Страница 13 из 78
Ганночка вскрикнула, увидав этот призрак, и звук её голоса глухо прозвучал под сводами погреба. То, что она видела, доставляло ей невыразимое удовольствие.
Девушка чувствовала себя несказанно счастливою; ей хотелось, чтобы видение длилось без конца. Но в это мгновение она услыхала болезненный крик, и кто-то не грубо, но сильно схватил её за руку. Это было столь неожиданно, что нервы Ганночки не выдержали, она отчаянно вскрикнула и лишилась сознания.
На дворе у княжеского дома ржали и фыркали лошади, люди кричали на разных языках, мелькали зловеще-багровые огни смоляных факелов; несмотря на глухую уже ночь, весь дом сразу ожил.
XIV
ВЫЗВОЛЕННАЯ БОЯРЫШНЯ
ука столь грубо нарушившая очарование, во власти которого находилась Ганночка, была ей не совсем чужая. Это Серёга и Федюнька, полные желания во что бы то ни стало вызволить свою красавицу-боярышню от грозившей ей позорной участи, наконец-то нашли её.
Когда они, испуганные внезапно показавшимся светом и звуками человеческого говора, дрожа и волнуясь, захлопнули дверь, то всё-таки — по крайней мере Федюнька — не совсем потеряли свою бодрость и не забыли той цели, к которой стремились.
После той до дерзости смелой проделки, которую выкинули они, уйдя из-под носа своих спавших вблизи сторожей, их нервы уже попривыкли к опасности, и страх, этот предвестник близкой беды, минул.
— Дядя Серёга! — прошептал Федюнька. — Слышь ты: мимо бабы шли… Да очнись ты, ишь ополоумел! Очнись, скажи хоть словечко…
Сергей взглянул на подростка, и ему стало стыдно Федьки, выглядевшего как ни в чём не бывало и даже улыбавшегося. Только длинный засапожный нож в его руках показывал, что он готов лицом к лицу встретить всякую опасность.
— Слышь, дядя Сергей, что я говорю, — толкал он старика под бок: — Бабы!
— Может, оборотни! — пробормотал в ответ тот, понимая, что ему в данном случае нужно хотя что-нибудь сказать.
— Чего там оборотни? Какие оборотни? — насмешливо проговорил подросток. — Ежели оборотни, так с ними всегда крестом да молитвой справиться можно. Это — настоящие бабы, как полагается…
Фёдор вдруг оборвался и на мгновение глубоко задумался.
— Слышь, дядя Серёга, что я тебе скажу, — вдруг воскликнул он, — ведь там наша боярышня была!
— Да ну? — даже растопырил руки от удивления старик. — Врёшь!
— Чего вру? По голосу узнал…
— Право врёшь! И чего ей в чужом доме, ночью, по разным закоулкам шататься?.. Посуди сам, пойдёт она?
— А вот пошла, — торжествующе, с сознанием собственного достоинства ответил Фёдор. — Мало ли что на свете бывает! — с философской рассудительностью закончил он.
Сергей всё ещё продолжал не верить, и Фёдор стал заметно волноваться.
— Ну, ты как там желаешь, — сознавая своё превосходство в создавшемся положении, проговорил он с неудовольствием, — хочешь за дверью стоять — стой, твоё это дело, попадайся Гассанке с Мегметкой на зубы. А я пойду…
— Куда, куда, миленький? — засуетился Сергей, сильно обеспокоенный создавшейся перспективой остаться одному среди тёмного перехода совершенно незнакомого ему дома. — Куда ты пойдёшь?
— Как куда? Куда шёл: боярышню вызволять! — ответил Фёдор и смело отворил дверь в покой за переходом.
— Стой, Федя, стой, миленький! — засуетился перепуганный старик. — Ежели ты, так и я за тобой. Вот только где твой ремённый пояс? — шарил он во все стороны вокруг себя руками.
Фёдор тихо засмеялся и протянул ему руку, сказав:
— Держись!
Они вошли в неосвещённый покой.
Ночь уже наступила; на небо взошла луна, и её слабый свет лился внутрь покоя через слегка запотевшие окна. Благодаря этому вокруг смельчаков была не столько темь, сколько таинственная, порождавшая всюду тени полумгла. Кое-как, с большим трудом, но всё-таки можно было оглядеться вокруг.
Было мертвенно тихо, и эта тишина, как казалось Сергею, веяла чем-то могильным. Он чувствовал оторопь, но ему стыдно было выказать её пред подростком, и он старался держаться бодро.
— Ну, вот, — заворчал он, — говорил ты: "идём!". Пришли, пришли, а теперь куда?
— Постой, не торопи! — огрызнулся Фёдор, — Дай сообразить.
Он начал повёртываться во все стороны, потом отошёл к двери, через которую они проникли в покой.
— Свет вот с этой, правой, стороны виднелся, — думал он вслух, — стало быть, шли отсюда, так что шли справа налево, выходит, стало быть, что нам нужно налево идти. Там-то дверь непременно должна быть! Поглядим…
Он начал осматривать стену, приходившуюся от него налево, и скоро радостно вскрикнул: он действительно нашёл ход!
— Идём, дядя, идём, — потащил он за собой Серёгу, — засапожник-то у тебя при себе?
— Нет, — с сокрушением ответил старик, — должно быть, обронил его, как ползли. Да и не нужно, я голым кулаком не хуже управлюсь…
— То-то! А то ведь идём мы с тобою неведомо куда, кого встретим — тоже неведомо. Может быть, боярышню-то отбивать придётся.
— Ладно, — пробормотал старик, — не сдадим!
Они шли тем же понижающимся уступами переходом, по которому пред ними проходили Ганночка и молодая персиянка.
Идти им приходилось очень медленно, цепляясь за стену, переступая шаг за шагом. Сергей скоро почувствовал утомление и должен был то и дело останавливаться. Это страшно злило Фёдора, но делать было нечего, не мог же он оставить товарища одного в тёмном переходе.
Наконец, спустившись по мокрым, скользким ступеням, они очутились у входа в подвал, где чародействовала старая Ася. Прежде всего они увидали пелену из дыма, образовавшую как бы стену, за которой им решительно ничего не было видно. Пред этой стеной, выпрямившись во весь рост, стояла с высоко поднятой головой их красавица-боярышня, а у её ног полулежала молодая персиянка, которую Сергей уже не раз видел в эти часы.
— Смотри, смотри, — прошептал на ухо Сергею Фёдор, — там, за дымом, у окна, старая колдунья лежит…
— Тогда не зевай, парень, возьмём боярышню…
— Возьмём, возьмём, хотя бы силой. А то тут задохнётся.
Теперь, уже не думая скрываться, старик и подросток кинулись к своей милой боярышне Агашеньке, и Сергей схватил её за руку как раз в то мгновение, когда она видела пред собою на высоком крыльце молодого бледного царевича.
Ганночка, почувствовав прикосновение мужских рук, вскрикнула, как бы пробуждаясь от тяжёлого сна.
— Кто это? — дрожащим голосом проговорила она. — Где я?
— Молчи пока, боярышня милая, — услыхала она в ответ знакомый голос Сергея. — Хотели злые люди погубить тебя, да мы подоспели; уж мы-то тебя в обиду не дадим, скорее жизни лишимся, чем хоть волос с твоей головы упадёт…
Он не договорил. Обессилившая от впечатлений Ганночка лишилась чувств. Она упала бы, если бы старый холоп не успел подхватить её на руки. Фёдор не мог оказать ему помощь. Очнувшаяся от своего полузабытья Ася вцепилась в него, визжала, кусалась, царапалась. Федюнька, не будучи в силах освободиться от неё и не видя помощи от Сергея, быстро пришёл в ярость.
— Отцепись, змея подколодная, — крикнул он. — А, ты не хочешь! Так вот тебе!
Он со всей силы ударил старуху по голове рукоятью засапожного ножа. Та тихо вскрикнула и отвалилась от малого; Фёдор сильно толкнул её, скорее отшвырнул прочь от себя и кинулся к Сергею, державшему в охапке боярышню и, видимо, положительно не соображавшему, что ему теперь нужно делать. Около них уже суетилась Зюлейка, очевидно тоже не понимавшая, что происходит вокруг неё. Персиянка что-то лепетала; ни Сергей, ни Фёдор не понимали её, но они видели, что эта женщина настроена к ним отнюдь не враждебно, и быстро сообразили, что могут получить от неё помощь.
— Ну, ну, милая, — ласково заговорил Сергей, — проведи нас скорее, где мамушка нашей боярышни, а то нехорошо ей, воеводской дочери, по подвалам пребывать! Ну, ну, не кочевряжься, показывай, что ли, путь! Куда идти-то? А не то!