"Орчонок"

Слова Нельяфинвэ о друзьях крепко запали Шуйре в душу. Если лорд столь непринужденно и уверенно об этом спрашивал, значит, у эльфов такое сплошь и рядом. А у Шуйры нет, хотя он, как выяснилось, тоже эльф. Интересно, как заводятся друзья? Надо будет у Макалаурэ спросить.

От размышлений Шуйру отвлек какой-то подозрительный шум впереди. «Орчонок» спешился, лег на брюхо и осторожно пополз, желая разведать, чего там творится.

Взору Шуйры открылась небольшая полянка посреди заиндевелого бурелома. Снег утоптан, пропитан кровью и пеплом, в центре горит костер, а у костра – это ж надо, такое совпадение – Рыграх вместе со всей десяткой, включая громилу Пурыша. И на место Шуйры какого-то чурку облезлого нашли…

Орки свежевали добычу. Три залитых кровью тела в серебристо поблескивающих кольчугах (хороший трофей) лежали кучей чуть поодаль, а с четвертого уже сняли все, включая кожу. Зима – голодное время, а эльфятина сладка. Шуйра не убивал эльфов, но вот похлебку из них ему пару раз жрать доводилось.

Обычное, в общем-то, дело. Столкнулись два отряда, оркам повезло больше, и они обедают. А заодно завтракают и ужинают. Шуйру не заметили, по-хорошему надо повернуться и ехать своей дорогой, тут уже ничем не поможешь, а бывшие сородичи хоть нажрутся вволю.

Но у другого края полянки лежали два живых эльфа, туго скрученные веревками. Шуйра даже с такого расстояния видел их бледно-зеленые от ужаса лица. Более того – узнал. И с чего провидению вздумалось собрать на этой полянке половину его знакомых?

Живыми оказались Раймондил и Орикон. Надо сказать, после пары месяцев скрытого презрения, их ненависть стала взаимной. Шуйра терпеть не мог этих двоих и иногда жалел, что нельзя потихоньку пырнуть их кинжалом. Преступление все-таки.

Теперь и кинжала не надо. Просто проехать мимо, а Макалаурэ сказать, мол, ничего не смог сделать. И правда, что Шуйра в одиночку может предпринять против десяти голодных орков, только что из-за этого самого голода заваливших полдюжины эльфов?

Но Шуйра почему-то все лежал и лежал на снегу, отстраненно глядел, как бывшие сородичи свежуют нынешнего. Судьба Раймондила и Орикона была ясна до прозрачности. Пока есть трупы, живых будут таскать с собой. Может, позабавятся пару раз, волосы там отрежут, уши (некстати вспомнилось, как было страшно, когда он сам думал, что ему отрежут уши), языки выдернут, зубы на ожерелья и амулеты повыбивают. А потом освежуют живьем и закоптят на огне. Живых обычно не варят, едят теплыми, полусырыми. Шуйра видел такое очень давно, издалека. Мелким был, ни кусочка не досталось, но от крика уши сводило.

Сейчас, глядя на широко распахнутые глаза своих извечных обидчиков, «орчонок» думал, что не так уж сильно их ненавидит…

Мгновение – и Шуйра беззвучно отполз прочь. Для того чтобы спокойно вывернуть плащ мехом наружу, раскопать снег и с ног до головы натереться грязью. Взлохматить, растрепать отросшие до плеч волосы, выкинуть подальше приметный эльфийский меч и временно забыть все, чему успел научить Макалаурэ. Сейчас нужен прежний Шуйра.

…Когда он вывалился из-за ближайшей ели, изумились все, включая пленников.

- Ба, Шуйра! – воскликнул громила Пурыш. – Как раз на пожрать приперся, зараза!

Шуйра отметил, что Пурыш по нему явно соскучился.

- Ты где шлялся, тварь ползучая? – не менее тепло поприветствовал лучшего разведчика Рыграх.

- Где надо, ублюдки, – отчитался Шуйра, скидывая с плеч мешок гномьего порошка. – Гля, что у меня! Эльфийская каша.

- А у нас – мясо! – торжествующе поведал громила Пурыш. – Видал, даже два свеженьких есть.

- Да ну, обделались наверняка, – с видом знатока скривился Шуйра.

- А с чего им? – удивился Пурыш. – Мы их даже не пощекотали.

- Зато сородичей сейчас у них перед носом жрать будем, – сообразил более умный Рыграх. – Эльфы тупые: нет, чтобы себе лишний кусочек выклянчать, так они носы воротят… Эй, Шуйра, а где твое кольцо?

Мысленно Шуйра проклял сам себя до седьмого колена за недальновидность, а вслух нашелся:

- Потерял, когда кашу тырил. Эльф один, тварь такая, прямо с мясом выдрал. Но оно уже зажило. Мировая каша, видите, какая у меня харя жирная стала? Это я эльфийскую кашу все время жрал! Лучше всякого мяса, и вкуснее, и жирнее. Угощаю, твари, налетай!

Со стороны пленников донесся подозрительный сдавленный звук, который чуть не загубил дело. Из этого Шуйра заключил, что минимум один из эльфов знает черное наречие и секрет гномьего порошка. А если последнее не знает, то догадывается.

- Отволоките живых подальше, – распорядился Рыграх. – А то еще сдохнут от вида нашей пирушки, бывали случаи.

- Пусть не смотрят! – заржал громила Пурыш, но пленников оттащил к самому бурелому, головами в снег ткнул, по-хозяйски дернул Орикона за золотистую косу, но отрезать ее пока не стал – время дележки не пришло.

И глядя на все это, Шуйра окончательно и бесповоротно понял, что хочет быть Андалайтэ. Не резать чужие косы, не жрать сородичей даже в самый лютый голод. И рассказать Макалаурэ все, о чем тот спросит. И исподлобья никогда не смотреть, и спать без ножа под подушкой – неужели это и в самом деле так невозможно? Неужели вообще есть что-то невозможное, когда тебе доверяют, разговаривают с тобой, кормят, отвечают на вопросы, не раздают затрещины каждый день… жалеют. С некоторых пор Шуйра начал понимать, что такое жалость, и как она выглядит.

«Андалайтэ… Лайтэ… Лайо… Какое у меня имя красивое и печальное. Пусть я даже сегодня умру, но хоть последние часы буду эльфом под маской орка, а не наоборот!»

«Кашу» все-таки высыпали в котелок – сколько влезло. Потом Рыграх велел накидать туда снега. Лайо (теперь он мысленно называл себя только так) возразил:

- Идиот, это ж эльфийская каша! Ей вообще вода не нужна.

- Сам идиот! – пришлось привычно увертываться от плетки. – Будто я не знаю, как кашу варят! Тащите снег, ну!

Снега положили, хотя и вполовину меньше, чем обычно. Котелок повесили над огнем, освежеванное тело кинули в сторону, не до него было, все-таки не каждый день доводится пробовать жирную и вкусную, по словам лучшего разведчика, эльфийскую кашу. Лайо понятия не имел, как поведет себя гномий порошок: лорд Нельяфинвэ велел беречь его от влаги.

«Явно гномы не предполагали, что кучка орков будет варить из их изобретения кашу…»

Текли минуты тревожного ожидания. Снег растаял, «каша» закипела. Раймондил и Орикон на краю полянки совсем притихли. Лайо был бы рад отбежать к ним, но не мог: его, как знатока, поставили перемешивать. Оставалось надеяться, что варево рванет, а у пленников достанет сообразительности освободиться.

- Скоро там уже? – нетерпеливо вытянул шею громила Пурыш.

И тут в орков полетели эльфийские стрелы.

- Засада! – заорал Рыграх, подхватывая щит. – Вокруг костра, живо!

У Лайо своего щита не было, поэтому он привычно юркнул за могучую спину Пурыша, почти наступая пятками на огонь. Лайо не понимал, откуда здесь и сейчас взялись сородичи со стрелами, но был этому обстоятельству очень рад. Теперь не важно, рванет оно или…

Грянул взрыв.

Орки разлетелись по полянке в разные стороны, строй сбился. На миг Лайо потерял сознание, а когда очнулся, увидел, что все кругом в клубах дыма, стрелы еще летают, но как-то вяло, а из-за бурелома выскакивают первые эльфийские воины. Лайо с трудом поднялся на ноги, толком не понимая, что будет сейчас делать: присоединится к сражению, попытается спрятаться и не лезть в драку, где его по ошибке непременно зашибут свои же, или проберется к пленникам и освободит их.

Что-то острое и толстое почти одновременно врезалось в бок и плечо, все тело свело судорогой от боли.

«Кажется, меня подстрелили, – вяло сообразил Лайо, падая. – Как там Нельяфинвэ говорил… Моринготто и тысяча валараукар…»

Драка шла своим чередом, в этот раз эльфы побеждали. Кого-то из десятки тоже настигли стрелы, кто-то (например, громила Пурыш) сумел убежать, расшвыряв всех на своем пути, кого-то ранили, кого-то зарубили на месте. А Лайо все лежал и лежал у развороченного костра, глядел, как рассеивается потихоньку дым и открывается вид на стремительно синеющее небо. Вечерело.