Страница 14 из 25
На начальную подготовку меня отправили в Амарильо, штат Техас. Почти половину нашего звена (так называлась учебная группа в ВВС) из пятидесяти человек составляли ньюйоркцы вроде меня, а другую половину – южане из Луизианы. Строевой инструктор постоянно чморил северян, и, по большей части, было за что. Я прибился к южанам, которые показались мне куда приятнее и общительнее, чем соотечественники из Нью-Йорка.
Для большинства базовая подготовка стала тяжким испытанием. Мне же после жесткой тренерской муштры в командных видах спорта, а также с учетом пофигизма, который все заметнее проявлялся у меня в последние несколько лет, крики строевого инструктора казались просто надоедливым жужжанием. Все его психологические приемы и хитрости я читал как открытую книгу, а сам пребывал в отличной физической форме. Базовая подготовка мне давалась легче легкого. Глазомер и точность, разработанные еще в бытность питчером в старшей школе, пошли мне на пользу, и довольно скоро я получил значок стрелка-эксперта из М-16, хотя до службы в ВВС стрелять мне приходилось только из воздушки по уличным фонарям, когда я был еще подростком.
На курсе базовой подготовки я снова заработал репутацию плохиша, но уже немного в другом отношении. Меня, накачанного и бритого, прозвали «русским медведем». В соседнем звене был похожий парень, и кого-то вдруг осенило, что нам имеет смысл побоксировать для поднятия боевого духа всего курса.
Бой стал для базы крупным событием. Равные по силе, мы не уступали ни пяди, увлеченно выколачивая друг из друга дерьмо. Тогда я сломал нос в третий раз (первые два – на футболе в школе).
Как бы то ни было, из пятидесяти человек в своем звене я стал третьим в списке лучших. По завершению начальной подготовки я прошел ряд тестов, по которым оказался годным для школы радиоразведки. Но мест там уже не было, а я не особо хотел ждать следующего набора, поэтому меня устроили наборщиком, хотя печатать я не умел. На базе ВВС Кэннон, что в ста милях от Кловиса, штат Нью-Мексико, как раз открылась вакансия в отделе личного состава.
Там я и застрял, целыми днями стуча двумя пальцами по клавиатуре и заполняя формы о демобилизации под неусыпным наблюдением идиота-сержанта, и все повторял сам себе: нужно выбираться отсюда.
И снова мое невероятное везение. Прямо напротив отдела личного состава расположилось специальное обеспечение. Услышав название, большинство из вас наверняка подумали о специальных войсках вроде зеленых беретов. Но все же это было именно специальное обеспечение, а конкретнее – специальное спортивное обеспечение. С моим прошлым я не мог упустить такую прекрасную возможность защитить родину, когда она во мне так нуждается.
Я стал невзначай околачиваться у них под дверью и однажды услышал, как один из собеседников вдруг произнес: «Эта программа летит ко всем чертям. У нас просто нет нужного человека».
И я подумал: вот оно! Набравшись смелости, я постучался и вошел в комнату: «Здравствуйте, я Джон Дуглас. Позвольте мне рассказать о себе».
Начав свой спич, я внимательно следил за реакцией потенциальных начальников и одновременно нащупывал «профиль» нужного им кадра. И, кажется, мне это удалось, потому что они все время переглядывались, как бы говоря: «Это чудо! Именно такой человек нам и нужен!» В итоге меня перевели из отдела личного состава в спецобеспечение, и с того дня я больше ни разу не надел военную форму. Мне дали надбавку за то, что, будучи срочником, я еще и руководил всеми спортивными программами, а также записали в программу «Операции „Шнуровка“»[11], по которой правительство теперь оплачивало мне 75 % расходов на образование. Именно им я и занялся, посещая по вечерам и выходным занятия в университете Порталеса, что на востоке Нью-Мексико, в двадцати пяти милях от авиабазы. Чтобы опять не вылететь с учебы, мне нужно было изменить тройку с минусом на круглые пятерки. Впервые за долгое время я почувствовал, что у меня в жизни появилась цель.
Я так хорошо справлялся с работой представителя ВВС в таких напряженных видах спорта, как теннис, футбол и бадминтон, что в конце концов меня назначили старшим по начальному и продвинутому курсу игры в гольф, хотя я ни разу в жизни не забил шар в лунку. Впрочем, я отлично смотрелся в традиционном гольфистском свитере, руководя бесчисленными соревнованиями.
Однажды командир части подошел ко мне узнать, мячик какой жесткости лучше всего подойдет для такого-то соревнования. А я в этом ровным счетом ничего не смыслил, но, как и в девятом классе у доски, принялся сочинять на ходу. «Как, черт возьми, ты вообще попал в гольф?» – изумился командир. Меня тут же сняли с гольфа и перевели руководить женской группой огранки, что звучало многообещающе, пока я не сообразил, что речь идет о резьбе по камню. Также мне поручили женскую группу керамики и бассейн офицерского клуба. И я стал думать: в чем подвох? Эти офицеры кружат в небе над Вьетнамом, рискуя своими задницами, а я здесь подаю стулья и полотенца их игривым женам, учу плавать их детей, да еще и получаю за это неплохую надбавку и возможность получить высшее образование.
Еще одна моя обязанность отчасти перекликалась со знакомой должностью вышибалы. Рядом с бассейном располагался офицерский бар, зачастую битком набитый юными пилотами, которые тренировались под началом тактического авиационного командования. Не раз приходилось мне растаскивать одуревших пьяных летчиков или самому отбиваться от них.
На втором году пребывания в ВВС, активно исполняя свои студенческие обязанности, я наткнулся на местную ассоциацию, опекающую детей-инвалидов. Там требовалась помощь в организации развлекательной программы, так что я вызвался добровольцем. Раз в неделю вместе с двумя гражданскими сотрудниками я водил пятнадцать детишек покататься на роликах, поиграть в мини-гольф и боулинг или предлагал им другие спортивные мероприятия, развивающие личностные навыки и физические способности.
Большинство детишек имели крайнюю форму инвалидности: слепоту, синдром Дауна или острую моторную дисфункцию. Работа тяжелая, но она мне очень нравилась. Например, иногда приходилось кружить по роллердрому, сжимая в каждой руке по детской ладошке и следя за тем, чтобы ребята не столкнулись или не ушиблись. По правде говоря, мало что в моей жизни приносило мне столько же удовольствия.
Едва я подъезжал к школе, мои подопечные тут же высыпа́ли наружу встречать меня и толпились у машины, я выходил, и мы все тепло обнимались. Когда же приходило время расставаться, мне жалко было уезжать, а дети не хотели отпускать меня. От этой работы я получал такую отдачу, сколько любви и тепла, сколько в тот период жизни мне и не снилось, и вскоре я повадился приезжать к ним по вечерам почитать.
Эти ребята разительно отличались от здоровых, так называемых нормальных детей на базе. Последние вечно были в центре внимания и получали от родителей все, чего ни попросят. Мои же «особые» дети всегда с большой благодарностью принимали любое доброе слово и, несмотря на инвалидность, отличались дружелюбием и готовностью к приключениям.
Я и не догадывался о том, что все это время за мной наблюдали психологи. Видимо, я и правда очень неплохо справлялся, раз привлек их внимание к своей персоне. Так или иначе, сотрудники кафедры психологии университета Восточного Нью-Мексико оценили мою работу и предложили мне четырехлетнюю программу по курсу коррекционно-развивающего обучения со стипендией.
Хотя я скорее задумывался о психологии промышленного производства, детишек я полюбил, да и перспектива вырисовывалась неплохая. В сущности, я все равно мог остаться в ВВС и выбрать карьеру офицера. Предложение университета я передал на рассмотрение гражданскому совету авиабазы по личному составу, но там решили, что ВВС не нуждается в специалисте по детям с отклонениями. Такой ответ меня несколько удивил, ведь на базе всегда было полно детей на иждивении. В общем, от образования по программе пришлось отказаться, но я продолжал навещать своих любимцев.
11
Операция «Шнуровка» (англ. Operation Bootstrap) – начатая в 1947 году серия экономических проектов правительства США по трансформации Пуэрто-Рико в развитую индустриальную область.