Страница 5 из 11
На первом парадном заседании Собора в обширном Храме Христа Спасителя от лица Правительства, в роли министра исповеданий, я принес нижеследующее приветствие-декларацию, в которой старался выяснить и принципиальную и деловую благожелательность новой власти к делам церкви, приглашаемой к законодательному творчеству и совместному с Временным Правительством преобразованию конституции России:
«Временное правительство поручило мне заявить освященному Собору, что оно гордо сознанием – видеть открытие Его церковного торжества под его сенью и защитой. То, чего не могла дать русской национальной церкви власть старого порядка, с легкостью и радостью предоставляет новое правительство, обязанное насадить и укрепить в России истинную свободу. Временное правительство видит в настоящем Соборе не обычный съезд частного сообщества, каких теперь несчетное число; оно видит в Соборе Русской Православной Церкви полномочный орган церковного законодательства, имеющий право авторитетного представления на уважение Временного правительства законопроектов о новом образе церковно-правительственных учреждений и о видоизменении отношений церкви к государству. Временное правительство сознает себя, впредь до выработки Учредительным Собранием новых основных законов, стоящим в тесной близости к делам и интересам Православной Церкви. В своем составе оно до сих пор имело обер-прокурора св. Синода Русской Православной Церкви (а не иных каких-либо исповеданий). И если недавно упразднена эта должность (но не упразднены до времени ее права и обязанности), то только потому, что, в виду Церковного Собора, правительство не желало, ради символики утверждаемой им свободы церкви, сохранять это имя, ставшее, по мнению церковного общества, синонимом тяжкой зависимости церкви от государства.
Временное правительство ждет той минуты, когда Собор представит ему новый план церковного управления, и тогда оно с готовностью упразднит в круге полномочий своего министра исповеданий его обер-прокурорские права и обязанности по делам внутреннего церковного управления, оставив за ним более внешний надзор за закономерностью. Ожидая от Собора законодательных предположений, касающихся преобразований церковного управления, Временное правительство полагает, что впредь до принятия им этих предположений все прежние правящие установления Русской Церкви, к учреждению коих государственная власть приложила печать своей санкции, остаются в полной силе их действия и не могут быть поколеблены без внесения в область управления церковно-государственных отношений беспорядка и анархии. Не желая этого ни Церкви, ни Государству и утверждая публично-правовые полномочия Собора, Временное Правительство 11-го сего августа приняло следующее постановление в двух пунктах: 1) Предоставить открывающемуся 15-го сего августа в Москве Поместному Собору Всероссийской Церкви выработать и внести на уважение Временного Правительства законопроект о новом порядке свободного самоуправления Русской Церкви. 2) Сохранить впредь до принятия государственной властью нового устройства высшего церковного управления все дела внутреннего церковного управления в ведении Св. Правительствующего Синода и состоящих при нем установлений».
Через эту декларацию Временное Правительство вновь подчеркивало, что оно идет на суд Учредительного Собрания не только с идеей Кавура – libera chiesa in stato libero, но и с дополнением ее идеей культурного сотрудничества государства и церкви.
Тогда же от лица нового, выдвинутого революцией, муниципального управления Москвы выступал с приветствием Собору Городской Голова В.В. Руднев. Высказывая горячие пожелания успеха в предстоящем Собору деле устроения отныне свободной церкви, В.В. Руднев сказал, между прочим: «Источники религиозного одушевления вечны… и пока жив русский народ, жива будет в нем и вера православная». Целый фонтан озлобленных ругательств по адресу этого «социал-предателя» был извергнут на другой день московской большевистской газетой за столь «реакционное» слово на столь «реакционном» собрании.
Подземный вулкан большевистского варварства уже клокотал, готовый взорваться и похоронить под развалинами всеобщего разгрома все идеалистические планы Временного правительства и Церкви. 25 октября 1917 г. Временное правительство уже заключено было в казематы Петропавловской крепости, а Собор продолжал еще работать и закреплять новый строй Церкви до 8 сентября 1919 г. Но собор под властью большевиков потерял уже всякую почву для какого-либо законопроекта о взаимоотношениях церкви и государства. Наступил режим гонений, и нужно было думать только от случая к случаю о мерах защиты церкви.
Интересно было отношение патриарха Тихона к похороненному большевиками законопроекту. По освобождении из большевистской тюрьмы, я жил конспиративно в Москве летом 1918 года. Состоя избранным членом Высшего Церковного совета при патриархе, я одновременно работал в антибольшевистской политической организации так называемого «левого центра». Между прочим, мы разрабатывали программы и законопроекты для декларативного и делового употребления в Южной России, находившейся под управлением генерала Деникина, а также на случай появления национального правительства и в самой Москве. Программа положения православной церкви в русском государстве была по существу повторением уже изложенной выше системы взаимной свободы при взаимном сотрудничестве обеих сторон. Перед тайной отсылкой программы на юг России, мы с другим общественным деятелем, ныне еще живым, отправились к святейшему патриарху за советом и критикой. В начале сентября 1918 г. патриарх Тихон принял нас в своем Троицком подворье как всегда очень ласково, за стаканом чая и даже с самоварчиком. Дослушав до конца внимательно и грустно, он вдруг снисходительно засмеялся над нашими «хорошими словами», как мудрый старец смеется над идеализмом мечтательных юношей. «Хорошо! Уж очень все хорошо! Да только когда все это будет? Конечно, не теперь!» Как сын народа, патриарх Тихон тогда уже инстинктом чувствовал силу и длительность народного увлечения большевизмом, не верил в возможность скорой победы белого движения и не был согласен с нами в политических расчетах.
Действительно, история к нашему времени активировала этот план эпохи Временного правительства. Он был продиктован эволюционными взглядами на положение вещей. Мыслилась наличность исторической инерции, непотрясенность основ старого строя государства и церкви. Теперь от них не осталось камня на камне. Революция спалила последние остатки каких-то опор церкви в государстве. В гонениях и мученичестве от государства церковь приобрела полнейшую самоопору и свободу, которыми должна дорожить и обратно их не сдавать ни за какую чечевичную похлебку обманчивых привилегий. Сегодня государство – друг, а завтра – враг. При текучести и неустойчивости режимов для так трагически освободившейся церкви наилучше блюсти свою свободу, независимость и соединенную с ними моральную силу в отделении от государства и не подвергать себя новому риску связи с неверным союзником.
Будущий режим свободной России для нас теперь – уравнение со многими неизвестными. Абстрактно мыслима, однако, и такая комбинация, когда вновь встал бы вопрос о некотором культурном сотрудничестве государства с церковью. Но форма и подход к нему были бы уже обратными эпохе Временного правительства: не от дурного союза – к благодетельному разводу, а от принципиального и ценного разделения – к свободной кооперации двух независимых величин.
И.А. Стратонов
Русская церковная смута 1921–1931 гг.
Священной памяти в Бозе почившего великого господина и отца, святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России посвящает нижеследующие строки его духовный сын и послушник.