Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 14

Вы, наверное, знаете историю про волшебника Изумрудного города и девочку Элли, которую ураган унёс вместе с домиком в Волшебную страну. К счастью, Болшево находится совсем не в Канзасе, и таких сильных ураганов у нас не бывает. Но мощности того ветра хватило, чтобы вырвать из Машиных рук воздушный шарик-вертолёт и поднять его вместе с Лизой выше макушки самой высокой сосны. А потом утащить в сторону за деревья и кусты так быстро, что никто не успел заметить куда…

Вот и всё, что успела рассказать Лиза о себе Ножику пока они шли по тропинке к домику. Её кукольная жизнь ещё только начиналась, и полёт на воздушном шаре был самым ярким событием.

Глава 2. Друзья из коробки

1

Домик, в котором жил Ножик и его друзья, стоял на самом краю Острова. Дальше него только густая колючая стена малины и одичавшего шиповника. Один раз Ножик попытался пробиться на другую сторону при помощи самого острого из своих нержавеющих лезвий, но вскоре оставил эту затею: уж очень крепкими и колючими оказались ветки, преградившие ему дорогу. Рассказывая друзьям о неудавшемся походе, он говорил, что разглядел вдалеке за кустами покосившийся столбик и прибитую к нему ржавую жестяную табличку с номером 37. «Здесь была калитка, через которую древние люди попадали на Остров», – объяснил он. Слушатели молча соглашались и кивали головами: ни подтвердить, ни опровергнуть правильность этого умозаключения они не могли.

Древние люди называли маленький деревянный домик «бытовкой». Они хранили в ней разные инструменты, пустые стеклянные банки для заготовок, стопки пожелтевших журналов и другие старые вещи, которые никому уже не были нужны, но выбрасывать которые было жалко.

Каркас бытовки, сколоченный из цельных сосновых брёвен, прошлой зимой немного покосился, но оставался достаточно крепким. Зарубки, оставленные топором древнего плотника, заполнились окаменевшей смолой. Внутри больших янтарных капель застыли лапки и крылышки доисторических комаров.

Дощатые стены бытовки много лет назад выкрасили в белый цвет. Но с тех пор краска потемнела и покрылась трещинами, а местами облезла совсем. Примятые шляпки железных гвоздей вылезли наружу, и от них вниз по стенам протянулись рыжие полоски, как будто гвозди плакали ржавыми слезами, вспоминая, что нынче не то что давеча, когда и доски были ровнее, и сами они были прямыми и блестящими.

Крыша пострадала больше всего. Чёрные листы рубероида покрылись толстым слоем пыли, стали серыми и пятнистыми. В трещинах и на сгибах выросли кустики зелёного пушистого мха. С одного края кусок рубероида оторвался и при сильном ветре громко хлопал по дощатому настилу, мешая спать обитателям Бытовки. В щели между досками заливал холодный дождь, и человечкам приходилось подставлять тазики и вёдра, чтобы не промокнуть. В такие дни они любили поспорить на тему: что же нам теперь делать. Залатать наконец-то дырки на крыше или бросить всё как есть и переехать жить в Коттедж?

У каждого спорщика были свои весомые аргументы. Сторонники ремонта говорили, что в Коттедже их никто не ждёт, там и своих проблем хватает. А желающие уехать объясняли, что чинить старую крышу по частям бесполезно. Если уж браться за ремонт, то менять надо всё сразу, полностью и окончательно. Но на это никаких денег не хватит. Кстати, никаких денег у них совсем и не было.

В хорошую сухую погоду о крыше все сразу забывали, собирались вместе на лужайке перед Бытовкой и вспоминали, как хорошо было раньше, когда на Остров ещё приезжали древние люди. А самый старший из них, Николай Петрович, никогда не позволял себе называть их домик «бытовка», а всегда уважительно говорил «хозблок». Он оборудовал тут мастерскую и проводил в ней времени даже больше чем в коттедже за ручьём. Во время работы он любил напевать:

Идёт весна парижскими бульварами,

И улыбаясь в отражениях витрин,

Вдыхает аромат любви.

А в небе голуби летают парами,

Лишь я один – бонжур тужур – один…

О чём пелось в той грустной песне никто не понимал, тем более, что её исполнитель часто произносил иностранные слова или вовсе переходил на французский язык.

После Николая Петровича в бытовке остались кое-какие инструменты. Превратившись в человечков, они объявили себя главными – по той простой причине, что жили тут с давних времён. Они называли себя «мастеровыми» и с высоты рабочего верстака презрительно посматривали на соседей, которых между собой прозвали «дачниками».

Ножик и другие дачники, в отличие от мастеровых, попали в бытовку случайно. Их крошечным домом была картонная коробка. Внук Николая Петровича – Шурик – хранил в ней свои драгоценности. В самый последний день он играл с ними в дедушкином хозблоке, а когда пришло время уезжать забыл коробку на полке рядом с пустыми стеклянными банками и стопками старых журналов «Огонёк». Больше Шурик на дачу не возвращался.

Так бы коробка и стояла там до сих пор, если бы однажды бродячий рыжий кот не забрался в Бытовку, разыскивая чего-нибудь вкусненькое. Он разорвал когтями несколько журналов, протёр мягкой лапой пыльное стекло и, не найдя в пустых банках ничего для себя интересного, пошёл дальше по своим кошачьим делам. По пути он просто так от нечего делать зацепил когтями картонную крышку. Коробка открылась…

На её дне кот обнаружил несколько странных и на первый взгляд совсем несъедобных человечков. Они с опаской смотрели вверх, ожидая самого худшего, но рыжий бродяга не проявил к ним никакого интереса. Он почесал головой об угол коробки, понюхал воздух, два раза чихнул, спрыгнул на пол и удалился, чтобы больше никогда сюда не возвращаться.

Человечки, помогая друг другу, вылезли наружу.

Шурик, который ко времени нашего рассказа уже сильно подрос и обзавёлся новыми игрушками, а возможно и собственными детьми, наверное, очень бы удивился, узнав в кого превратились когда-то ценные для него предметы.

2

Сейчас они сидели кружком около печки, сделанной из почерневшей алюминиевой кастрюли. Через дырочки от заклёпок, которыми когда-то крепилась ручка, было видно, как внутри весело потрескивают и разгораются дрова. Человечки ждали дежурного и свежую воду.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Лиза, обращаясь сразу ко всей компании.

Через маленькое окно, затянутое обрывками старой паутины с высохшими мухами, пробился луч солнца и осветил собравшихся.

Ближе всех от входа сидел очень красивый и, выражаясь по-старомодному, в прямом смысле слова блестящий молодой человек. Он был одет так, как будто ожидал завтрак не в дачной бытовке, а как минимум в Букингемском дворце на дипломатическом приёме у английской королевы. Чёрные до блеска начищенные туфли, чёрные отутюженные брюки с идеальными стрелками, белоснежный застёгнутый на все пуговицы смокинг, рубашка с накрахмаленным стоячим воротничком и чёрный галстук-бабочка. Вьющиеся волосы необычного серебряного оттенка, стягивал тонкий золотой обруч, усыпанный по кругу маленькими сверкающими кристаллами.

Лиза восхищённо смотрела на него не могла отвести глаз. Человечек, вероятно привык к такой реакции незнакомых людей на свой неотразимый облик, но всё-таки немного смутился, встал со стула и галантно поклонился. Чувствовалось благородство происхождения и хорошее воспитание. Наверное, это принц, – подумала Лиза и поправила корону на своей голове. Но он принцем не был, хотя и имел длинное красивое имя, которое идеально подходило к его блистательному облику – Маркиз де Флакон О де Колон. Но друзья звали его просто Маркизом или даже Мариком, а когда хотели посмеяться – Флаконом или Пузырьком.

Маркиз не обижался на шутки друзей: они же не были виноваты в том, что им в жизни повезло меньше чем ему. Не всем удаётся родиться в приличном месте и получить хорошее воспитание в высшем обществе – на витрине дорогого парфюмерного магазина. В прежние времена Пузырёк был хрустальным флаконом мужского одеколона с элегантной чёрно-белой этикеткой, серебряной пробкой и золотым ободком. Со временем он опустел, но, сохранив блестящую внешность, в глубине своей остался приятным и душевным парнем.