Страница 8 из 14
Иными словами, может статься, что дети биологически запрограммированы работать или помогать по дому. Возможно, это объясняет, почему моя полуторагодовалая дочь обожала складывать постиранное белье, подметать игрушечной шваброй и собирать и нести в мусор обрывки бумаги. Даже в столь раннем возрасте она по своей природе была нацелена и рада помогать. Мне ее помощь, конечно, была не обязательна. В нашем доме были и стиральная, и посудомоечная машина, и многие другие приборы, и взрослые могли спокойно управляться со всем сами. Но я поощряю ее стремление помочь, потому что мне кажется, что это идет ей на пользу. Во-первых, она научится готовить, убирать и учиться у взрослых – всё весьма полезные навыки. И – что, быть может, ценнее – она станет действительным членом нашего семейного коллектива: не просто помощником, но сотрудником. И эти простые домашние хлопоты, если заниматься ими вместе, делают нас семьей, члены которой не только вместе играют, но и вместе трудятся. Ни одно из этих занятий не является ни для нее, ни для нас особенно трудным, так что для дочки домашние хлопоты стали возможностью научиться чему-то новому, а нам – пообщаться всей семьей.
Я начала эту главу с разговора о том, как ходила в детский сад, потому что в моей культуре раннее детство чаще всего проходит именно в садике. У нас на Западе считается, что детей трех-четырех лет нужно сдавать в то или иное дошкольное учреждение, чтобы там, общаясь со сверстниками и воспитателями, они могли бы развить свои умственные способности и обрести полезные навыки. В индустриализованных странах для ребенка «нормально» находиться в яслях или детском саду. Для связанных тесными узами сообществ, где дети помогают ухаживать за младшими, кажется довольно странным изолировать их под присмотром посторонних, заставлять делать и учиться непонятным вещам, отделять их от остального общества. Школа как феномен в масштабе человеческой истории – лишь недавнее изобретение. Детский сад американского образца как этап подготовки к школе, с «классами», «учениками» и «учителями», с точки зрения истории культуры, вообще непонятно откуда взялся и кроме как в горстке стран почти нигде не встречается[26]. И, несмотря на это, большинство американцев среднего класса уверены, что «нормальным», «правильным» и «лучшим» способом обучения и социализации для трехлетнего ребенка является посещение такой вот мини-школы. Изучение других культур показывает, что существуют и иные способы вырастить из ребенка ответственного члена общества.
Но безотносительно того, как учатся и как растут дети, им все равно требуется детство, чтобы успеть вырасти и стать социально адаптированными взрослыми. Детство – характерная черта нашего вида, оно заложено в нашей природе. Почему так? Когда и как оно стало частью нашего жизненного пути? Для какой цели? Именно этими вопросами в наше время все чаще задаются антропологи.
Глава вторая
Эволюция детства
В конце 1980-х я год с лишним проработала в зоопарке на юго-западе Франции, изучая группу обезьян-маготов. Я и раньше изучала группы обезьян, но эти макаки не сидели в клетке, а бродили по просторной территории в несколько акров, и я бродила вместе с ними. Целью моего исследования было наблюдать за взрослыми самками маготов и подмечать их брачное поведение. И вот я целыми днями бродила в компании обезьян. К концу года я знала их, как членов своей семьи. И я была свидетелем, а иногда и участником бесчисленных ситуаций и конфликтов, возникавших между ними, совсем как в любой группе живущих бок о бок людей: споров, ссор, примирений и совместных дел. Все это было ужасно увлекательно.
Мне нельзя было трогать животных, но время от времени они трогали меня – иногда в знак приязни, иногда как предостережение, если я подходила слишком близко. Чаще всего контактировать приходилось с молодыми макаками, которых мы называли «подростками». Как и наши подростки, они были полны энергии и готовы развлекаться дни напролет. В тот год в стае было 23 таких молодых обезьяны; все они родились позапрошлой осенью и теперь развлекались сообща. Два года – золотое время для макак: они уже не кормятся грудью, но по-прежнему привязаны к своим матерям и еще не готовы вступить во взрослую жизнь. Годом позже трехлетние самки вступят в свой первый период спаривания, а самцы станут учиться статусным играм взрослых особей. Но те несколько предшествующих месяцев они были вольны искать неприятностей на свою голову. И часто искали их у меня.
Веселее всего им было во время дождя. Я тогда надевала зеленый пластиковый дождевик и, к примеру, сидя под деревом с секундомером в одной руке, а второй, засунутой в полиэтиленовый пакет, пытаясь по минутам записывать свои наблюдения, сосредоточенно следила за взрослой самкой, как вдруг – шмяк! – мне на спину с размаху кто-то падает. Это один из «подростков» бог знает откуда спрыгнул на меня и теперь отчаянно цепляется всеми руками и ногами, сползая по скользкому дождевику наземь. Скоро это стало у них таким развлечением: они один за другим бросались мне на плечи и затем сползали по спине, бокам или переду плаща и неизбежно плюхались на землю. Иногда я пыталась их стряхнуть, чтобы сохранить между мной и ими дистанцию наблюдателя, но их это не останавливало: шмяк! плюх! шмяк! плюх!
Помню, как летом я лежала и отдыхала, никого не трогая, и тут на меня запрыгивает один из «подростков» и, с любопытством поразглядывав свое отражение в моих солнцезащитных очках, вдруг вцепляется мне в нос своими скользкими пальчиками и от души щипает его. Умей обезьяны смеяться, уверена, он бы заливался со смеху.
Но хотя я хорошо запомнила этих «подростков» и много с ними пообщалась, объектом моего исследования были не они, и свои наблюдения за их поведением, которые делала машинально, я не старалась записывать. Сотрудники зоопарка тогда еще не пометили молодняк специальными цветными метками, чтобы тех можно было отличать одного от другого, так что я не рассматривала их как индивидуумов. Для меня все они были на одно лицо. Более того, часто они и вели себя как безликая обезьянья орда, носящаяся туда-сюда и сеющая разрушения. Работники зоопарка в разговорах обыкновенно жаловались друг другу, как «эти чертовы дети» опять украли у них ручку или что «ужасные двухлетки» снова дергали их за волосы. Как и большинство взрослых, мы и не думали воспринимать их всерьез.
И напрасно, потому что наши представления о месте молодняка в социальной структуре обезьяньей стаи были совершенно ошибочными. Хотя ученые еще только начинают изучать этот этап их жизненного цикла, они уже приходят к выводу, что неполовозрелые особи приматов взрослеют быстрее, чем люди[27]. По сравнению с человеческими детьми в той же фазе роста и развития, молодые обезьяны, отлученные от груди (а происходит это у разных видов в разное время), крайне самостоятельны. Они по-прежнему живут со своими матерями, бегут к ним в поисках защиты, спят рядом с ними, но в течение дня молодняк более-менее предоставлен сам себе. К примеру, они не зависят от матерей в плане пропитания. Еще более неожиданно то, насколько быстро приматы из еще довольно привязанных к матерям отъемышей превращаются в почти взрослых особей, готовых к спариванию. У самок макак между отлучением от груди и зрелостью проходит всего год или два. Иными словами, приматы из грудных детенышей вырастают сначала в независимых «подростков», затем во взрослых особей – но детьми не бывают никогда.
Детство бывает только у людей. Помимо социальных условностей, у людей есть и объективные биологические признаки детского возраста. У других животных, даже у приматов, их нет. Однако для людей это настолько важный жизненный этап, что он почти наверняка явился результатом естественного отбора.
Так откуда же возникло детство? И зачем оно нужно с точки зрения эволюции?
26
Postman 1982.
27
Pereira and Fairbanks 1993.