Страница 25 из 29
Однако с конца 1740-х годов фактическая власть все больше переходила в руки инаков – градоначальников Хивы. Согласно Е.И. Бланкеннагелю, это произошло в связи с тем, что именно хивинские градоначальники наиболее активно проявили себя в борьбе с персидским нашествием под предводительством Надир-шаха и изгнанием персов из Хивы после его смерти в 1747 г. [Бланкеннагель, 1858, с. 5]. В 1750-е годы фактическая власть находилась в руках Артук-инака из племени мангыт, а позднее – его брата Кураз-аталыка, который, как уже отмечалось выше, был убит Каип-ханом в 1753 г., что привело к кровопролитной войне между ханом и его узбекскими и каракалпакскими подданными, среди которых эти временщики пользовались большим влиянием [Гуляев, Чучалов, 1910, с. 74]. В 1770-е годы к власти окончательно приходят инаки из узбекского племени кунграт, которые «управляли хивинском народом с большим или меньшим могуществом» [Бланкеннагель, 1858, с. 11].
Как отмечалось в предыдущей главе, бухарские аталыки из рода Мангыт, свергнув ханов-Чингизидов и заняв трон, упразднили должность аталыка, которая с этих пор превратилась в почетный титул. То же самое произошло и в Хиве: когда инаки из рода Кунграт заняли ханский трон, должность инака как градоначальника и фактического главы правительства ханства была упразднена, и отныне инаками назывались лишь влиятельные представители ханского рода – ханские братья и другие близкие родственники, обладавшие влиянием, но не занимавшие высшие сановные должности при дворе. Как правило, инаком отныне назывался старший брат хана, номинально считавшийся наместником города Хазарасп. В качестве такового А. Субханкулов и Н.Н. Муравьев называют Кутлу-Мурада, старшего брата хана Мухаммад-Рахима I [Муравьев, 1822а, с. 99; Субханкулов, 2007, с. 210], а И.В. Виткевич и Д. Эббот – Рахман-Кули – старшего брата Алла-Кули, преемника Мухаммад-Рахима [Виткевич, 1983, с. 91; Abbott, 1884а, р. 150; 1884b, р. 279]. При этом путешественники подчеркивали, что инаки были верны своим царственным братьям и не претендовали на верховную власть, а ханы, соответственно, выказывали им всяческое уважение, включали в свой совет и т. д. И в более позднее время титул инака также жаловался влиятельным членам ханского рода – например, участники похода на Хиву 1873 г. Н.И. Гродеков и А.П. Хорошхин упоминает, что его носил Ильтузар (Итазали), двоюродный или троюродный брат хана Мухаммад-Рахима II [Гродеков, 1883, с. 273; Хорошхин, 1876а, с. 477].
Именно при первых ханах из династии Кунгратов в начале XIX в. начинает формироваться иерархия придворных сановников. Высшим среди них являлся мехтер, которого путешественники, знакомые с османской или персидской системой власти, именовали «везиром» [Муравьев, 1822б, с. 59]. Подобно бухарскому кушбеги[81], мехтер зачастую осуществлял внешнеполитическую деятельность, и именно с ним вступали в контакт иностранные дипломаты, которые затем, на основе его решения, попадали на прием к монарху [Аитов, 1911, с. 242–244; Вамбери, 2003, с. 105–106; Игнатьев, 1897, с. 93; Килевейн, 1861, с. 101, 102].
Вторым по значению сановником был кушбеги («сокольничий»), который, как мы помним, занимал ведущее место в сановной иерархии Бухарского эмирата. При хивинском же дворе формально он являлся «вторым везиром», или «министром двора» [Муравьев, 1822б, с. 60; Игнатьев, 1897, с. 135; Стеткевич, 1892, с. 209]. По сведениям Д. Эббота, он также занимал должность верховного военачальника и нередко соперничал за власть с мехтером, который всячески старался не допускать его до контактов с иностранными дипломатами, чтобы влияние кушбеги не возросло еще больше [Abbott, 1884b, р. 293].
Наконец, третьим по значению сановником являлся диван-беги, формально отвечавший за сбор налогов, контроль торговой деятельности и чеканку монеты. Из иностранцев чаще всего с ним приходилось взаимодействовать дипломатам, которые старались добиться уменьшения торговых пошлин с иностранных торговцев [Базинер, 2006, с. 354; Килевейн, 1861, с. 104; Серебренников, 1912, с. 129]. Однако фактически нередко этому сановнику приходилось заниматься и другими хозяйственными вопросами. Так, например, в 1887 г. обмелел канал Шават, и именно диван-беги Мухаммад-Мурад был направлен для организации работ по прорытию нового русла канала [Стеткевич, 1892, с. 398].
Должности, в большинстве своем заимствованные хивинскими монархами из Бухары, не всегда отражали реальное место того или иного сановника в иерархии. Так, например, в зависимости от качеств или влияния конкретного сановника, его связей с ханским домом, он мог занимать первенствующее положение при дворе и в государстве, хотя официально не обладал высшим титулом. Формально, как указывалось выше, «первым министром» считался обладатель должности мехтера, но нередко путешественники называли таковым диван-беги (см., например: [Рассказы, 1873, с. 266; Стеткевич, 1892, с. 209]). Иногда по своему влиянию их обоих превосходил кушбеги – например, Н.П. Игнатьев именно его называет «первым министром», подчеркивая, что тот занимал ведущее положение не в силу должности, а потому что являлся ханским зятем, что позволило ему в конечном счете добиться отставки мехтера [Игнатьев, 1897, с. 148, 163]. Даже вопрос о замещении хана в столице в случае его отсутствия не был четко регламентирован: его замещал либо мехтер [Базинер, 2006, с. 354], либо «тура» – предполагаемый наследник [Abbott, 1884b, р. 292–293].
Эти сановники, некоторые ханские родственники и представители высшего духовенства, а также другие лица по выбору хана формировали совет при хане, который образовал в 1810-е годы Мухаммад-Рахим I [Муравьев, 1822а, с. 99; 1822б, с. 59–63] и постоянно (едва ли не ежедневно) созывал Сейид-Мухаммад (1856–1864) [Вамбери, 2003, с. 102; Залесов, 1871, с. 66]. Другими же монархами он созывался нерегулярно, полномочия его были неопределенными, так что вполне обоснованным видится его сравнение с боярской думой эпохи Московского царства [Стеткевич, 1892, с. 209].
Кроме того, при дворе имелось огромное число разного рода синекур, которые ханы жаловали либо своим родственникам, либо фаворитам, либо же родоплеменным вождям и их сыновьям в обмен на лояльность. А. Вамбери упоминает среди таковых, в частности, шербетчи (податель хану напитков), пайеке (хранитель ханского кальяна), шилаптчи (податель таза для омовения), кумганчи (держатель кувшина при том же омовении), румалчи (податель полотенца) и т. д. [Вамбери, 2003, с. 101].
Высшие сановники время от времени приобретали статус временщиков, каким раньше, при ханах-Чингизидах, обладали сами инаки из рода Кунграт. В 1817 г. Мухаммад-Рахиму I пришлось подавить заговор мехтера Яр-Мухаммада и казнить его вместе с его 44 родственниками, причем в заговоре принимали участие и другие влиятельные сановники, и даже ханские жены [Субханкулов, 2007, с. 217–218]. Мехтер Мухаммад-Якуб, унаследовавший власть от собственного отца Юсуфа, занимал должность при нескольких ханах – Рахим-Кули (1842–1846), Мухаммад-Амине II (1846–1855), Абдаллахе (1855–1856) и Кутлу-Мураде (1856), – пока не был казнен Сейид-Мухаммадом в 1857 г., который только после его смерти почувствовал себя уверенно на троне [Залесов, 1871, с. 66; Игнатьев, 1897, с. 147; Abbott, 1884b, р. 293]. Аналогичным образом, диван-беги Мухаммад-Мурад (Мат-Мурад), «унаследованный» Мухаммад-Рахимом II от своего отца, фактически отодвинул юного хана от власти и правил государством совершенно самостоятельно. Американский журналист Я. Мак-Гахан обоснованно отмечал, что когда диван-беги за свою антироссийскую деятельность был после взятия Хивы в 1873 г. взят под арест русскими войсками и выслан в пределы России, хан «испытав однажды всю прелесть власти, …не так-то охотно вверит ее опять другому» [Мак-Гахан, 1875, с. 206][82].
Однако подобные примеры являлись, скорее, исключениями. Со временем ханы стали назначать на высшие сановные должности не представителей родоплеменной знати (которым жаловали либо высокие посты в армии, либо просто почетные звания), а выходцев из незнатных слоев и даже бывших рабов, которых возвышали за их личные достоинства и таланты. Такая политика позволяла ханам не опасаться, что сановники при поддержке своих родов и племен сумеют усилить власть, превратив монарха в марионетку, как делали их собственные предки в XVIII в. Кроме того, возвышаясь благодаря ханскому покровительству, сановники целиком и полностью зависели от монарха, и только верность ему позволяла им сохранять высокое положение. Еще одним следствием такой политики ханов-Кунгратов стало то, что они старались сами контролировать все те сферы деятельности, за которые должны были отвечать назначавшиеся ими сановники. Особенно часто это проявлялось после того, как монарх отправлял в отставку или казнил очередного временщика, заменяя его менее амбициозным лицом. Это позволяло иностранным дипломатам, наблюдавшим такую ситуацию, характеризовать систему высших органов власти в Хивинском ханстве как «примитивную» [Залесов, 1871, с. 66; Игнатьев, 1897, с. 148; Abbott, 1884b, 291].
81
Эта должность периодически существовала и в Хивинском ханстве, и тот же Н.Н. Муравьев характеризовал ее обладателя как «второго везира» [Муравьев, 1822б, с. 60].
82
Впоследствии Мухаммад-Мурад был освобожден, вернулся в Хиву, вновь занял пост диван-беги и являлся самым богатым человеком в ханстве, хотя уже и не пользовался таким влиянием на хана, как до 1873 г. (см., например: [Jefferson, 1900, p. 266]).