Нахалка

Уснуть не удалось. Поэтому, когда Билл Салем сексуальным голосом заядлого курильщика предложил Джозефине Трей толкать его помятый мустанг к ближайшей автозаправке, и та охотно согласилась, пожирая его тело глазами… Ужас, людоеды на каждом шагу! Меня прервали.

— Я вернулся, — сказал появившийся в дверях Макс. — Поехали.

— Погоди, я дочитаю. — Переворачиваю страницу пустоголового романа. Закрываю, встаю. — До конца осталось всего двести с чем-то страниц, ты пока располагайся удобнее, — подхожу, обнимаю.

— Бери подушку, к утру я закончу.

— Угу, — отвечает он, прижимая меня крепче.

— Дорогой, ты опоздал на час.

— Извини. Дела…

— Вижу, — я указала на деловой костюм, галстук и светлую рубашку, в которые он был облачен. — Пошли?

Нолан и Барбара тихо говорили на кухне в этот поздний час. Пожимая руку Нолана, МЧ отказался от гостеприимно предложенной чашки кофе, что-то ответил на реплику улыбающейся хозяйки дома, взял меня под руку и вывел. На крыльце он остановился.

— Если ты что-то забыл, мы можем вернуться.

— Нет, в этом нет необходимости. Пошли.

— Уверен?

— Да. И не переспрашивай. Не собираюсь сомневаться.

— Как скажешь, дорогой.

— Спасибо, дорогая.

Водитель открыл дверь, МЧ помог мне занять место. И коснувшись руки, чуть дольше задержал ее в своей ладони. Еще пару мгновений он потратил на разъяснение дороги для водителя, конечно на английском языке. Умник! Ну так и я не буду себя утруждать переводом.

Машина мягко тронулась с места.

— Куда теперь?

— Как договаривались.

— Договора не было. Это вообще похищение, меня оторвали от чудесной книги, на самом интересном месте, из гостеприимного дома.

— Ладно, завтра же верну к ним. — Заверил он, устраиваясь удобнее.

— Зачем манжеты расстегивать? — Не выдержала я через несколько минут его непробиваемого молчания. — И пиджак зачем снимать?

— Так удобнее.

Машина двигалась медленно по улицам неспящего города. Ночной Лондон, как и следует столице Великобритании, пульсирует и кипит бурной жизнью, взрываясь красками рекламных огней и ночной подсветки. В другое время попросилась бы на танцы, или в клуб, или погулять по набережной Темзы, встретить рассвет или… или что-нибудь еще! Но сейчас, чувствуя себя разбитой и несчастной, хотела только забраться под теплое одеяло и уснуть.

Я откинулась на сидении, устраиваясь удобнее.

— Иди ко мне. — МЧ гостеприимно раскинул руки и подмигнул. — Не укушу. Ну же, Полина, ты замерзла.

— В этом нет необходимости, пусть водитель включит отопление.

— Не включит. Иди ко мне.

— Даже если я попрошу?

— Даже если разверзнется небо и на нас прольется праведный гнев.

— Вам не кажетс, что это немного чересчур.

— Мне не кажется. Мы на «ты», не забывай. — Подмигнул. — Иди ко мне, упрямая моя.

Осталась сидеть на месте. А как иначе, я по первому зову не бегу. Он стремительно наклонился и, ухватив за колени, притянул меня к себе. Кожаные сидения в авто — ненавижу.

— Полегчало? — поинтересовалась я.

— Нет. Еще. — С этими словами он водрузил меня на свои колени. Проверяя сохранность груза, его руки прошли от лопаток к бедрам и замерли там. — Зачем сердиться? Так сложно было сделать, о чем прошу?

— Да сложно. В нашей ситуации это, — я указала на нас, — неприемлемо.

— Приемлемо. Ты замерзла. Я решил тебя согреть.

— Где?

— Это провокационный вопрос? Или мне предоставляется возможность указать на значительно подмерзшие участки?

Под его пристальным взглядом и я свои подмерзшие участки тоже определила.

— Скромница, — он разнял мои руки от груди, — прижмись ко мне и мы убьем двух зайцев сразу.

Прижаться? К нему, после всего… всего?! К черту мое чувство одиночества! Дважды уговаривать не нужно. Я прильнула, совсем о приличиях забыв. Давно так беззаботно не прижималась к горячей мужской груди. Возникшие образы из шальной молодости отогнала вопросом. — Каких зайцев?

— Твой холод и меня.

— В смысле? — Ой! Зря спросила. Потому что теплая мужская грудь тут же приобрела крепко обнимающие мужские руки и настойчивые губы. И мне стало очень хорошо. Настолько хорошо, что все его последующие слова я пропустила мимо ушей.

— Дорогая, сопротивляйся для приличия…

Я утонула в его поцелуе забыв ответить.

— Говори мне нет. — Его губы спустились к моей шее. — Категоричное нет… Эти поцелуи и объятия неприемлемы… Мы вести себя так… не должны.

Это его «неприемлемо» в данный момент я превосходно чувствовала. И целовался он великолепно, так что пока говорил, я по мере сил возвращала поцелуи.

— Сам виноват, зря пригрел на груди.

— Что ни слова против того, что происходит сейчас? — он медленно погладил мою спину и заинтригованно спросил. — Совсем?

— Нет. — Решила воздать ему по заслугам тем же страстным способом — закрыла рот поцелуем. Во мне проснулась шкодница. Макс влип…

Кажется, об этом он уже догадался. Меня отстранили от теплой мужской груди. Отстранили, какая жалось. Ладно, повожу по ней пальчиками, пуговку расстегну. Вот первая, а теперь вторая…, а этим двум пуговкам скучно без третьей.

— Я конкретно влип? — мою руку он перехватил. — Полина, мне нужно знать.

— Еще не решила…

И шея у него крепкая, и затылок мне его нравится, и запах всегда привлекал, и глаза с серьезным взглядом, и голос… А сейчас голос его совместно с глазами что-то требовал. Но когда его руки лежит на моей пояснице и вот так вот держат, слушать вообще сложно.

— Реши сейчас.

— Что решить?

— Ты знаешь… Реши сейчас.

Он мягко сжал меня.

— Зачем? — вот тут меня понесло. — Я замерзла, у нас медицинские процедуры по согреванию. Ра-ра-растирание мы уже прошли… — и лукаво добавила. — Да, доктор?

Он внимательно смотрит на меня. Долго, не отводя серьезного взгляда. Не хмурится, но результатом своего мыслительного процесса остался недоволен. И вид у него такой обиженный. Как же хочется, сказать — «Масик, ну такая я и ничего с этим не поделаешь! Еще пять или семь недель, а может месяц всего — буду такой зажатой. Это же не страшно?!»

И так хочется прильнуть к нему и не отпускать.

— Да, сестра. — Соглашаясь, он привлек меня обратно и просто обнял. Чувствуя макушкой его подбородок, слыша теперь уже спокойное, почти умиротворенное дыхание я начала сожалеть о своей нерешительности. И все же…

— На этом все? — пальчиком робко описала круг на груди, один, затем второй… на третьем очень медленном МЧ ответил.

— Процедура окончена.

— Можно идти? — спрашиваю и не двигаюсь, потому что очень хочется услышать «нет».

— Нет. — Ответил он. Потом меня поцеловали в макушку и убрали мои руки от тела. Даже в таких условиях с радостью останусь. Уткнулась в его шею, аккуратно застегнув две из трех пуговок. Идиллия, не будите меня до утра.

Утро. Проснулась как в раю. В другой комнате со светлой и красивой обстановкой, Лондон, небольшой дом Макса, утопающий в парковой зелени, и радостная тишина 5 часов утра по Гринвичу. Проблем нет, тревог нет, настроение прекрасное. Улыбнулась и подбросила вверх подушку. Пробежаться бы!

Я позвонила родным, точно зная, что ждут звонка и сегодня от меня, лягушки-путешественницы. Посмотрела в зеркало на свои счастливо блестящие глаза и честно признала, что лягушке до меня далеко! Или мне до нее, так как слишком счастливая для лягушки.

Он проснулся в половине шестого и с трудом разлепил глаза. В голове набатом бьет колокол, а руки все еще сжимают одеяло, напоминая о несбыточности сна. Он посмотрел на свои руки и разжал их. Кажется, кого-то с наслаждением душил в сновидении, вспомнил он и нахмурился. Еще минута и желание бы исполнилось. — Подумал мужчина, — возможно, именно нереальность происходящего во сне заставила проснуться.

Он сел на кровати и потер глаза.

— Жаль.

Макс был уверен, что переубедит Грэга, и она без проблем уедет, вернется в нормальную жизнь. Но все пошло не так…