Страница 143 из 149
Грозные китайские события 1900-го года были именно такой ошибкой, расчёт за которую, ох сколько времени придётся ещё Подводить по причине того, что натворили жалкие пигмеи, алчные, лицемерные эгоисты, опозорившие не только самих себя (не впервой это им!), а и весь мир, все труды тех честных поколений, которые работали над созданием величественного здания, каким издали казалась Европа, опозорили память тех мучеников, которые во имя Христа в ужасных муках кончили свою чистую жизнь на аренах Колизея и римских ипподромов, опозорившие потому, что потомки этих чистых мучеников сами стали палачами, сами пролили кровь безвинных, хотя не было к тому никакой надобности.
— Где же влияние многовековой культуры, где черты столетней школы, проповеди, религии, нравственного воздействия? — спрашивали те очень немногие порядочные западные европейцы, когда к ним доходили вести об ужасах, творимых их соотечественниками в несчастной стране Неба.
Не будем голословны и предоставим оценку свершившихся событий известному германскому мыслителю доктору Фишеру, депутату рейхстага, обратившемуся к своим коллегам с такой речью но поводу бесчинств европейских войск в Китае.
«Что нам даст китайская экспедиция? — восклицал он перед своими избирателями. — Стыдно становится за народ, за цивилизацию! Подумайте, сколько грубости и жестокости внесено будет в нашу среду, когда победители и мстители явятся домой! И за это мы должны расплачиваться сотнями миллионов, портить свои отношения к Европе, потрясать наше экономическое благосостояние? Каждый из нас понимает, что за убийство посла, какими бы причинами и собственными ошибками оно ни было вызвано, надо требовать удовлетворения, но что это имеет общего с «походом мести», со стремлениями искать военных лавров и играть роль первой скрипки в международной политике?»
Фишер был ещё мягок, но и в этой мягкости его выражений так и чувствуется необыкновенное страдание за свой народ, опозоривший себя «походом мести».
И диво бы это были в самом деле «победители и мстители», как назвал своих соотечественников вышеуказанный депутат. Нет, совсем нет! Все эти европейские «победители» были не что иное, как муха на рогах пахавшего вола, мошка, прилепившаяся к крыльям могучего орла. Таку, Тянь-Цзинь, Ян-Цун, Хе-Си-У, Пекин это победы русских, все европейцы в них ни при чём; во время кровавых битв о них даже ничего не было слышно.
Некто, выдержавший осаду в Тянь-Цзине, сообщает в печати следующую чрезвычайно характерную подробность, как нельзя лучше представляющую европейцев в их настоящем свете:
«В то время, как русские под предводительством генерала Стесселя, подкреплённые незначительными силами японцев, дрались с китайцами, американцы давно уже вошли в город и преспокойно располагались лагерем.
Изумлённые жители спрашивали:
«А что же вы? Ведь там идёт бой!»
Они без лишних церемоний отвечали:
«Чего там! Мы знаем, что русские и без нас справятся!»
К вечеру китайцы, оказавшие отчаянное сопротивление, были рассеяны и бежали во всех направлениях.
К городу стали подходить отдельные части генерала Стесселя, за ними потянулись повозки и носилки с раненными.
Положим, это «русские и без нас справятся» чрезвычайно лестно для нашей национальной гордости; что это так — это все русские да и весь мир знают очень давно, но всё-таки подобное отношение чрезвычайно характерно и прямо указывает, на что рассчитывали европейцы, поднимая всю эту сумятицу в Китае, на который они уже давным-давно смотрели алчными глазами, выбирая себе куски полакомей.
Русские без нас справятся!..
Да, русские одни справятся в бою со всяким врагом, на это — с ними Бог; но есть положения, где русские отходят на самый задний план и никогда не способны на что-либо подобное, чем теперь так гордятся «победители» из Западной Европы.
Предоставим опять слово очевидцам, ибо нам, следившим за событиями издали, могут не поверить; в справедливости же печатных заявлений не может быть сомнения.
«Я вышел 11-го августа, — рассказывал в печати один из очевидцев того, что творилось в столице Китая после занятия её европейскими войсками, — на улицы Пекина и, выйдя на угол к цянь-миньским воротам, остановился в изумлении. В улицу входило целое шествие. Впереди шли несколько человек вооружённых бенгальских улан, за ними везли одна за другой следом более пятидесяти открытых китайских телег, нагруженных всевозможными вещами и китайским имуществом. Одни телеги были сплошь уставлены китайскими сундуками, запертыми висячими замками. Сундуки были разных размеров, начиная от огромных семейных кладовых и кончая маленькими, обтянутыми белой свиной кожей. Были и очень изящные сундуки красного цвета, принадлежавшие какой-нибудь китайской красавице.
Другие телеги были нагружены мехами, третьи — шёлковыми тканями и кусками материи.
Меха лисьи, собольи, беличьи, тибетские и других сортов лежали в кучах, перемешанные друг с другом, и часто, свешиваясь, волочились по земле. Шёлковые материи, тщательно свёрнутые в кусках, и материи раскрытые, блестели красотой переливов своих ярких цветов. Нагруженные телеги с трудом везли на себе по трое индусов, взявшись за оглобли спереди, и столько же помогали им везти телегу сзади.
Повернув к английскому посольству, я вошёл во двор бывшей китайской академии паук, Хань-Линь-Юань, игравшей весьма видную роль в осаде английского посольства, смежного с нею. Весь громадный её двор был уставлен роскошными красными китайскими каретами, принадлежавшими несомненно дворцам. В открытые двери сараев везде виднелись вещи, добытые из китайских домов. В английском посольстве проводились всенародные аукционы, на которых, как мне говорили, распродажа шла очень бойко и выручались за вещи, особенно меха, большие деньги».
Вот что рассказывают об англичанах.
Ну а как поступали с китайцами другие народности? Оформленного и разрешённого присвоения имущества как военной добычи рассказчик не видал и не слыхал, но отдельные лица разных национальностей грабили и похищали имущество и драгоценные вещи и из китайских дворцов, и из частных жилищ, и из китайских магазинов. Расхищение китайского имущества практиковалось в широких размерах.
«Я знаю лиц, — говорил тот же очевидец, — которые под охраной важного влияния, прожив несколько дней в одном из богдыханских дворцов, возвращались с телегами, нагруженными многоценными вещами; я знаю многих лиц, которые вывезли драгоценных и ценных вещей по нескольку десятков ящиков; я знаю лиц, которые вооружённые в первые же дни брали подводы и отправлялись по оставшимся магазинам и похищали оттуда шёлковые материи и разные вещи, но я знаю также и других лиц, которые не приобрели ни одной китайской вещи. Некоторые отдельные эпизоды ярко запечатлелись в моей памяти: как живого, вижу одного любителя-коллекционера, который, весь красный и запыхавшийся, тащил прелестные старинные дорогие часы, но я вижу лицо и одного из офицеров-казаков, который говорил мне:
«Знаете, стыдно как-то не только самому брать, а стыдно за других, которые берут!»
Относительно грабежа отдельных лиц молва указывала особенно на французов и американцев. Говорили даже об одном случае особенной изобретательности, когда пойман был американец, пытавшийся спуститься через крышу одного из императорских дворцов, чтобы миновать поставленную вокруг стражу. Рассказывали затем, что после обхода в первые дни дворца богдыханши, в комнате, в которой были оставлены 163 футляра с драгоценными вещами, остались одни футляры, а вещи красовались затем на новых владельцах. Тянь-Цзинь и Нагасаки были по выходе войск из Пекина первыми ярмарками, на которых шла бешеная распродажа похищенных сокровищ.
Русские люди не оказывались способными ни на что подобное. Никто не решится бросить в русского воина упрёк в насилии над побеждённым народом.
Правда, нет семьи без урода, но случаи, когда русские солдаты показывали себя с отрицательной стороны, не то что редки, а единичны.
Да и то для виновных они не сходили с рук. В то время, когда важные европейские начальники оставляли отвратительнейшие преступления без возмездия, смотрели на всё, что творится их подчинёнными, сквозь пальцы, всякий раз, как в русской семье оказывались уроды, они без всякого потворства выбрасывались из этой семьи вон[99]...
99
Приговор суда.