Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 42



— Не нарывайся, Смирнова. Я еще помню, что мы из-за тебя тут оказались.

— Если бы ты к нам не полезла, ничего не было бы!

— Смирнова права, — сказала Литвинова. — Если бы ты не трогала ее брата-

— Ой, Литвинова влюбилась в Смирнова! — захохотала Войцеховская. — Твой Антон в курсе? То-то он в последнее время грустный ходит.

Имя Антона Войцеховская произнесла по-особенному. Лера не могла сказать, как именно по-особенному, но знала, в чем причина. Войцеховская была влюблена в Антона. Тоже.

Это ни для кого не было секретом. Как и то, что у нее не было ни одного шанса, несмотря на красоту. Конкурировать с Литвиновой было не под силу никому.

Лера хорошо помнила день, когда они впервые пришли в школу, держась за руки. Был сентябрь, и Лариса организовала коллективное фотографирование у доски. Литвинова стояла с Антоном у окна и вместе с ним пошла к доске. Она держала его за руку, а он так смотрел на нее… Как будто для него не существовало никого вокруг. И это было очень больно.

На той фотке Лера спряталась за Германа. Иногда хорошо иметь большого и бестолкового брата-близнеца, который даже не поинтересуется, с чего это на фотографии от тебя только макушка торчит над его плечом.

Литвинова и Чернецкий. Они были самой красивой парой класса. Постепенно сердце перестало екать, когда Лера натыкалась на них, целующихся за каждым столбом. Натыкаться приходилось чаще, чем другим одноклассникам — дом Леры находился поблизости от элитной высотки, где жила Литвинова.

Лера отворачивалась, считала до десяти, глубоко дышала, применяла все остальные примочки по управлению собой, которым психолог учила Германа, а заодно Леру. Как ни странно, это помогало. Помогало как минимум спокойно проходить мимо и не показывать никому, что творится в душе.

Войцеховская явно не ходила к психологу. Она бесилась в открытую. Нападать на Литвинову она не решалась, но целый месяц от нее страдал весь класс, даже те, кого она раньше игнорировала. Потом привыкла и Войцеховская. Как привыкли Арбузова, Крюкова, Горбачева. Как привыкла Лера. Привыкла, но не забыла. Потому что забыть Антона, когда он все время маячит перед глазами, было невозможно…

Биииип.

— Приехали! — закричала Войцеховская, забираясь с ногами на подоконник. — Начинается!

Лера подошла ближе. Окна кабинета выходили на площадку перед центральным входом в школу. К ограде подъехал телевизионный мини-вэн. Вокруг суетились журналисты. Один, в кепке, несмотря на мороз, тащил камеру на большой треноге, второй, с аккуратной рыжей бородой, держал микрофон, третий нес картонные стаканчики с кофе.

Перед школой было полно народу. Ученики, учителя — такое ощущение, что собрались все. Пухлая фигура Димы в черной дубленке (интересно, как поживает его несчастная коленка) застыла на ступеньках в монументальной позе. Уж он то не будет суетиться из-за каких-то журналистов. Он сойдет со своего постамента только ради самого важного гостя.

Рядом перетаптывались учителя — Лариса в темно-зеленом пуховике, Евгеша в неожиданной кожаной косухе. Англичанка, похожая на пончик в громадном желтом пальто. Историчка, закутанная в шарф так, что торчит один нос.

— Вон наши! — заорала Войцеховская, показывая пальцем на группу ребят у самых нижних ступенек. — Задорина видите?





— Похоже, ручка уже не болит, — рассмеялась Литвинова.

Лера смотрела на Задорина, а видела только Антона. Волосы — длинные, светлые, густые, с отчетливой рыжинкой. Он никогда не надевал шапку, в крайнем случае, натягивал капюшон своей темно-красной парки. Но сегодня был не тот случай. Сегодня их будут снимать. А Антон больше, чем кто-либо, хотел быть замеченным. На одном плече черный рюкзак, шнурки кроссовок небрежно заправлены, джинсы на правом колене нарочно порваны. Если не заметить его, то кого? Он был идеален…

Лера закрыла глаза. Как хорошо она знает каждую деталь всего, что касалось Антона. Даже страшно. Как может память быть такой точной, такой внимательной и цепкой. Не нужно было смотреть на него, чтобы видеть его улыбку, слегка небрежную, снисходительную, чтобы видеть его теплые карие глаза. На свету в них играют золотистые крапинки… Знает ли Литвинова, что в глазах Антона есть золотистые крапинки?

Лера открыла глаза, стиснула кулаки. Нельзя в это погружаться. Антон — это Антон, а она — это она. Никак это не изменить, и нечего рисовать в голове, как крапинки блестят в его глазах.

Рядом с Антоном стоял Тимур Горелов. Серая куртка с оранжевой полосой, капюшон черной толстовки натянут до самых бровей. Горелов был загадкой. Он пришел в их класс только в этом году. Невысокий сутулый парень, не особо разговорчивый, не особо симпатичный. Одет просто, учится так себе. Странноватый парень, судьбой предназначенный для последних парт, пренебрежительных прозвищ и игнора со стороны всех, кто хоть что-то из себя представляет. Но судьба могла предназначать что угодно. Горелов все решал сам.

Он сразу сел с Антоном и на переменах тусовался с ним, Литвиновой, Аринэ и остальными. Он никому не навязывался — он был принят сразу и безоговорочно. Как? В чем секрет? Войцеховская и Задорин пробовали к нему цепляться. Черные волосы, смуглая кожа, черты лица, слишком экзотические для фамилии Горелов… Они не могли пройти мимо такого. «Чурка», «черномазый», «лупоглазый» — их сильной стороной была злоба, но не фантазия. Для других этого хватало. Но с Гореловым они просчитались.

На слова он не реагировал. Никак. Но когда Задорин попробовал отвесить Горелову подзатыльник, его ладонь даже не коснулась короткостриженного затылка. Такое Лера видела только в кино. Горелов перехватил руку Задорина, рванул на себя, перекрутил, и в следующую секунду Задорин прижимался щекой к парте, а Горелов склонялся над ним, удерживая за его спиной заломленную руку.

— Еще раз попытаешься, сломаю.

Он говорил спокойно, без пустой угрозы, без гнева. От этого будничного тона становилось совершенно ясно: как сказал, так и будет. Задорин ничего не ответил. Горелов отпустил его и сел на свое место, даже не обернувшись. Это потом уже выяснилось, что он какой-то там чемпион то ли по тхэквондо, то ли по айкидо, и надо быть полным идиотом, чтобы его задирать. Войцеховская и компания были идиотами, но не настолько. Они оставили Горелова в покое.

А Лера месяц уговаривала маму записать их с Германом на какую-нибудь борьбу и по ночам представляла, как она эффектно разбирается с Войцеховской. Мама не поддалась. У Германа были его компьютерные курсы, у Леры гитара, впереди маячил ЕГЭ, со спортом они никогда не дружили, лишнюю финансовую нагрузку им не потянуть… Мама умела сделать так, что ты сам признавал ошибочность своей идеи.

— Ой, смотрите, Рыжкова сейчас Горелова в сугроб завалит, — хохотнула Войцеховская. — Что она нашла в этом уроде?

Длинная девчонка в белом пуховике, со светлыми косичками, торчащими из-под оранжевой шапки, повисла на плече Горелова и что-то нашептывала ему на ухо. Он, конечно, не был уродом, что бы там ни болтала Войцеховская. Но как можно влюбиться в Горелова, когда тусишь с Антоном, было для Леры одной из загадок вселенной. Должно быть, у Рыжковой сработал инстинкт самосохранения.

Снежок попал Рыжковой в затылок. Она отпрыгнула от Горелова, стала ругаться. Лера не слышала слов, но выражение ее лица говорило само за себя. Грибанов, Тимченко и Донникова, которые в отсутствие Войцеховской сгрудились вокруг Задорина, дружно ржали. Герман со своим Федей, большим и неуклюжим, как медвежонок, к счастью, стояли от них далеко, с другой стороны от лестницы, рядом с Евгешей. При ней компания Задорина не посмеют к нему цеплятья. А Рыжкову пусть закидывают снежками, сколько угодно.

— А Богосян где? — спросила Войцеховская. — Что-то я ее не вижу.

— Вон она, — сказала Литвинова. — Дима ей что-то втирает.

В голосе Литвиновой был, как ни странно, лед. Аринэ Богосян была ее лучшей подругой. Они сидели вместе с первого класса, и, даже сейчас Литвинова не отсела от Аринэ к Антону. Если бы кто-нибудь спросил Леру, она бы назвала Аринэ самой классной девчонкой школы. Не потому что она была очень красивой или училась лучше всех (по-настоящему, а не как Литвинова). А потому что она была доброй. Она единственная из всего класса никогда не позволяла себе ничего в адрес Германа и разговаривала с ним так, как с любым другим одноклассником.