Страница 25 из 36
— Я знаю, когда ты мне лжешь, Шерлок Холмс! Не вынуждай меня приставлять к тебе агента.
— Я бы на это посмотрел, братец!
— Не искушай меня! А теперь говори. Что ты узнал? Я знаю, ты вошел с кем-то в контакт. Я еще не выяснил с кем, но это лишь дело времени, — прорычал Майкрофт.
Шерлок сохранял на лице безразличие; он надеялся, что Хелена со своим снайпером скоро покончат с “делом”, ибо “британское правительство” однозначно не отличалось склонностью к прощению и пониманию, и уже начало все разнюхивать.
— Я понятия не имею, о чем ты. С каждым набранным фунтом ты набираешь и паранойю.
— Шерлок Холмс…
— Если бы у меня и была для тебя какая-то информация, твои люди только бы все испортили. Достаточно взглянуть на то, как они до их пор справлялись с такой примитивной работой.
— Тебе напомнить, чем все кончилось в последний раз, когда ты скрыл от меня информацию?
— Это даже близко не моя вина! Если бы ты не распускал перед Мориарти свой длинный язык…
Остановившийся в дверях доктор Грин пытался придумать, чем успокоить ситуацию — братья орали так, что слышалось в коридоре, но не успел он открыть рот, как заметил, что у его пациента дернулись веки. Он обогнул занятых яростной ссорой Холмсов и остановился у изножья больничной кровати.
— Доктор Ватсон? Вы меня слышите? — Синие глаза раскрылись. Грин видел, что пациент пытается сфокусировать стеклянный, без выражения взгляд, а его рука поднимается к кислородной трубке. Доктор Грин мягко отвел ослабевшую кисть, вынул фонарик и посветил в глаза пришедшего в сознание доктора. Тот попытался отвернуться, обе его руки поднялись в явном желании вытащить из горла трубку.
Приходя в себя, люди порой испытывали спутанность сознания и дезориентацию, это было нормально, но Грина тревожило, что этот конкретный пациент мог быть в этом состоянии очень опасен, учитывая его военное прошлое и официальный диагноз посттравматического расстройства.
— Доктор Ватсон, мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие. Вы хотите, чтобы трубку убрали? Доктор Ватсон? Джон? Вы меня понимаете?
Услышав тревожные звуки со стороны кровати, Холмсы обернулись и растерянно уставились на двух сестер и врача, которые совместными усилиями пытались унять бывшего военного доктора. Когда они успели здесь появиться?
Шерлок и Майкрофт видели в глазах своего друга панику, Джон пытался вырваться от сдерживавших его медсестер, и Шерлок в одно мгновение оказался рядом, чуть не сбив по дороге одну из них.
— Не будьте идиотом. Конечно, он хочет, чтобы вы убрали эту чертову трубку, и, разумеется, он вас слышит, — Шерлок опустил ладонь на оголенное предплечье Джона. Его длинные тонкие пальцы легли чуть ниже запястья, чувствуя быстро бьющийся пульс друга. Задыхающийся от усилий доктор тут же повернул к нему голову, синие глаза встретились с серыми.
— Джон, не сопротивляйся. Я знаю, что выносить таких идиотов очень трудно, но давай их уважим, — Джон ответил ему своим обычным взглядом, в котором сквозил упрек, и Шерлок невольно улыбнулся — вот это был его друг.
— Джон, мне нужно, чтобы вы расслабились, сделали глубокий вдох и на счет “три” выдохнули. Как думаете, сможете? — доктор Грин старался говорить спокойно и ровно, несмотря на свою очень критически настроенную аудиторию.
Джон попытался кивнуть и сразу же испытал рвотный позыв. Заметив в его лице выражение дискомфорта, Шерлок, сам того не замечая, взял Джона за руку и сжал пальцы.
После извлечения трубки Джон долго отплевывался и кашлял и потом сделал очень глубокий вдох. Шерлок выдохнул вместе с ним. Доктор снова закашлялся, и детектив по совету медсестер быстро положил на грудь друга подушку, чтобы облегчить напряжение. Не хватало еще, чтобы у Джона открылась рана.
Через показавшееся вечностью время Джон наконец успокоился, и Шерлок протянул ему воду с соломинкой. Друг благодарно сжал пальцы Шерлока, все еще покоившиеся у него на запястье.
Это казалось вполне допустимым: они же не держались за руки. И еще это служило определенной цели: да, Шерлок видел на мониторе ровное биение сильного сердца Джона, но прикосновение… прикосновение позволяло наверняка знать, что Джон дышит и в полном сознании. Джон откинулся на подушку, переводя глаза с Майкрофта на Шерлока и обратно. Ни тот, ни другой не желали встречаться с его неодобрительным взглядом.
— Да-да, можешь потом на нас поорать. А сейчас хорошо, что ты снова с нами.
— И какого черта… — Джон сделал глубокий вдох, его голос звучал хриплым, едва слышным шепотом: — Какого черта это было? Я уже не могу и на больничной койке вздремнуть без того, чтобы… — он сделал еще глубокий вдох, и поморщившись, переглотнул: — … без того, чтобы вы оба не переругались, — он опустил плечи.
Пребывая в густой пелене забытья, Джон то поднимался на поверхность, то вновь уходил в глубину, потеряв ощущение времени. Память выхватывала обрывки каких-то односторонних разговоров — и те слышались неразборчиво-приглушенно.
Но сейчас что-то изменилось: голоса прорывались сквозь пелену, и Джону хотелось открыть глаза, но тело было невозможно тяжелым и горело горло — мозг это регистрировал, но, по большей части, Джону казалось, что он спит. Однако эти голоса были слишком резкими, слишком злыми для сна.
Черт, кому только пришло в голову одним махом снимать его с искусственной вентиляции? Да, собственно, ему самому. Он вспомнил, что составлял особые инструкции касательно всех медицинских процедур для себя, и оставил копию Шерлоку на случай, если не сможет выразить свою волю. Джон доверял другу и, не задумываясь, оставил его на страже всех медицинских решений на случай своей недееспособности.
Туманящая сознание пелена лекарств, с которых его снимали, начала рассеиваться, и свое место занял покров боли.
— Первый вопрос, — простонал Джон. — Как, черт подери, я тут оказался? Что случилось? Я так понимаю, что… — он сделал глубокий вдох, — меня подстрелили. По крайней мере, ощущение именно такое
Шерлок потер рукой глаза и посвятил друга во все, что ему было известно, а потом — чему он был свидетелем.
— С другими все хорошо? Тот полицейский…
— О, насчет этого не переживай, парнишка винит себя больше всех.
— Ситуация была запутанная. Надеюсь, ты не держишь на него зла.
Шерлок выпрямил спину.
— Конечно, нет, он не виноват. Я понимаю. Это все спланировал жадный до власти псих и его отморозки-подручные. Разумеется, я не виню пешку за то, что она стоила мне конного рыцаря¹. Это всегда вина игрока, это он делает ход, — детектив сердито глянул на Майкрофта, который в ответ только закатил глаза.
— Только в случае, если этот игрок не ты… — Джон скривился. Черт, как болит в груди.
— Джон, воздерживаться от обезболивающих сейчас, вероятно, не лучшая стратегия, — мягко произнес Майкрофт.
— Ненавижу это говорить, и больше ты от меня такого точно никогда не услышишь, но я согласен с Майкрофтом, — в голосе Шерлока слышались отвращение и покорность судьбе.
Джон засмеялся и тут же об этом пожалел: ослабевшее тело затрясло от сухого кашля, и он посильнее прижал к себе подушку.
— Джон. Пожалуйста. Не упрямься, — Шерлока не волновало, что это больше напоминало мольбу. Он уже понял, что друг более или менее в порядке, но тяжело было видеть его страдающим от боли, когда лекарство находилось в соседней комнате.
— Ладно. Но только чтобы облегчить боль. Мне хватило того, что я получил, когда очнулся после первого ранения.
Шерлок мог понять такое решение, и он понимал Джона лучше всех остальных. Ему вспомнился один ночной разговор после дела, окончившегося для Джона шестью швами на затылке.
Джон тогда упорно отказывался от обезболивающего, и Шерлок не мог понять почему, пока Джон наконец не признался — его до ужаса пугала возможность зависимости. Он перечислил всех своих родственников, которые сдались на милость этого зла. И будучи врачом, он сам много раз видел подобное. Что, если у него самого есть к этому склонность? Если он генетически на это запрограммирован?