Бессветные

– От кого? – сварливо потребовал Рикарт.

– От вашей сестры и… – посетитель поспешно поднял на уровень лица один из конвертов и зачитал: – Эл. Таноса.

Профессор с оживлением отобрал конверт, игнорируя второй, на котором красовалась подпись «Ринэйт Тарсиз».

– Это всё? – на всякий случай уточнил мужчина неопределённого возраста. Пусть некоторые домашние и называли его стариком, совсем старцем он не выглядел: тощий, сутулый, с редкой проседью, но вполне живой и подвижный.

– Можно мне учебник?

– Умник, – проворчал Фейст, направляясь к книжному шкафу. – Дам тебе третий том Мартэна по сенсорике. А если Крыс попытается проверить твои знания – можешь городить любую чепуху, он всё равно пень в этой области. Потом ко мне подойдёшь с вопросами, если накопятся.

– Спасибо.

Книгу телепат прижал к груди обеими руками, словно бы это был любимый комикс или что-то ещё. У него не было любимых вещей, не считая синего костюма, поэтому он измерял подобные понятия мерками остальных. А остальные любили журналы, комиксы и видеоигры.

Утро пролетело быстро за чтением, которое могло заменить общение с людьми, не принося боли и головокружения. Однако, авторы книг и их герои точно так же навязывали свои мнения и чувства читателю, как и обычные люди телепату.

Внезапно ОН почувствовал на себе целенаправленный взгляд, подкреплённый чувствами решительности и вдохновения. Парень поднял глаза на начальника, отреагировавшего на это своей хитрющей кошачьей улыбкой.

– Фор. Сейчас ты отправишься в город.

Лицо эмпата вытянулось от испуга и изумления. Обычно в таких ситуациях араб использовал местоимение «мы».

– Поручения два. Сначала загляни в школу Вита. Я полагаю, что директриса снова хочет намекнуть, что школе требуются на что-то там деньги. Просто посиди, послушай с невозмутимым видом, пообещай, что всё передашь «боссу». Я не хочу на это время тратить, а тебе будет полезно. И раз уж окажешься в городе, загляни в НИИ, передай Раймону эту папку. Лично в руки. Понял?

– Лично в руки, – повторил парень.

– Найди Руно. Поедешь ты, естественно, с ним. Если начнёт городить свои ленивые возражения, то придумай какую-нибудь угрозу в моём стиле. Хотя, о чём я? Ты-то придумаешь… Скажи, что в противном случае возить будет Краста. И пусть ни на шаг от тебя не отходит. Ну, ты понимаешь.

– Хорошо.

– Вот путевой лист.

Осторожно положив учебник на край стола, эмпат покинул кабинет, направляясь в западное крыло. Энтузиазма в нём не было, но приказ есть приказ. Не будь у него программы, то он закрылся бы у себя в комнате и никогда не выходил наружу. Слишком мучительным был психический контакт с другими людьми.

ОН пересёк зал и остановился возле дивана. Напротив телевизора сидели Руно и Сван, залипая на каком-то детективном сериале.

– Руно, пошли. Нужно в город поехать, – позвал бородатого эмпат, привлекая внимание размахиванием путевого.

– Крис в кабинете ещё? – уточнил водила.

– Да, но поехать придётся только со мной. У нас есть два дела.

– У меня одно дело – за дорогой следить. Даже не проси с тобой мотаться.

– Руно, перестань. Крис сказал, чтобы ты ни на шаг от меня не отходил, иначе определит тебя в водители к Красту.

Сван захихикал и не удержался от колкости:

– Сдаётся мне, запал на тебя наш Умник.

– Смешно, – буркнул ОН и снова потряс выездным документом. – Поехали. Быстрее всё сделаем – быстрее освободимся.

– Вот за какие грехи мне с тобой таскаться? – пробурчал Руно, поднимаясь. – Попросили бы Дина, он любит нянчиться с детьми.

– Счастливые, в город валите. Привезите, что ли, бургер, – произнёс им в след Флайерс Сван, но его обоюдно проигнорировали.

На крыльце их догнал Гейб, ещё один ученик старого Фейста, и даже обогнал на несколько ступеней. Целенаправленно и нагло он подошёл к Хаммеру и уселся на переднее сидение.

– Это что за новости? – вскинул брови водила, косясь на эмпата, но тот лишь пожал плечами. – Ты ничего не попутал?

Белобрысый улыбнулся, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках.

– У меня выходной, а пропуск в город ещё вчера согласовал.

– Ну так дуй пешком, – предложил водитель, обходя машину.

– Подбросите? – очередная невинная улыбочка. По статистике наиболее обезоруживающие и честные лица принадлежат самым ушлым и пронырливым лжецам. Но телепат знал, что на этот раз белобрысый не привирает.

– Через забор? Подброшу, – Руно сел за руль и почесал бороду. – Тебя мне ещё в машине не хватало.

Умник потоптался у дверей и сел на заднее сидение, понимая, что место ему не уступят.

– Куда ехать? – спросил водитель.

– В сторону Южной, – ответил Гейб.

– Я не тебя спрашивал.

– В школу Вита, – сообщил эмпат.

– Это ж как раз на Южной, – вспомнил Руно и покосился на соседа. – Повезло тебе. А то б выкинул по дороге. На полном ходу.

– Ты сегодня не в духе? – сощурился блондин. – Это из-за магнитных бурь в твоей голове?

– Никаких иллюзий, – жёстко постановил водитель, и машина тронулась с места.

– И пристегнитесь, – напомнил сидящий позади Умник, но его никто не послушал.

Обладатель особого рода телепатии резко погрустнел. Ему доставляло дискомфорт любое соседство, а число соседей возросло вдвое. Теперь он не только разглядывал колени, но и смотрел на дорогу двумя парами глаз. Хорошо хоть водила не закурил перед поездкой.

Человеческая психика различается более чем по сотне показателей. В мире эволюции и ментала самым ценным показателем являлось сопротивление. Некий напор микроимпульсов, непосредственно влияющий на внушаемость и способствующий психическому доминированию. Существовал даже специальный прибор, измеряющий мощность психического сопротивления. У него было довольно странное и пафосное название, данное создателем, но в научных кругах его кратко называли ИПС. Высокий показатель на данном устройстве определял такой феномен, как «сильная психика». Телепат так же мог чувствовать сильную психику, правда совсем не так точно, как прибор. Но вот сейчас, в этой машине, перед ним сидел парень, обладающий самым высоким психическим сопротивлением в доме. Этому свидетельствовало то, что почти все ощущения водителя и самого пси-приёмника померкли, а психика Гейба заняла свою доминирующую позицию. Глубоко внутри эмпат радовался этому приёму, обретая временный покой.

ОН не верил в то, что когда-либо сможет беспрепятственно выйти в общество, не умерев при этом от миллиона истерящих голосов. Он был то тут, то там, и не где-то конкретно. Смотрел разными глазами, прикасался одновременно десятком рук. От этого сознание рассеивалось. Он был всеми и никем одновременно. Благодаря регулярным тренировкам и сеансам с учителем, он собирал себя в целое, но только затем, чтобы снова потерять, оказавшись в обществе. Он не был коллективным разумом, не мог повлиять на чьё-либо поведение или умозаключение, только принимал, считывал всякое ощущение, отражающееся в сознании каждого. Самым сложным в его жизни было сосредоточиться, абстрагироваться от получаемых сигналов и следовать своим собственным желаниям и инстинктам.

При другом раскладе, он лежал бы в палате, лишённый свободы и возможности познавать мир. Но ему повезло, он мог работать и у него даже был досуг, который можно было тратить на всё что угодно в рамках внутреннего протокола. И что бы ни случилось, у него был Крис, неизменно готовый что-нибудь предпринять и у которого всегда всё было под контролем. У него был учитель, был господин. Когда-то давно все его бросили. Он не помнил уже ни родителей, ни воспитателей детского дома, ни сиделок интерната. Их лица были размыты в памяти. Он помнил лишь то, что все от него отвернулись. Не знали, что делать. Смирились с тем, что ему не помочь. И он медленно поэтапно сходил с ума, но вовсе не от болезни. Его психика была на ступень выше, чем у окружающих, как объяснял потом старик Фейст. Он не мог ходить без посторонней помощи, потому как чувствовал не только свои ноги, видел не только своими глазами. Его случай считали безнадёжным, и ему позволили доживать жизнь под присмотром лекарств в одиночестве и пустоте.