Страница 23 из 24
– Ах, Марфа, смешная старуха! – проговорил он добродушно, повертываясь и укладываясь на диване попокойнее. – А дорого бы, кажется, дал за хорошую экономку! Не знаешь ли, Осташков, где хорошей экономки?
– Не знаю, батюшка… Вот бы вам тещеньку мою, только что не пойдет разве, а та уж двадцать лет при ключах ходила в барском доме. Разве прикажите поговорить: может, и пойдет?…
– Нет, братец, ведь это я так только сказал… Мне со своей Марфой не расстаться… Она только одна и бережет меня, другая на ее месте кругом бы меня обворовала… Правда, она тиха, бестолкова, нераспорядительна, за то она никогда ни на кого с жалобами ко мне не ходит; ссор я никаких не слышу, а если бы у меня завелась какая экономка строгая да взыскательная, да стала бы с людьми ссориться, да ко мне жаловаться ходить… я бы просто с ума сошел либо из дома совсем убежал… Ну а теперь по крайней мере все тихо и меня ни в чем не беспокоят, а мне это дороже всего… Эх-ма…
– Добродетель-то ваша велика! – проговорил Никеша, стараясь подражать Прасковье Федоровне и робея при мысли: так ли и кстати ли он сказал эту новую для него фразу.
– Нет, брат, не добродетель, а лень велика… Мне бы только спалось да елось – вот вся моя добродетель… А заняться ничем не хочется, да и не стоит, и не для кого… Детей у меня нет… Есть, правда, ну да тем не много нужно… А вот что разве, Осташков, – промолвил Комков с улыбкою, поворачиваясь на другой бок и покряхтывая, – посватай-ка ты мне невесту…
– Знати-то у меня мало, благодетель, а будет побольше знати – не забуду я этого вашего слова… Постараюсь…
– Вот, брат, постарайся: жени меня… Век буду благодарить; только чтобы мне самому не ездить высматривать невесту, а она сама бы пришла ко мне показаться…
– Слушаю! – отвечал Осташков серьезно: ему казалось, что всякое желание богатых господ удобоисполнимо… – Ну а как которая не пойдет? – спросил он, подумавши.
– Ну, на такой и не женюсь! – отвечал Комков со смехом. – А вот слушай, Осташков: у меня триста душ, даю тебе честное слово, что отдам тебе пятьдесят, если ты мне сосватаешь такую невесту… Слышишь?…
– Слышу-с…
– Только смотри, чтобы благородная была, из хорошего семейства…
– Понимаю, благодетель…
– Ей-богу, дам пятьдесят душ… Вот помни это…
– И неужели пожалуете?
– Честное тебе дворянское слово даю: только жени меня, тотчас запишу на тебя 50 душ…
«Вот бы хорошо-то, – думал Никеша с замирающим сердцем. Надо с маменькой поговорить…»
– Буду стараться, благодетель! – сказал он вслух.
– Вот сцена-то будет чудесная, когда барышня придет ко мне делать предложение! – говорил Комков и хохотал от всей души.
«Или когда он будет советовать какой-нибудь даме съездить посвататься ко мне!» – прибавил он мысленно – и снова хохотал.
– Да уж только бы мне встретить этакую подходную статью, уж я предоставлю вам невесту!.. – говорил Никеша, видя, что это предположение очень утешает его собеседника.
– Ну, как же: так и скажешь: неугодно ли, мол ехать, посвататься, у меня есть жених?
– Да что мне? Так и скажу!.. Она это должна за счастие почитать…
– Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. Ой, уморил Осташков…
– Да что смотреть-то на них… оне женщины… что оне значат против нашего брата, мужчины?… Ничего!..
Никеша нарочно прикидывался непонимающим причины смеха Комкова. Он учился хитрить.
В это время опять вошла Марфа.
– Ну что? – спросил Комков.
– Да к вам скоро ли гости-то приедут?
– А что?
– Да я бы сама в город съездила: закупи-то закупить… Кого посылать-то!..
– Что ты врешь, матушка!.. Ты уедешь, а тут без тебя приедут: кто же нас кормить-то будет… Ведь ключей никому не поверишь?
– Как можно поверить… А я то, что может быть, успею, мол, съездить-то до гостей… А то… кого пошлешь?…
– Это, значит, сомневаешься, что посланный на рубль украдет… Ну ничего, только посылай, пожалуйста, поскорее…
– Да коли для верности, так позвольте я, благодетель, съезжу: я уж копеечкой вашей не попользуюсь… – сказал Осташков.
– Ну вот, слышишь, Марфа: барин хочет съездить… Он уж не украдет, ты можешь быть покойна…
– Так что? На что лучше: съездите батюшка…
– Съезди, Осташков, и в самом деле: успокой у меня старуху.
– С моим полным удовольствием.
– А может быть, и невеста мне попадется: поезжай-ка, брат…
– Так я ин с вами Василья отпущу: он выбрать-то умеет, а только деньги-то вы к себе возьмите.
Никеша гордился оказанным ему доверием и с важностию сел в сани рядом с Васильем, чтобы ехать в город. Но взглянувши на соседа, он сконфузился и вся важность его пропала: на лакее была шинель хоть и поношенная и затасканная, но суконная, а на нем, дворянине Осташкове, ногольный бараний тулуп. Эх, кабы не этот тулуп, Никеша знал бы, как держать себя, чтобы показать слуге, какая разница между ним и потомком древнего рода бояр, а может быть, и князей Осташковых!
Но бараний тулуп испортил все дело. Никеша присмирел и старался избегать дерзких и насмешливых взглядов Василья, который по особенному чутью, свойственному людям его звания, сейчас смекнул, с кем имел дело, тем более что успел уже получить о нем некоторые сведения от кучера, сопровождавшего Якова Петровича к Рыбинскому, где уже Никеша был предметом рассказов и острот всей дворни. До города от усадьбы Комкова было верст пятнадцать. Сначала спутники ехали молча; но на половине дороги стояло село, в котором был кабак, где Василий предполагал возможность выпивки. Подъезжая к этому пристанищу, Василий обратился к Никеше с вопросом:
– А что, барин, много ли отпустили с тобой денег-то?
– На семьдесят рублев закупей-то велено сделать… – отвечал Никеша.
– Ну, барин, магарычи пополам.
– Какие магарычи? Мне никаких не надо… Я господских денег не возьму.
– Ну так и того еще лучше: значит, все магарычи мои. Ты, барин, вынь мне теперь двугривенный, я зайду выпью… – сказал Василий, решительно останавливая лошадь у кабака. – А то, коли хочешь, пойдем вместе выпьем.
– Я в кабаки не хожу-с!..
– Ну, так дай двугривенный…
– Как я могу… Я от господина вашего не получал на это приказания.
– Да уж этого никогда не бывает, чтобы мы не зашли сюда, как в город зачем посылают… уж у нас такое обнаковение сделано… И приказчик завсегда заходит…
– Так пейте на свои, коли хотите, а я господских денег на это изводить не могу, потому мне они не на то даны.
– Да я у тебя своих и требую, не господских… Мне господских денег не надо, а подай мой двугривенный…
– Да какой же ваш, я у вас никакого двугривенного не брал…
– Тебе толком говорят, что магарычи будут… Теперь купец, в которой лавке будем забирать, уж должен мне два двугривенных выдать за то, что в его лавке забираю, потому всей покупи на семьдесят рублей… Уж у нас такой уговор с купцами сделан: и приказчик, когда ездит, завсегда уж магарычи выверстывает… и нам половину выдает… Ну что ты, барин, споришь, когда наших порядков не знаешь…
– Как же я теперь должен об этих деньгах вашему господину доложить…
– Так вот ты, барин, какой: один хочешь получать. Только что в приказчицкую должность поступил, да вдруг много нажить хочешь…
– Я только об господских деньгах радею, а мне ничего не надо… я не на то поехал… Что вы меня обижаете… я должен буду господину на вас жалобу принести…
– Да ну что затвердил: жаловаться станешь… Ну, жалуйся… Что мне барин-то сделает… Станет наш барин в этакие пустяки входить… у нас барин не такой, чтобы человека обидеть понапрасну… Что же, дашь ты мне двугривенный али нет?…
– Да как я могу дать господских денег без приказа?…
– Ну так ладно же… Смотри, хуже будет…
– Я бы вам поднес на свои, да у меня теперь денег нет…
– А еще барин, а денег нет… Своих денег нет, так ты на счет нашего барина хочешь поживиться…
– Нет, я не на то было шел… Кабы меня ваш барин так понимал, он бы мне доверия не сделал, не послал бы закупи покупать…