Страница 25 из 40
Оценив достоинства молодого иеромонаха, великий князь Константин Константинович, после двух лет службы о. Сергия в дворцовых храмах Стрельни и Павловска, просил его от лица всех «Константиновичей» стать их духовником. Это произошло в Павловском дворце перед Пасхой в апреле 1900 г. Первоначально, на предложение великого князя, переданное через его адъютанта генерала Ярмолинского, о. Сергий ответил отказом, «ссылаясь на свою богословскую неподготовленность», но в тот же день, после личных просьб всех старших представителей «Константиновичей», в том числе королевы эллинов Ольги Константиновны, согласился. По словам ей. Сергия, он был великокняжеским духовником целых 18 лет, до ареста весной 1918 г. большинства членов этой ветви Романовых. Только один раз он надолго расстался с ними, когда в 1904–1905 гг., во время Русско-японской войны, был послан военным священником в Манчжурию, в действующую армию[154].
О духовном авторитете о. Сергия свидетельствует письмо к нему Августейших детей от 6 мая 1903 г.: «Дорогой Батюшка! Узнав от Дяденьки, что Вы хотите сделать в трапезной каменный пол, мы собрали, сколько могли, из наших карманных денег и просим Вас принять эту лепту и помолиться о болящих Гаврииле и Олеге. Просим Вашего благословения. Иоанн, Татиана, Константин, Олег и Игорь»[155].
«Константиновичи» были известны своей широкой благотворительной деятельностью, финансируя десятки школ, приютов, богаделен и т. п. В этой деятельности активно участвовал и о. Сергий, в частности, дважды в год – к Рождеству и Пасхе – передавал со своей сопроводительной запиской пакет просьб о помощи жителей поселков Стрельни, Сергиево и паломников пустыни к Великому Князю Димитрию Константиновичу, который выдавал на всех 500–700 рублей. В 1904 г. иеромонах стал председателем правления православного благотворительного Общества ревнителей веры и милосердия при освященном 1 июня 1903 г. храме преподобномученика Андрея Критского. В частично занимаемом этой церковью Доме милосердия также располагались школа с приютом для сирот и богадельня для одиноких старушек[156].
В июле 1912 г. иеромонах Сергий освятил вновь устроенную в Константиновском дворце над покоями Димитрия Константиновича церковь ев. кн. Александра Невского (во время реконструкции 2002–2003 гг. на ее месте сделали шахту лифта). Осенью 1916 г. в Стрельне с благословения о. Сергия было устроено подворье Шамординского монастыря, часть насельниц которого батюшка позднее – в 1920-е гг. – окормлял. Служил иеромонах и в других храмах. Так, 17 декабря 1910 г., в день двадцатилетия Великого Князя Константина Константиновича (младшего), о. Сергий совершил богослужение во Введенской церкви Мраморного дворца. Продолжал он окормлять своих Августейших духовных детей и в годы Первой мировой войны. В частности, для служившего тогда в армии и приезжавшего наездами в Петроград Иоанна Константиновича батюшка за август-октябрь 1916 г. провел четыре службы и две исповеди. Помимо окормления «Константиновичей» о. Сергий подготовил к исповеди сына Великого Князя Сергея Михайловича, неоднократно встречался и с Императором Николаем II.
О своих монархических убеждениях и теплых чувствах к Великим Князьям и Императорской Семье ей. Сергий открыто говорил даже на допросах в ОГПУ: «В семье Константиновичей мне пришлось встречаться и с самим царем, бывавшим на семейных торжествах у Великого Князя. Отдельные встречи с царем у меня проходили на праздниках Рождества и Пасхи, когда меня наряду с причтом придворного духовенства приглашали во дворец. Обычно на третий день Пасхи царь имел обычай христосоваться с придворным духовенством, причем, согласно правил, монашеское духовенство, даже сам митрополит, с царем не христосовались, а это право было дано только настоятелю Сергиевой пустыни, которым я в то время являлся. Последнюю свою встречу с царем я имел на Рождестве в 1916 г., когда Государь со мной беседовал довольно продолжительное время. От облика царя у меня осталось впечатление, что это был человек кроткий, смиренный, удивительно скромный, напоминавший скорее простого офицерика, а не самодержца, человек в обращении более чем деликатный, с приятным взглядом. Поэтому факт отречения Государя от престола я встретил с огромным сожалением, скорбел за Помазанника Божьего, т. к. я лично был самым тесным образом связан с интересами династии и был всем обязан царскому строю. В “распутиниаду” я не верил. Я имел случай проверить правдоподобность тех слухов и сплетен, какие распространялись вокруг имени Распутина и царицы. Моим духовным сыном был камердинер самого царя, прослуживший у него 24 года, некий Иван Васильевич. Однажды, на исповеди, я задал ему вопрос: верно ли все то, что говорят о пьянстве царя, Распутине и царице. Камердинер мне поклялся, что все это – ложь, и этого мне было достаточно»[157].
В 1915 г. по рекомендации Великого Князя Димитрия Константиновича и ходатайству Петроградского митрополита Владимира о. Сергий был назначен на должность настоятеля Троице-Сергиевой пустыни, хотя он сначала неоднократно отказывался в пользу наместника иеромонаха Иоасафа (Меркулова). 5 мая митр. Владимир писал Святейшему Синоду: «Настоятель Свято-Троицкой Сергиевой Первоклассной Пустыни, близ Петрограда, архимандрит Михаил 5 сего мая прислал ко мне свое прошение следующего содержания: “22 марта сего 1915 года, во время служения Пасхальной Светлой утрени, я внезапно серьезно заболел и с того времени лежу в постели. Сознаю, что дальнейшее управление обителью для меня будет не по силам. Донося о сем, долгом считаю для себя почтительнейше просить Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь и Владыко, об увольнении меня от управления Троицко-Сергиевою Пустынью на покой и о назначении вместо меня настоятелем в Сергиеву Пустынь ризничного оной иеромонаха Сергия, как вполне способного к прохождению такого служения”. Донося о вышесказанном и находя прошение архимандрита Михаила заслуживающим уважения, – признавая также и со своей стороны иеромонаха Сергия способным и достойным занятия настоятельской должности в Сергиевой Пустыни… имею долг почтительнейше ходатайствовать…»
По указу Свят. Синода от 6 мая 1915 г. за № 3504 архим. Михаил был уволен от настоятельства, а новым настоятелем пустыни назначен иеромонах Сергий, с возведением в сан архимандрита. 24 мая о. Сергий был удостоен этого сана, прежний же настоятель обители архим. Михаил (Горелышев) скончался 14 мая 1918 г.[158]
К 1915 г. Троице-Сергиева пустынь представляла собой один из крупнейших монастырей Петроградской епархии с семью действующими храмами, пятью часовнями, многочисленной братией и обширным хозяйством. В обители имелось: свыше 20 коров лучшей породы, конюшня с ценными лошадями, птичник «с несметными стаями совершенно ручных кур», пчельник, обеспечивавший обитель медом, фруктовый сад, «огородное и полевое земледельческое хозяйство». Годовой доход пустыни в то время составлял около 15000 руб. Это позволило увеличить число насельников. В 1915 г. численность братии и проживавших «для богомоления» составляла почти 90 человек. Образцовое ведение хозяйства позволило пустыни расширить благотворительную деятельность. В монастыре действовали инвалидный дом, школа на 60 мальчиков, больница, странноприимная. О больнице литератор Леонид Соколов в 1915 г. писал: «Больница Сергиевой пустыни с амбулаторией для приходящих больных – чистое просторное здание. Больница построена нынешним опытным настоятелем; порядок и чистота. Стены окрашены масляной краской, приличная прислуга, опрятные кровати, из них 10 – для монахов. Ванна, электрическая машина, аптека. Внизу амбулатория, принимающая в год до 6000 больных (в 1913 году принято было 6534 человека). Фельдшер – монах, врач – мирской. Больница производит приятное впечатление».
154
Антонов В.В. Священномученик епископ Сергий (Дружинин) // Православная жизнь. 1996. № 2. С. 3.
155
Лавры, монастыри, храмы Святой Руси. СПб., 1905. С. 43.
156
Коняев Н. «Талант к Православию». Приходская жизнь (храм во имя преподобномученика Андрея Критского и святой праведный Иоанн Кронштадтский). СПб., 2002. С. 24–25.
157
АУФСБ СПб. ЛО, ф. арх. – след. дел, д. П-83017, т. 1, лл. 31–32.
158
Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб.), ф. 19, оп. 107, д. 43, лл. 1-31.