This means War

— Их унижают на этих отборах, некоторых превращают в изгоев, и люди несут это клеймо до самого выпуска. Я не хочу, чтобы она проходила через это. Не хочу, чтобы она превратилась в одну из вас.

«Не хочу, чтобы она превратилась в одну из вас».

Эти слова больно бьют по самолюбию, но если быть честной и оглянуться назад, то я не хотела бы, чтобы прошлая я стала такой как сейчас.

Он прав. Чертовски прав. Может, я так трезво воспринимаю его слова, потому что голос Луи для меня сейчас словно голос из прошлого? Прошлого, которого я пыталась избегать долгое время. На мне маска вице-президента, вросшая намертво, и сейчас мне до отчаяния хочется сорвать ее со своего лица. Коротко кивнув, я посылаю Томлинсону легкую улыбку и пячусь назад.

— Скай, — оборачиваюсь на голос Луи, — передай Пейдж, что если она хотя бы на метр приблизится к Эль с шантажом или своими глупыми провокациями, то клянусь, я ко всем хренам разнесу ваше сестринство в долбанные щепки.

***

Со стадиона я выхожу с давящей тяжестью в груди от разговора с Луи и короткой встречей с прошлым.

Противный ветер словно сжалился над нашим кампусом и нажал на тормоза, но вот только пальцы по прежнему немеют от холода. Возвращаться на ярмарку и докладывать Пейдж об очередном поражении нет никакого желания, поэтому я просто бреду вперед вдоль бетонных ограждений в виде невысокой стены, что окружают стадион.

Не совсем понимаю, что делаю, когда достаю телефон из кармана и озябшими пальцами набираю номер Зейна. После трех коротких гудков хочется скинуть трубку, и как только я решаюсь это сделать, на том конце телефона раздается ответ.

— Когда твое имя высветилось на экране, то мне на секунду показалось, что у меня глючит телефон, — Зейн замолкает, будто вновь проверяет экран на подлинность моего имени. — Ошиблась номером?

— Ты записан у меня как: «Самодовольный придурок», вряд ли я могла ошибиться, — закусив губу, сжимаю телефон крепче, когда слышу, как Зейн издает тихий смешок.

— Чем обязан, Скай?

— Ты занят?

— Ого, вот это поворот, хочешь позвать на свидание?

— Ты так и будешь отвечать вопросом на вопрос?

— Не знаю, думаешь стоит продолжать?

Усмехнувшись, покачиваю головой и, глядя себе под ноги, продолжаю неспеша идти вперед, набираясь смелости для своего следующего вопроса.

— Мы можем встретиться?

— Если я сейчас не ослышался, то подозреваю, что на ярмарке кто-то разливает виски. Ты уверена, что звонишь с этим пикантным предложением именно мне?

— Ладно, забудь…

— Я не против, Эванс, — перебивает меня парень. — Если ты звонишь трезвая, и у тебя нет за спиной дьявольского плана, то это вдвойне интересней.

— Где ты сейчас?

— Ну, — Малик усмехается, — это прозвучит странно.

— Но ведь не странней, чем мой звонок, верно?

— Недалеко от кампуса. В парке под мостом влюбленных.

— Учишь бездомных правильно расчленять трупы?

— Сегодня мы изучаем хорошую тему: «Как правильно подпиливать конечности, чтобы упаковать взрослого человека в металлическую бочку». Первое занятие бесплатно, подтягивайся.

***

До парка я добираюсь за пятнадцать минут. В такую погоду народу здесь мало, и меня всё больше интересует то, чем занят здесь Малик. Миновав кленовую аллею, выхожу на асфальтовую дорожку и уже вижу перед собой полукруглую массивную арку каменного моста.

Под мостом виднеется знакомая фигура. Зейн стоит в профиль, на парне надета темная ветровка, а на голову накинут капюшон. В руке баллончик, которым он ведет вдоль бетонного блока. Теперь понятно, чем он здесь занят. Ну, хотя бы в этот раз Малик не рисует на имуществе одной из девушек Каппы.

Не знаю почему это каменное мрачное сооружение называют мостом влюбленных. На нем не висит ни одного замка с написанными именами и клятвами в вечной любви, зато под его широкими бетонными сводами полно рисунков и надписей, которые здесь оставляют выпускники.

— А где трупы и бездомные? — спрашиваю я, подходя ближе.

— Отпустил всех пораньше, завтра у нас практика.

Малик всё еще не поворачивается в мою сторону, продолжая увлеченно выводить граффити плавными движениями.

В прохладном воздухе пахнет осенью и свежей краской. В этот раз шипящий звук выпрыскивающейся краски больше не пугает меня, уверена, что Зейн не изрисует мою грудь новыми инициалами.

Останавливаюсь позади него и, затаив дыхание, смотрю на рисунок. Это белый волк с прищуренными прозрачно-голубыми, как Карибское море, глазами. Зверь скалится, обнажая белоснежные зубы, создается ощущение, что он вот-вот сорвется с безжизненной стены и проглотит меня целиком.

— Это… — с восхищением говорю я. — Это потрясающая работа, Зейн.

— Он еще незакончен, — пожимая плечами, отвечает парень. Его голос эхом отдается в пологих бетонных сводах, а в тоне сквозит пренебрежение, будто в этом рисунке нет ничего особенного. — Но спасибо.

Подхожу ближе, чтобы рассмотреть изображение.

— Это типа ты? — спрашиваю я, вглядываясь в волчий оскал.

— Это типа волк, Скай, — Зейн наклоняется вниз, чтобы достать из раскрытого рюкзака баллончик другого цвета.

Выпрямившись, парень встряхивает краску в руке, и звук шарика, бьющегося об края металлических стенок баллончика, кажется слишком уж оглушающим.

— Знаешь, — поджав губы, заглядываю парню в глаза, — художники любят интерпретации и аллегории. Я имела в виду это.

— Я не художник, — пожимает плечами, — так я расслабляюсь. Только и всего.

Как только Малик вновь принимается за рисунок, выражение его лица становится каким-то жестким, а между прямыми темными бровями ложится складка.

— Такой серьезный, — бормочу я, пряча ладони в карманы куртки. Боковым зрением ловлю легкую улыбку Зейна и, отвернувшись, прячу свою широкую улыбку под предлогом того, что рассматриваю чужие рисунки, не несущие в себе никакого смысла.

Мост влюбленных довольно старое сооружение. Между стыками бетонных плит пробивается влажный зеленоватый мох, который мне очень хочется сковырнуть ногтем, но я сдерживаю себя от этого порыва.

— Хочешь попробовать? — спрашивает парень, отвлекая меня от чтения написанных вразнобой имен и дат.

Оборачиваюсь и вижу, что Зейн протягивает мне баллончик.

— Не думаю, — с улыбкой покачиваю головой, — из меня неважный художник.

— Попробуй, это помогает отвлечься.

Отвлечься мне сейчас явно не помешает. Делаю шаг вперед и забираю баллончик из пальцев Зейна, испачканных цветными пятнами краски. Сняв пластиковую крышку, встаю перед рисунком волка и поворачиваюсь к Малику.

— Итак, что нужно делать?

— Ну уж нет, — парень потирает переносицу и, издав тихий смешок, подходит ближе. Опустив ладони на мои плечи, он подталкивает меня в сторону. — Я не доверю тебе этот рисунок.

— Оу, — с облегчением выдыхаю, потому что мне и правда нельзя доверять такие вещи. — Но что же мне рисовать?

— Всё, что придёт в голову, — пожимает плечами. — Не переживай, я рядом, если тебе вдруг понадобится моя помощь.

Зейн посылает мне мягкую улыбку и возвращается к своей работе, а я смотрю на бетонную стену, как на чистый холст, и думаю, чего же такого мне сотворить для этого мира.

Задействовав всю силу своей фантазии, я наконец решаю тупо написать свое имя. Встряхнув баллончик в руке, подвожу его к стене и нажимаю на распылитель, из которого вмиг выбрасывается синяя краска.

— Я сегодня разговаривала с Луи, — тихо говорю я, выводя еще одну букву. — Пейдж хочет, чтобы Элеанор вступила в Каппу.

Покачивая головой, Зейн тихо усмехается себе под нос.

— Томмо этого не допустит, — выдает он, сосредоточенно вглядываясь в свой рисунок.

— Знаю, — с грустью отвечаю я. — И думаю, что Луи правильно делает.

Звук шипящей краски резко затихает, Малик замирает с вытянутой рукой и поворачивается ко мне вполоборота. На его лице написано удивление, которое слегка смешит меня. Я смотрю в его карие глаза еще несколько секунд, а затем вновь возвращаюсь к выведению букв.