Страница 7 из 14
При этом он поклонился так низко, что капюшон со спины упал ему на голову. Все поздоровались, а Бижу даже присела в реверансе, подхватив руками края своей кружевной юбочки.
– Я брат Бутон, – представился человечек и выпрямился.
– Чей брат? – спросил Ножик.
– Ни чей. Вообще брат. Смиренный монах здешней обители расцвета и увядания.
– Понятно, – сказал Ножик. – А где эта ваша обитель? Что-то не видно.
– Вот, – брат Бутон скромно опустил глаза и широким жестом развёл руки в стороны. – Она здесь… Она везде… Везде, где есть цветение цветов чудесных и созревание плодов полезных.
– А я думала, что обитель – это такой большой дом? – сказала Циля.
– Нам дом не нужен. Дом – сооружение сугубо материальное, а наша обитель обращена исключительно к духовному. Вдохните благословенный дух сего места, и просветление снизойдёт на ваши головы.
Все глубоко вдохнули.
– Ну как? Чувствуете? – спросил брат Бутон с надеждой в голосе.
– Вкусно пахнет, – сказала Лиза.
– На то она и клумба, чтобы вкусно пахла. Я и не знала, что около нашей бытовки есть такая красота, – сказала Бижу.
– Это для непосвящённых – клумба, – с едва уловимой обидой сказал монах. – А для истинно вкусивших её плодов и ароматов – обитель познания.
– Чего познания? – спросил Ножик.
– Высочайшего таинства всемирного цветения духа и увядания плоти.
– Мудрёно, – сказала Циля и ухмыльнулась.
– Это потому, что вы ещё не приобщились. – Брат Бутон сложил ручки на животе и поднял глаза к небу. – Взгляните на этих скромных полосатых тружеников. – Несколько пчёлок жужжали и кружились над его головой. – Они глубоко прониклись духом нашей обители и теперь собирают во благо её чудодейственный нектар.
Лиза внимательно присмотрелась к пчёлкам и с удивлением заметила, что серебряные ведёрки были привязаны у них разноцветными лентами прямо к животу.
– А куда они нектар девают? – спросила девочка.
– Сдают на благие дела, – уклончиво ответил брат Бутон.
– Какие благие?
– Разные… Непосвящённым это трудно объяснить.
Лиза ничего не поняла и решила: в такой ситуации, чтобы не показаться дурой, лучше будет промолчать. Остальные тоже молчали, каждый по-своему обдумывая слова монаха. Тишину нарушали только шелест лепестков, жужжание прозрачных крыльев и серебряное позвякивание над головой.
3
– Какой чудесный аромат. Какие чудесные цветочки, – сказал Маркиз, у которого необычно широко открылись глаза и задрожали кончики пальцев. Он подошёл к красному махровому маку и со свистом втянул носом воздух.
– Чувствуете благодать? – спросил брат Бутон. – Чувствуете, как силы цветения проникают в вас?
– Чувствую! – радостно закричал Маркиз, чем сильно удивил друзей. Они никогда ещё не видели своего благородного друга таким возбуждённым. – Это бесподобно! Божественный аромат! Я не нюхал ничего подобного с тех пор, как полностью опустел.
– О, боги цветения и увядания, благодарю вас. Он приобщается! Новый брат наш идёт к вам навстречу, – прокричал брат Бутон и воздел руки к небесам. Широкие рукава балахона сползли почти до самых плеч, открыв бледные плохо приспособленными к физическому труду мышцы.
Полосатые пчёлки перестали собирать нектар и устроили хоровод над его головой, размахивая ведёрками. Лизе почудилось, что над лысиной монаха завертелось и зазвенело блестящее колечко.
Маркиз подбежал к розовому пиону и сунул голову в самую середину большого лохматого цветка. Было слышно, как он дышит со свистом втягивая в себя цветочный аромат. Надышавшись, Флакон перескочил на другую сторону дорожки и встал на колени перед фиолетовым кустиком анютиных глазок. Его голова раскачивалась из стороны в сторону, а губы сложились в глупую улыбку. Благородный Маркиз терял человеческий облик прямо на глазах.
Довольно быстро настроение поменялась. Выражения тихой радости на его лице исказила маска глубокого страдания. Лиза никогда не была в театре и не видела ни одной древнегреческой пьесы. Поэтому она не могла по достоинству оценить драматических преобразований, происходящих с обликом Флакона. Кроме того, она ещё очень мало знала своего нового друга. Но и старые друзья были поражены до глубины души. Они и не подозревали, что в пустом Пузырьке скрывались такие выдающиеся актёрские способности.
Подобно герою античной трагедии Маркиз стал вполоборота к публике, поднял голову так, что его подбородок выровнялся параллельно земле, и заломив над головой руки принялся громко нараспев декламировать:
– Кто никогда не жил духовной жизнью, тот не поймёт страдания мои. Я раньше полон был чудесным эликсиром. Я нужен был кумиру моему. Прекрасным утром, выбрив гладко щёки, он смазывал их жидкостью пахучей, преображая мир вокруг себя… Но ничего не вечно под луной! Пришла пора – я полностью иссяк… Жестокая рука уборщицы сварливой не бросила меня в помойное ведро и не разбила в мелкие осколки. Она придумала мне наказание похуже – отправила в пожизненную ссылку, в фанерную тюрьму хозяйской спальни… На верхней полке бельевого шкафа средь простыней и наволочек белых страдал я в тёмной духоте и вспоминал… Да, были годы молодые, когда под горлышко залит одеколоном, блистал и я в лучах от ламп люминесцентных в витрине парфюмерного магаза… – При этих словах Маркиз как подстреленная на лету птица нервно всплеснул руками-крыльями, бросил их вниз, склонил голову набок и громко зарыдал. Но через мгновение он выпрямился. На лице сияла счастливая улыбка, голос наполнился хрустальным звоном. – И вот настал мой час! Я снова окружён кольцом чудесных запахов и чудных ароматов! И никуда отсюда не уйду!!!
Все смотрели на Маркиза и ничего не понимали. Даже брат Бутон, по-видимому, был удивлён небывало мощной силой, которой его обитель воздействовала на неокрепшую душу.
Закончив декламацию стихов, Маркиз снова принялся бегать от цветка к цветку, тыкался как щенок носом в ароматные венчики и с шумом втягивал воздух. Казалось, ещё немного и он как пылесос начнёт засасывать внутрь себя цветы целиком вместе с разноцветными лепестками, пестиками и тычинками. Некоторые бутоны росли высоко, и Маркиз не мог до них дотянуться. Тогда он подпрыгивал, обхватывал стебель руками и ногами, пытаясь силой собственного веса пригнуть растение к земле. Упругие стебли сопротивлялись как могли, выгибались, раскачивались и наконец стряхивали неожиданного поклонника на землю. Маркиз падал, но, не обращая внимания на ушибы, грязь и клубы пыли, тут же вскакивал на ноги и бежал к следующему цветку. Через несколько минут его белоснежный смокинг покрылся жёлтыми пятнами липкой цветочной пыльцы.
– Узрите чудо! – воскликнул брат Бутон и указал толстым пальцем на Маркиза. – Он почти уже приобщился! Ещё немного и наш новообретённый брат полной мерой познает радость пребывания в обители расцвета и увядания. И останется с нами навеки!
– По-моему, ему плохо, – сказала Лиза.
С Пузырьком опять происходило что-то странное. Его лицо побледнело, зрачки глаз сдвинулись в сторону переносицы, как будто он пытался рассмотреть маленький прыщик, вскочивший на кончике носа, но не мог сфокусировать зрение. Руки безвольными верёвочками повисли вдоль туловища. Ноги в идеально отутюженных брюках подогнулись, и Маркиз рухнул в траву.
– Свершилось! – закричал брат Бутон. В его голосе послышался торжественный перезвон бронзовых колоколов. – Наш новый брат наполнился до краёв духом цветения, и Душевная клумба обители приняла его на свою плодородную грудь!
– А по-моему, наш Пузырёк отравился, —сказала Бижу.
– Однозначно. Явные признаки наркотической интоксикации, – подтвердил Мастер Брегет, он любил точные научные формулировки. – Надо его вывести на свежий воздух и сделать промывание внутренних органов.
– Хватайте крепче и быстрее тащите его отсюда! – крикнула Циля. – А с тобой, братец Бутончик, я ещё поговорю на обратном пути. Хочу разобраться, что это за наркопритон ты тут организовал под видом религиозной секты! – И она погрозила монаху кулаком.