Страница 15 из 24
Но у шамана в Мексике мы все ж таки побывали. Это был обычный такой шаман, который встретился в горной деревушке, не знаю названия. Шаман был бабушкой. У нее просторный двор, отдельно стоящее жилище, крепкий быт: дом, сарайка, гараж с машиной, большой бассейн для выращивания рыбы с растущей рыбой, детская площадка с качелями, палисадник из кактусов и шаманская. Для острастки во дворе висят череп, труп броненосца и дохлая кошка. Нас по очереди проводили в помещение, просили полностью раздеться, встать ногами на коврик и закрыть глаза. Потом было очень приятно. Бабушка-шаман брала кустик, который был собран из 12 трав, шумно брызгала изо рта каким-то пряным алкоголем и начинала бить кустом. А потом она катала сырое яйцо по всему телу. Почти спа. А потом разбивала яйцо в стакан воды и смотрела, есть ли на тебе сглаз. У одной из нас оказался сглаз. Сглаз выглядит так: в стакане с водой болтается сырое яйцо, и шаман видит, что там сглаз. А Марьяна спросила: «Очень болит горло, небольшая температура, неважно себя чувствую. Вероятно, это простуда. Может быть, вы мне посоветуете что-то?» Мы ожидали, что шаман изобьет ее каким-то специальным кустом или даст отвар дикой расторопши. А шаман сказала, что надо пить чай с ромашкой и медом.
Новый год мы встретили на берегу Тихого океана. На самом-самом берегу. Больше я ничего не помню. Утром, часов в шесть, позвонил бригадир постановщиков дядя Вова. У него уже был день в Москве, он не знал, что у меня шесть. Дядя Вова – замечательный большой человек. Он очень добрый и хороший, похож на преувеличенного Карлсона. Дядя Вова сказал, что «Алеся, я поздравляю тебя с наступившим Новым годом, желаю тебе здоровья, счастья и…». Я говорю: «Дядя Вова, я в Мексике, у меня шесть утра, я пьяная, мне дорого разговаривать», а дядя Вова продолжал: «…Плохо слышно! Но это не важно! Так вот! В наступившем две тысячи девятом году я желаю тебе здоровья, счастья, успехов в работе, но главное здоровье, а с остальным можно справиться всегда! И здоровья твоим родителям! Чтобы ты, Алеся, не боялась трудностей, а трудности бы обходили тебя стороной! Желаю я не ведать бед, не знать ни горя, ни ненастья и чтоб хватило на сто лет здоровья, радости и счастья! Пусть в этом году, Алеся…»…
И он говорил, говорил… А я лежала пьяная в Мексике в шесть утра и думала, сколько же в этой жизни хороших людей, которые по-настоящему желают мне добра. Вот прямо сейчас. И с этой мыслью пошла на балкон курить. И захлопнула за собой дверь. А поскольку девочки, мягко говоря, крепко спали, то я там просидела в одних трусах часа три. Так я встретила первое утро две тысячи девятого года.
А еще в Мексике есть закрытая деревня художников, которые специализируются на кактусах. Один раз в году эти художники идут в определенную долину, где растут определенные кактусы. Только раз в году эти кактусы бывают нужной консистенции. Художники приходят домой, закрываются целыми семьями, съедают кактус, и их не видать и не слыхать месяца три. Они намазывают доску тонким слоем воска и, будучи под кактусом, из ниток начинают делать картины. Яркие разноцветные нитки прокладываются дорожками по воску, составляется целый сюжет. Это делает вся семья вместе. Самое удивительное, что при этом они видят одно и то же. Когда семья перестает быть кактусами, то они пишут на обратной стороне доски, что означает сие полотно, описывают сюжет. Вот этот человек пошел туда-то, встретил того-то, поговорил с ним о том-то, потом прилетела птица, и они пошли с птицей на гору к шаману, который дал кактус, а это кактус, который сказал что, а это солнце, которое летело с птицей, а это море облаков в цветах, которые рвал он, когда пришел туда… Зрелище удивительное. Это не комикс с последовательной раскладкой сюжета, а одно единое яркое полотно, которое если разбирать, то можно сойти с ума.
В Тулуме Вика придумала взять в прокат мопеды. Нас четверо, итого по одному мопеду на двоих. Вика водит мопед так, будто это блестящий мотоцикл с оттопыренными зеркалами. Рита сразу приняла продюсерское решение и села к Вике (Рита продюсер, и она всегда принимает такие решения). А мы с Марьяной заняли другой мопед. Поскольку из всех транспортных средств я мастерски вожу только лифт, то Марьяна была за рулем. На мопеде я ехала первый раз в своей жизни, немножко волновалась. В прокате нам выдали шлемы, у одного был такой вид, будто человек в нем упал и из шлема потом долго вытрясали голову. В этом шлеме как раз ехала Марьяна впереди меня за рулем, и я всю дорогу на него смотрела. Я решила на всякий случай сделать комплимент водителю и сказала: «Марьяна, а где ты так классно научилась водить мопед?» А Марьяна ответила: «ДА ВООБЩЕ НЕ УМЕЮ!» Однако со временем во мне вдруг проснулась телка байкера, которая, оказывается, спала все эти годы. Я стала садиться на мопед так, будто это крутейший байк, а я – крутейшая герла, а худая Марьяна – огромный чувак в черной коже (оу-е, крошка, прыгай ко мне). И когда Марьяна заводила мопед и делала так «дрын-дын-дын», то я автоматически резко запрокидывала волосы и медленно закидывала ногу на эту адскую тарахтелку. И ощущение, что сейчас мы полетим по ночному городу, не реагируя на светофоры, а ветер будет лизать мои голые коленки. И вообще мы все – Рита и Вика, Марьяна и я – это «Ночные шакалы», которые не знают ни стыда, ни совести. Конечно, проезжающие водители, обгоняя нас на скорости примерно пять километров в час, сигналили. Потому что наверняка шалели от таких крутых телок. Это было нереально круто! Ночью! В Тулуме! На мопедах. В круглых касках. Ну просто звери!
Акапулько, несмотря на булькающее романтичное название, про которое спето много песен, это тот же самый Сочи, и делать там нечего вообще.
Инструктор по дайвингу кричал «ДОНТ ТАААЧ!!!», когда я в подводных пещерах подтягивалась на сталактитах. Им, оказывается, от всего плохо. Они растут раз в столетие по миллиметру, на них тут даже не дышат, а то они зеленеют, краснеют, заболевают ветрянкой и вообще крайне нежные и называются по именам. А я этого не слышала, потому что я не знаю почему. Инструктор так кричал «ДОНТ ТАААЧ!!!», что моя компания сразу поняла, что это какой-то дебил трогает сталактиты. А я на них висела и не понимала, что дебил – это я.
Видела огромного мертвого крокодила.
Потом что еще.
Нюхала морскую черепаху.
Черепаха пахнет дешевой морской капустой. В мертвого крокодила кто-то кинул пустую бутылку. Так и лежит в каньоне это громадное чудовище, поджав лапы, с бутылкой на спине. И никто его не хоронит, потому что надо же удивлять туристов.
А еще в джунглях меня угостили прекрасным и удивительным чаем из дерева, который инструктор сварил прямо на костре. На вкус чай и чай. Мне сказали, что он очень полезен и очищает организм от вредных веществ. Поскольку все полезное для меня – яд, то я тут же заблевала все джунгли в Мексике и не могла остановиться два дня. Так что теперь ничего полезного, хватит этих экспериментов.
А серфингисты в Пуэрто-Эскондидо просто прекрасные. Ходят по пляжу то в одну сторону, то в другую. То по одному, то парами. Больше трех не собираются. Из одежды только шорты и доска. В воду редко заходят. В воде их вообще нет. В основном гуляют. Наверное, утром просыпаются и говорят: ну что? Пойдем походим? Ты какую доску сегодня берешь? Ну не бери красную, у меня шорты сегодня такие.
Ну что? Хорошо идем? Скучно что-то. О! о! о! Девчонки вон сидят, смотрят. На меня вон та два раза повернулась. Да ты-то не поворачивайся! Мы – ноль внимания. Идем дальше, виляем досками.
По дороге в Пуэрто-Эскондидо я познакомилась с итальянцем Лучано. Он работает барменом в маленьком городке. Много месяцев копил свою зарплату и много часов ехал сюда, чтобы выйти на автобусной остановке деревни Мазундо, выдернуть перо из курицы, воткнуть его в шляпу и сказать: я ждал этого ровно год! И сейчас счастлив.