С чего все начиналось

Кроме фото и видеороликов, сериалов и фильма, информации об актрисе было мало: родилась; раньше жила; переехала; мечтала быть работником сцены и стала. «Значит, она свободна, – думал Коля, вглядываясь в скаченное фото, увеличивая масштаб пальцами рук. Ну вот – следа нет на пальце, а значит и обручальное кольцо не одевала». Он тешил себя надеждой о встречи с Ольгой – когда-нибудь они будут вместе – это уже решено.

«Что это? – Николай видит интервью Венской в газете. – Она родила? Она вышла замуж? Но как она могла – как же я?» Перехватило дыхание. Яростным горячим ручьем потекли слезы. Во рту пересохло. Отступающая болезнь нахлынула с большей силой.

Коля лег в постель, тело ослабло и совсем не подчинялось ему. Он даже не слышал, как на обед пришла мама. Светлана Васильевна трогала губами лоб сына, поставила градусник ему подмышку, проверила – нет, не ошиблась – температуры нет, но тогда что? Сын был бледен, он не видел и не слышал ее, он не разговаривал со своей любимой мамочкой. На всякий случай, Светлана Васильевна поставила стакан с водой, и положила таблетки, на маленький комод, рядом с кроватью Николая. Приготовив, по-быстрому, омлет и поджарив тонкие ломтики бекона, оставила еду Коле, рядом с лекарством.

Когда Светлана Васильевна вернулась с работы, ее маленький ребенок лежал все так же, как и прежде, словно за все это время он ни разу не пошевелился. «Как быстро летят годы, мой Коленька влюбился, но страшно – она бросила его…». Надо было что-то делать – но что? Светлана Васильевна, закрывшись на кухне, звонила своей подруге. Они долго обсуждали происходящее с Николаем, говоря о первой любви, и как все изменились, а в их времена было все иначе.

«Так и сделаем – позовем на выходные Ирину с дочкой – Катенька красивая и веселая, уж точно сын отвлечется. Глядишь, и с Ириной породнимся».

Утром, лишь мама скрылась за дверью, Николай прошел в ванную комнату. Струи теплой воды ударялись по акриловому дну, они наполняли белое судно чистоты, дыханием влаги. Решение было бесповоротным – не сомкнув глаз, всю ночь Николай обдумывал его. Он достал упаковку лезвий для бритвенного станка (мама подарила его Коле на «день защитника отечества», но воспользоваться он не успел – на гладком лице выступил, лишь легкий пушек, словно оперение у цыпленка), вынув из тонкой коробочки стальное полотно для мужчин, Коля полез в ванну. Снимать плавки, он не захотел, Николай представить себе не мог, как его могут увидеть без одежды – это же стыд.

Страшно, но надо доказать ей, что у такой сильной девушки может быть только сильный мужчина – такой, как Коля. По запястью, будто наждачная бумага, оцарапала лезвие. Раскроив кожу, острый металл разорвал сухожилия, кисть стала не послушной, и упала на дно ванны.

Николай ни чего не чувствовал, а думал что будет больно, но все иначе – лишь хотелось спать. Перед лицом был фантом Ольги, сошедший с одной из фотографий: она была в синем пальто, подложив руки под свой подбородок, задумчиво смотрела на Николая. Ее глаза были необыкновенно красивы, сияя ярким голубым цветом – два чистейших сапфира с маленькой черной точкой. «Мой малыш – я люблю тебя» – думал он. Глаза Николая сами закрылись. Теплая вода ласкала кожу убаюкивая тело, а в голове бегали мысли: «зачем, ведь все назовут меня трусом и слабаком, а она – она ни когда не узнает его, и что потом? – Потом он умрет, и все – для чего тогда все это?

Да и не должна она ему ни чего, она же не обещалась перед ним». После Коля подумал о маме – как же она останется без сына, даже такого труса, как он – нет, так нельзя – он должен жить ради любимой мамочки.

Силы совсем отпустили его. Он напрягся, чуть-чуть, еще чуть-чуть и веки открылись. Сколько Николай пролежал в ванной – он не знал. Снова отключили свет, но маленькое окошко под потолком, ведущее на кухни, кое-как озаряло комнатку.

Николай поднялся, скользя пятками по дну ванны. В дверь кто-то стучал – это была мама, она плакала и ломала деревянную преграду. Встав на пол, Коля почувствовал что-то липкое под ногами – это была вода, какая-то мутная, какая-то темная. Ноги будто вязли в битуме, но он дошел до дверей ванной комнаты. Раз, еще раз – пальцы скользили сквозь щеколду. Коля оглянулся и увидел свое тело, лежащее в ванной, над ним, упав на колени, склонилась мама, бьющаяся в истерике.

Коля умер.

Сбоку от Николая послышалось причмокивание – это серая, желеобразная масса, приближалась медленно к нему по коридору. По всей площади желеобразной массы, снизу-вверх, сверкали огненные молнии, они вырывались пламенной лавой поверх ее и снова опускались назад. Чем ближе «масса» приближалась, тем явнее чмоканье превращалась в голоса. Всплесками лавы – были люди, вырывающиеся из нее, они молили о помощи, об избавлении от боли ожогов.

Юноша попятился назад, лишь поясница коснулась туалетного столика, Николай упал на колени, закрыв лицо руками – он рыдал. Коля чувствовал жар, но теперь это было не важно, как и та девушка, которую он вожделел. Ему хотелось увидеть маму, он повернул голову и дикий крик, загнанного в капкан зверя, вырвался из Николая – мамы не было рядом, а желеобразная масса поглощала его, испепеляя медленно обездвиженное тело Николая, становясь одной целой волной боли.

Коля не думал ранее о том, что совершает – что маме его потом останется жить два дня, что горе сильнее жизни – оно разрывает сердце в болезненных мучениях, убивая непониманием и любовью. Теперь он сам, вырываясь из огненной массы, будит видеть лицо своей мамы и вечно просить, не о прекращение боли телесной, а о прощение души, тлея в лаве мучения смерти суицида.

ВЫХОДЯЩИЙ ИЗ МОРЯ ЗВЕРЬ

Солнце, проталиной красного золота, пустила рассвет над лесной дорогой. Пушистый мороз, охладевший поверх водой, собрался в сугробы, отступив от тропы. Пыхтя теплом, из ноздрей, уставшая лошадь тянула сани, стремясь к очагу. Извозчик, вожжами хлещет лошадку, бурчит себе в бороду, или песнь напевает.

– Ванька, – Алексей Дмитриевич, развалился на заднем сиденье пролетки, будто не замечая морозности утра. Из-под распахнутой, в верхних пуговицах, шубы, выглядывал петлицами мундир коллежского асессора22. – Ты бы погромче что ли – а то, как волк на луну. Одна тоска только.

– А вы, – обернулся извозчик, но ворот полушубка закрывал его лицо снизу, а заячья шапка сверху, лишь борода легла на плечо – ваше высокоблагородие, в гости к нам, иль по службе?

Алексей Дмитриевич ухмыльнулся и посмотрел на бескрайние поля, что раскинулись с правой стороны от дороги.

– По службе, братец, по службе. – Задумчиво произнес Алексей Дмитриевич.

Ванька передернулся, от неприязни, и подскочил на козлах, будто напал на кочку колесом.

– Такс, – заметив метаморфозу, сотворившуюся с извозчиком, асессор приступил к работе – ведаешь что, по делу?

– По, какому-такому, делу? – Вполголоса заговорил Иван, как плохой лицедей, наигранно. – Не знаю я никакого делу.

– Слухай, – появились железные нотки в голосе чина – ты дурака не валяй, говори что знаешь. Шесть крепостничих за полгода. Но до них мне и дела нет – из-за них, я кабинета не покинул бы, но тут, за день, княгиню с ее управляющим в мясо разорвали, как тех шести девок.

– Бесовщина барин здесь. – Еще тише стал говорить Ванька.

– Что ты там бормочешь? – Прикрикнул асессор.

– Зверь, говорю – дитя Сатанинское на землю пришло. Как в писание сказано. – И стал Ванька цитировать тринадцатую главу из книги «Откровение святого Иоанна Богослова», но Алексей Дмитриевич остановил его, когда извозчик перешел к раненой голове, рассказанной в писание. – Жен себе взял, а потом и за княжество взялся. – Опомнившись от Евангелии, высказался Иван.

– Жен? Крепостных? Сатана? – Рассмеялся во весь голос асессор.

– Так нет же уже крепостных – восьмой год как, ваше высокоблагородие. – Как бы поправил асессора, Иван.

22

Коллежский асессор – гражданский чин, равен армейскому званию майор, или чину на флоте капитан третьего ранга.