Страница 39 из 45
Лифт мигнул лампочкой, будто услышал ее мысли и опасно заскрипел. «Только бы не застрять», — пронеслось в голове у Юли. Не хватало еще остаться с ним в одном замкнутом пространстве вдвоем. Ситуация уж очень напоминала прошлый раз, когда она поцеловала его в отеле.
Юля будто бы ощутила его вкус на губах. Пряный, сладкий, с привкусом яблочного сока, пахнущий летом, морем, солнцем и немного отдающий горечью.
Возможно, на лице ее отразилось что-то, напоминающее о той минуте в лифте, когда они целовались, жарко, ненасытно, горячо, потому что и настроение Романа с веселого тут же сменилось на серьезное, сосредоточенное. Воздух между ними плотно сгустился, и запахло озоном, как бывает перед громом во время летнего дождя.
Мужчина сделал шаг к ней навстречу, и оказался настолько близко, что Юля почувствовала, как от его присутствия в ее интимной зоне на руках дыбом встают волоски, по спине бежит холодок, а в кончики пальцев бьет знакомое электричество. Она затаила дыхание.
И тут лифт остановился. Роман с осуждением посмотрел на раскрывающиеся створки лифта, а Юля, даже не дождавшись, когда они раскроются до конца, нырнула в темноту этажа. Дрожащими руками достала из кармана ключ, вставила его в сердцевину замка, повернула, вошла в дверь, и достала сотовый телефон.
— Рома, я думаю, что тебе нужно уехать, — тихо сказала она, обернувшись.
Не ожидая подвоха, шагнула назад. И тут же неожиданно для себя оказалась в его объятиях.
— Маленькая моя, хватит, хватит, я так скучал, скучал, — зашептал он ей в лицо, в глаза, уши, шею, щекоча точечными, быстрыми поцелуями.
И вся ее воля куда-то испарилась, пропала, будто ее и не было. И все эти дни бесцельных метаний, когда она собирала себя заново, в веселую, смешливую девушку, пропали, будто их поглотила черная дыра. «Что же ты со мной делаешь, Роман», — всплывала мысль в одурманенном поцелуями, его запахом, его руками, мозгу. Появлялась и пропадала.
За эту неделю она так соскучилась по нему, так исстрадалась, что эти объятия, эти поцелуи стали настоящим подарком свыше, от которых нельзя отказаться. Потому что сразу понимаешь: откажешься один раз, и второго раза точно не будет. Потому что настоящие чувства не терпят предательств, пренебрежения. И если она отвернется от его искреннего порыва, то больше не сможет ощутить все эти острые ощущения, которых никогда за всю свою жизнь не испытывала.
Юля опустила руки, безвольно, со стоном удовольствия, чтобы тут же поднять их, впиться пальцами в его волосы, пропустить их между фалангами, ощутить, насколько они мягкие, и тут же ахнуть от того, как Рома среагирует на это простое прикосновение.
Его будто подменили, и нежные поцелуи, объятия, сменили страсть, напор, неуемная жажда.
Он впечатывает ее в себя, несется в комнату, избавляясь по пути от одежды, но тут, в темноте маленькой комнаты, на кровати, вдруг меняет направление всех своих порывов. Обуздав себя, ее, нежно целует в уголок глаза и шепчет:
— Маленькая моя… Тебе будет хорошо… Я обещаю…
Но ей УЖЕ хорошо. Так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Она теряет свое тело, разум, все это принадлежит ему, его пальцам, его голосу. Ее рвут на части два абсолютно противоположных желания — чтобы он был так же нежен и нетороплив, и наслаждение длилось и длилось. И чтобы он усилил давление своих пальцев, и она… она…
— Рооом… — со стоном непонятной ей самой мольбы и прогибаясь.
— Сейчас, моя хорошая, сейчас… — шепчет он.
Что — сейчас? Куда он убрал пальцы?!
И, спустя бесконечное мгновение — его губы. Горячий упругий язык. Она не выдерживает. Кричит.
А он снова и снова дарит ей бессчетное количество поцелуев, и она разлетается на миллион осколков, исчезая из этой вселенной. Нет ничего вокруг, нет даже собственного тела, которое сейчас выгибается под властью бьющегося в нем оргазма. А она сама где-то неизмеримо далеко, превратившись в невесомое бестелесное облако.
Приходит в себя так же, как и улетела — с прикосновением его губ. Теперь уже легко и к щеке. Тело нежится в его руках, лицом во вкусно пахнущую шею. Голова пустая и нестерпимо хочется отключиться. Особенно когда он так гладит ее по обнаженной спине, перебирая волосы.
— Спасибо, — выдыхает тихо.
— ТЕБЕ спасибо, — так же негромко отвечает он. Мягко целует в губы. — А теперь — засыпай.
Юля знает: нельзя слушаться, иначе все повторится. Только она уснет, как он снова растворится в реальности, а наутро она снова получит записочку с цветами, которые он, как настоящий воспитанный мужчина с хорошими манерами пришлет ей. «Спасибо за роман».
От пережитых эмоций она всхлипнула, прижалась ближе, как замерзший котенок к печке, вжалась так глубоко в его впадинки, выпуклости, насколько это возможно. А он тут же обнял ее, всю, прижал, и снова поцеловал, но так аккуратно, что сразу не поймешь — он ли дышал только что рядом с ней так, будто пробегал самый настоящий марафон.
Книги на Книгоед.нет
— Юляш, спасибо тебе, как хорошо, что ты есть! Как хорошо, что есть я! — он смеется ей в волосы, и это дыхание щекочет, расслабляет, пускает волны возбуждения по всему телу.
— Ром… — она набирается смелости и приподнимает голову с его груди.
— Если ты сейчас скажешь: уходи, я тебя придушу. Вот этими самыми руками, — говорит шутливо, а глаза вдруг делаются такими серьезными, а в них сталь и мороз, и еще что-то такое…
Но она уже завелась. Если уж решать что-то, то прямо сейчас, пока голова еще ясная, а то еще минут десять его объятий, и она снова растворится, потеряется, забудется.
— Слушай… Ром…
— Ну нет, — он явно тоже завелся. Сел в кровати. Юля натянула покрывало на себя, решив закрыться от его нежданной яростной реакции. — Это ты меня послушай, девочка моя. Скажи мне, чего ты хочешь? Что тебе нужно?
Она непонимающе смотрит, и пытается собраться с мыслями, что очень сложно сделать здесь и сейчас.
— Хочешь, чтобы я ушел? Совсем?
У нее в горле набухают слезы, и она кивает, от чего волосы падают на лицо. И не видно, что же происходит там, за этой завесой. Не слышно ни звука. Он что же, так быстро собрался и испарился из ее жизни? Снова?
— А знаешь, что. А я не уйду.
Она поднимает голову и видит: он, совершено голый, сидит на краю ее кровати, свесив ноги на пол, и повернувшись к ней спиной. И ей так захотелось провести по этой сильной спине рукой, пробежаться пальцами по позвонкам, дотронуться до лопаток, что очерчены как набухающие ангельские крылья, но нельзя, нельзя…
— Не уйду и все. Останусь здесь с тобой. Всю неделю ждал, как дурак, когда ты мне ответишь. А ты! Ну сдался тебе этот Кузнецов? Что ты с ним будешь делать? Салфетки в баре пересчитывать? Да ты сбежишь от него через два дня! А он, между прочим, собрался жениться. И знаешь кто у нас невеста? Не Белохвостикова, неет! Катенька!
Имя бывшей подруги резануло сильнее ножа, и Юля подскочила в кровати, чуть не свалилась, запутавшись в простыне и все-таки оказалась на ногах.
Стало так горько, обидно, и обида это встала пеленой перед глазами. Но теперь-то уже можно было не стесняться в выражениях.
— Ну и иди к своей Катеньке, целуйся с ней, что ко мне пришел-то? Что, думаешь, такой прямо экземпляр, перед которым все ноги раздвигают? Иди, иди!
Еще и подтолкнула холодной ступней в его спину.
А он извернулся, схватил ее за щиколотку, потянул на себя.
Юля, не удержав равновесия, грохнулась пятой точкой на матрас.
Роман четко, зло, скрывая свою ярость, навис над ней:
— Что ты болтаешь? Какая Катя? Всю душу ты мне выела! Не нужна мне никакая Катя! Будь проклят тот день, когда я приехал в этот ваш Жигулевск!
Он чуть не завыл, видимо, от отчаяния.
— Что, правда, не нужна? — робко вопросила Юля снизу-вверх.
— О боги! Дошло, наконец! Я зачем притащился к тебе? А? — уже тише, ласковей, со смешинками в глазах, которые сияют в полутьме. — Звоню тебе, звоню, а ты трубку не берешь!