Страница 15 из 25
В 1969 году на Рождество я собирался наведаться домой, навестить родных. Мне предстояло проехать сто миль обратно до Амарильо, а там пересесть на самолет до Нью-Йорка, но мой видавший виды «фольксваген-жук» едва ли подходил для такого путешествия. Мой лучший друг в ВВС, Роберт Лафонд, любезно согласился дать мне свой «карманнгиа». Я ужасно не хотел пропускать рождественскую вечеринку в отделе специального обеспечения, но только так я успевал на самолет в Амарильо.
Родители встретили меня в аэропорту «Ла Гуардия». Я никак не мог взять в толк, почему они такие мрачные и даже пришибленные. Ведь жизнь у меня наладилась, и у них больше не было повода испытывать разочарование во мне. Выяснилось, что они получили тревожные известия: некий водитель, по описанию похожий на меня, разбился насмерть в «фольксвагене» рядом с базой. Папа с мамой не знали, жив я или мертв, пока не увидели, как я схожу с трапа.
Оказалось, что Роберт Лафонд, как и многие другие ребята, напился на рождественской вечеринке и отключился. Мне рассказали, что кое-кто из офицеров и сержантов отнес его в мою машину и оставил в ней ключ зажигания. Придя в себя, Роберт попытался выехать с базы. Шел снег, стоял лютый мороз. Произошло лобовое столкновение с микроавтобусом, в котором ехала жена одного из служащих с детьми. Слава богу, они не пострадали, но вот Роберт вылетел через лобовое стекло моей хлипкой машинки и скончался на месте.
Я сходил с ума. Мы были очень близки, и мне не давала покоя мысль, что, не дай он мне свою машину, все обошлось бы. Вернувшись на базу, я собрал личные вещи Роберта, упаковал их и отправил его семье. Перед глазами у меня стояла разбитая в хлам машина, ужасная авария снилась мне по ночам. Мы вместе с Робертом покупали рождественские подарки для его родителей, живших в Пенсаколе, штат Флорида. Подарки доставили им в тот же день, когда офицеры ВВС постучали в дверь, чтобы сообщить о смерти сына.
Меня терзала не только скорбь, но и злость на невольных виновников аварии, посадивших моего пьяного друга в машину. Словно сыщик, которым впоследствии я стал, я опрашивал народ, пока круг подозреваемых не сузился до двоих человек. Затем я вломился к ним в кабинет, схватил за грудки, прижал к стенке и начал по очереди избивать что было мочи. Меня оттащили. Я так обезумел, что мне было совершенно наплевать, пойду я под трибунал или нет. Я убедил себя в том, что они убили моего лучшего друга.
Учитывая мое формальное обвинение в адрес тех двоих, военному трибуналу пришлось бы изрядно попотеть. А кроме того, к тому моменту американские ВС уже начинали сворачивать свою деятельность во Вьетнаме, и тем срочникам, кому оставалось несколько месяцев до демобилизации, разрешалось уходить досрочно. Поэтому лучшее, что отдел личного состава мог для меня сделать, это отправить домой на несколько месяцев раньше положенного.
В остаток времени на службе я завершил обучение, получил степень бакалавра и поступил на магистерскую программу по курсу психологии промышленного производства. Теперь я жил в Кловисе на стипендию по Акту о реорганизации военнослужащих[12], снимая за семь долларов в неделю подвальную комнатушку без окон и сражаясь с полчищами огромных тараканов, выстраивавшихся в боевой порядок каждый раз, когда я возвращался домой и включал свет. Не имея более доступа к инфраструктуре авиабазы, я вступил в дешевый запущенный фитнес-клуб, атмосфера и декор которого мало чем уступали моей комнате.
Осенью 1970-го в клубе я познакомился с парнем по имени Фрэнк Хейнс. Он оказался агентом ФБР и по совместительству единственным представителем регионального отделения в Кловисе. Мы крепко сдружились на тренировках. Обо мне он был наслышан от бывшего командира базы и потому всячески старался завербовать меня в Бюро. Откровенно говоря, я никогда всерьез не задумывался о службе в правоохранительных органах. По завершении обучения я планировал устроиться куда-нибудь по специальности. Работа в крупной компании, решение кадровых вопросов, оказание поддержки сотрудникам, в том числе в преодолении стрессовых ситуаций, обещали мне надежное и обеспеченное будущее. До сих пор первая и единственная встреча с представителями ФБР у меня состоялась в Монтане, когда кто-то украл посылку, отправленную мной домой. Местный агент провел со мной беседу, подозревая, что я все подстроил с целью получения страхового возмещения. Он ошибался, а у меня сложилось не лучшее впечатление о ФБР: если в Бюро только и занимаются подобными вещами, мне там делать нечего.
Фрэнк не сомневался, что из меня получится хороший спецагент, и упорно продолжал увещевать меня. Несколько раз он приглашал меня к себе на ужин, познакомил с женой и сыном, показал пистолет и чек на зарплату, о какой я мог только мечтать. Стоит признать, что на фоне моего жалкого существования Фрэнк купался в роскоши. И я решил согласиться.
Фрэнк остался в Нью-Мексико. Много лет спустя наши пути снова пересеклись, когда я приехал давать показания по одному делу по его части. Женщину жестоко убили, а труп сожгли, чтобы замести следы. Но тогда, осенью 1970-го, я был далек от таких ужасов.
Фрэнк отправил мои документы в отделение в Альбукерке. Мне предложили пройти стандартный тест по праву для не юристов. Из-за мускулистого телосложения с весом под сто килограммов я превышал предельную норму ФБР для сотрудников ростом 189 сантиметров. В Бюро превышать стандарт веса разрешалось только одному человеку – легендарному директору, самому Джону Эдгару Гуверу. Две недели я питался исключительно желатином и вареными яйцами, чтобы похудеть. Кроме того, я сменил три прически, пока мой вид не признали годным для фото на удостоверение.
Наконец в ноябре меня взяли на испытательный срок, предложив для начала зарплату 10 869 долларов. Я получил возможность выбраться из мрачной подвальной каморки без единого окна. Интересно, что я сказал бы, знай я тогда, что бо́льшую часть своей профессиональной карьеры в Бюро я проведу в другом подвале, тоже без окон, разгадывая куда более мрачные истории.
Глава 3. Хватит и пары капель
Приходят многие, остаются единицы.
Нам, новобранцам, постоянно вдалбливали в голову эту мысль. Почти каждый, кто интересовался карьерой в правоохранительных органах, страстно желал стать специальным агентом Федерального бюро расследований Соединенных Штатов Америки. Но такую возможность получали только лучшие. Гордое наследие этой организации тянется из далекого 1924-го, когда неприметный государственный адвокат по имени Джон Эдгар Гувер начал наводить порядок в коррумпированном, плохо устроенном и управляемом агентстве. Когда в Бюро пришел я, тот же самый мистер Гувер – с той же крутой челюстью и железным кулаком, только уже семидесятипятилетний, – все еще правил изменившейся до неузнаваемости организацией. Нам предстояло продолжить его дело.
Телеграмма от директора указывала мне явиться 14 декабря 1970 года в девять утра по адресу: Пенсильвания-авеню, Олд-пост-офис-билдинг, кабинет 625, где начнется моя подготовка длительностью в 14 недель, по завершению которой из обычного гражданина я превращусь в спецагента ФБР. До ее начала я съездил домой на Лонг-Айленд и сообщил новость родителям. Отец так возгордился, что вывесил перед домом американский флаг. Из-за военной службы у меня в гардеробе не нашлось никакой приличной гражданской одежды, так что отец купил мне три классических костюма – синий, черный и коричневый, – белые рубашки и две пары туфель, черные и коричневые. Затем он отвез меня в Вашингтон, чтобы я не опоздал в первый рабочий день.
Вскоре я приобщился к обычаям и ритуалам ФБР. Специальный агент, который вел церемонию вступления, приказал нам достать золотые значки и, глядя на них, прочитать присягу. Вперив взгляд в женщину с завязанными глазами и весами правосудия, мы в унисон торжественно поклялись хранить и защищать Конституцию Соединенных Штатов от всех посягательств как внутри страны, так и за рубежом. «Смотрите ближе! Ближе!» – приказывал спецагент, пока значки не оказались у нас перед самым носом и глаза не съехали в кучку.
12
Закон 1944 года, по которому ветеранам Второй мировой войны, а затем и просто демобилизованным военнослужащим полагались пенсия и субсидии на образование.