ваши отчеты и так успели наследить в инфосфере, смысла нет. Но, повторюсь, Инквизиция оценила бы вашу сдержанность.

– В Прагу, говорите… – сощурился Ольгерд, все еще ощущая фантомную боль под грудиной. – Мне кажется, я знаю, что вами движет. Вы собираетесь сделать из парня живое оружие. Пугало для Темных. А может, и для Светлых. – Фазиль, прислушивавшийся с интересом, кивнул. – Только у вас ничего не выйдет.

– Хрен им, а не оружие, – протянул со своего места Олег. Голос его был расслаблен и даже насмешлив. – Такие же уроды, как и вы все. Только типа отстранились и бдят. Ха.